— Повторюсь, по характеру ваших ран предполагать… Короче от этого не умирают, если только кровью не истечь напрочь.

— Откуда такие познания?

— Да уж повидал разные ранения.

— Заметно, — сказал Александр, кивнув на ногу собеседника.

— Да, и это тоже… Короче я позвонил друзьям. Они привезли врача, вас грамотно перевязали и влили немножко крови, — с улыбкой произнес Владимир Святославович, подражая одесскому говору. — Они сообщили куда следует, и у меня тут едва не в квартире, едва не пост выставили. Вон, полюбуйтесь, с утра маются.

Проследив его взгляд, майор с трудом подошел к окну и оглядел двор. На скамейке перед подъездом два молодых человека азартно бились в шахматы, в дальнем углу примостился фургончик с тонированными стеклами, а в арке мило беседовала молодая пара. Именно эти моменты показались Александру неестественными в обычной суете обычного двора, и он сказал об этом хозяину квартиры.

— Именно так. Служба в своем амплуа: скрытое от посторонних — не секрет для профессионала. В принципе все бы ничего, но закавыка в том, что она как раз и предназначена для противодействия профессионалам.

— Вы так уверенно судите…

— О чем не знаю? К сожалению знаю хорошо. Имел честь иметь отношение, повторюсь, и простите за каламбур, не только к военной службе, но и к Комитету… Ладно, это не суть важно. Сейчас я позвоню, и вас заберут. Вами, кстати, давно интересуется один тип приятной наружности. Судя по всему из этой вашей собственной безопасности. Готов даже был сидеть у вашей постели как нянька — сиделка, такой заботливый.

По тону Владимира Святославовича Берестов понял, что его отношение к «типу» далеко от положительного. Еще раз поблагодарив гостеприимного хозяина, майор опустился в кресло, всем своим видом давая понять, что готов ждать «типа» сколько потребуется.

Владимир Святославович, набрав номер, сообщил о том, что гость пришел в себя, и его можно перевозить, так как его самочувствие не вызывает опасений.

Во дворе произошло некое движение, на первый взгляд хаотическое и постороннему взгляду не заметное, но в результате которого все заинтересованные лица образовали контролируемый коридор от подъезда до услужливо подкатившего фургончика. При этом люди не стояли в ряд от двери до двери, как зачастую показывают в боевиках. Просто каждый находился на своем месте и отслеживал свой сектор, исключая возможность несанкционированного контакта выводимого объекта с посторонними людьми. Контакта как физического, так и огневого.

— Неплохо. — оценил Владимир Святославович, наблюдавший за происходящим через оконное стекло.

По его знаку преисполненный важности Славка впустил в квартиру прибывшего сотрудника. Берестов поднялся и двинулся к выходу, стараясь избежать ненужных разговоров и объяснений. На самом пороге он неожиданно обернулся и спросил:

— Ушли из-за ранения?

— Да.

— Так и подумал. — Резюмировал майор и, переступив порог, закрыл за собой дверь.

К удивлению Берестова Управление не гудело как растревоженный улей, ничто не отличалось от обычного служебного дня. Знакомые и не очень сотрудники, кратко здороваясь, проходили мимо, как это бывало всегда. «Ну да, это же меня подстрелили. Им-то что, — несколько обиженно подумал майор, — хотя мне что, в первый раз что ли?» В новостях о нем, слава Богу, молчали. Видимо стараниями службы собственной безопасности информация не вышла за рамки определенного круга, однако ему было действительно обидно, что, по большому счету, всем все равно, словно такие события происходят ежедневно.

Он понимал, конечно, что его настроение — результат общения с сотрудником этой самой службы, вернее того взаимного непонимания, которое возникло сразу, хоть и было замаскировано выверенными, обтекаемыми, так сказать политкорректными фразами, но от осознания этого было не только не легче, напротив, холодная сырая хмарь заполняла всю его душу без остатка. Устало бредя к выходу, майор перебирал в памяти детали состоявшегося разговора…

Прибывший сотрудник представился как подполковник СБ Карев. У него хватило деликатности не набрасываться на Берестова с расспросами прямо в уютной прохладе фургончика по пути в поликлинику ФСБ. Терпел он и во время углубленного медосмотра, естественно, и даже когда вез Берестова на квартиру, принадлежащую Управлению военной контрразведки округа, где майор должен был провести ночь под надежной охраной. Поинтересовался лишь у врачей о состоянии здоровья пациента и необходимостью госпитализации. Поскольку сам Берестов изо всех сил убеждал всех присутствующих в том, что после каждой царапины в госпиталях не належишься, врачи, реально оценив опасность полученных ранений, сочли возможным уступить, что несказанно обрадовало Карева.

На следующее утро прибывший в Управление, Александр с удивлением обнаружил настырного подполковника в своем кабинете. По хозяйски расположившись в его, Берестова, офисном кресле, подполковник Карев вальяжно предложил майору присесть на стул для посетителей, чем сразу вызвал устойчивое отторжение. В ходе разговора, по тону и смыслу задаваемых вопросов, майор вдруг понял, что его подозревают, ни много ни мало, в том, что это он, Берестов убил девушку и стрелял в Павла. Ему было трудно поверить в этот абсурд, но Карев упорно и настойчиво гнул свою линию, невзирая на очевидные, по мнению Александра, факты и события, противоречащие столь нелепому обвинению. У подполковника была своя версия на все доводы, приводимые Берестовым. Баллистическая экспертиза? Выстрел в девчонку издалека? Был сообщник! Ранение в руку? Случай или продуманная уловка для алиби.

— Поймите, как мне все это оценивать? Я готов вам поверить, правда, — вкрадчиво ворковал Карев, — но вот факты. Вы же сам сотрудник. Как бы вы оценили, если бы на найденной убитой девушке была надета моя ветровка, а в кармане мое водительское удостоверение? У девочки никаких документов… Да, еще на ветровке была бы моя кровь, что со стопроцентной вероятностью предполагает мое присутствие там во время убийства.

— Но не соучастие в убийстве. Наличие крови иного лица на теле жертвы, в случае огнестрела, не делает этого человека, стопроцентным убийцей. Не об ножик порезался, ударяя жертву…

— Естественно. Но куда же вы, коль скоро увидели такое происшествие, подевались с места событий?

Посмотрев на Карева как на умалишенного, Берестов, борясь с подступающим приступом раздражения, ибо понимал, что подполковник именно этого и добивается, просто жаждет вывести его из состояния равновесия, преувеличенно спокойно произнес:

— Да стреляли в меня. Знаете, подстрелить могли. Я просто не мог позволить вам лишиться главного подозреваемого. Вот и смылся. А потом, простите, в обморок брякнулся как институтка. Доктор сказал, что кровушки маловато оставалось.

— Да я же понимаю. Я просто пытаюсь с вашей помощью проработать и оценить на степень достоверности различные версии, в том числе и самые фантастические…

— Ага, инопланетян!..

— Не до такой степени, но все же. При этом беспристрастно, что бы нас не обвинили в корпоративной круговой поруке… Все возможные версии…

— И поэтому мы битый час талдычим…

— Александр Михайлович…

— Хорошо. Беседуем. И беседуем именно о том, что это я самый главный злодей.

— Это не моя вина, — произнес подполковник, вальяжно откинувшись на спинку кресла, — давно бы уже обсудили все, и перешли к другим версиям. Вы сами затягиваете время, не хотите сотрудничать и говорить правду.

— А какая вам нужна правда? Что вы вкладываете в это понятие? Павел мой друг. С детства. Девчонку эту несчастную я видел вообще первый раз в жизни. Я ее защитил от хулиганов. Я передал вам паспорта некоторых из них. Они, допроси вы их, возможно подтвердят это… — сказал Берестов и вдруг запнулся. В том и дело, что не подтвердят. Какой идиот будет наговаривать на себя, собственноручно вешать покушение на изнасилование. Видимо пришедшая мысль отразилась на его лице, потому что губы Карева растянулись в довольной улыбке, и подполковник елейным голосом произнес: