«Ээээ… Ладно», - только и сумел я сказать в ответ.

С пустой тарелкой в руках отправился в пекарню.

Клифам велел дожидаться меня наверху.

***

«Ты так и не объяснил мне, мэтр, почему собаки всё ещё под воздействием твоих заклинаний. Ты говорил тогда, что плетения развеются через час. Но прошло намного больше времени. А клифы по-прежнему прыгают вокруг меня, будто птенцы рядом с матерью. Когда это закончится? Не хотел бы проснуться утром уже внутри их желудков».

«У меня нет ответа на ваш вопрос, юноша, - сказал профессор Рогов. – Никогда не интересовался психологией животных. А уж тем более – психологией клифских волкодавов. Хотя я слышал, что они очень необычные звери. Однако всё же звери. А я почти всю жизнь посвятил так называемым послежизненным явлениям – нежити и нечисти. Поэтому мало что могу вам сейчас подсказать».

«Ну просто вечер откровений сегодня! - сказал я. – Мастер Потус вдруг расщедрился накормить собак хлебом. Собак! А ведь недавно ругал, что я подкармливаю караваями детей».

Я покачал головой.

«Теперь ещё и ты, мэтр, говоришь мне, что чего-то не знаешь. Ты! Профессор академии! Проживший две с половиной сотни лет! С ума сойти. Не находишь это странным?»

«Нисколько, - сказал Мясник. – Невозможно знать всё, юноша. А возраст лишь косвенно влияет на количество знаний. Но я допускаю, что вы давно уже ответили на тот вопрос, который задали мне».

«Я?»

«Именно. Вспомните, что вы сказали там, во дворе дома в Красном переулке, когда упали с дерева».

«О том, что я человек-кузнечик?»

«Нет, - сказал профессор. – Вы, Егор, предположили, что клифы почувствовали, какой вы хороший человек. Быть может, так и получилось? Магия развеялась, а отношение собак к вам не изменилось. Возможно, дело действительно было не только в магии. Ещё в моё время поговаривали, что клифские волкодавы не просто умнее обычных собак, но и обладают обострёнными инстинктами. Их чутьё подсказало, что вы будете для них хорошим вожаком и верным другом. Потому они к вам и вернулись – я так считаю».

- Ну ещё бы, - проворчал я. – Кого другого они смогут так вылизывать?

Развернул найденную на столе в пекарне авоську – стал запихивать в неё караваи хлеба. Замерший рядом с печью призрак не пытался меня остановить. Лишь советовал: «Пшеничного побольше бери, парень. И медового. Ржаной собачки есть не станут». Я отмахнулся от него. Показал, что обойдусь без его советов.

- Они решили ко мне вернуться, - бормотал я. – Решили! Надо же. Обрадовали. Меня только не спросили. Ну а зачем? Небось, посовещались между собой…

Покачал головой.

Сунул в сетку очередной батон.

- А мне теперь придётся кормить целый зверинец!

***

Собаки признали моё право на спальню и кровать, но оккупировали гостиную. Причём располагались они там словно навечно. Обустроили лежанку под окном – самостоятельно натаскали из кладовки старых вещей мастера Потуса (мою одежду не тронули). Охотно согласились на кормёжку хлебом. Во всяком случае, пока. Налопались караваев, завалились отдыхать. Громко сопели. Лишь изредка приподнимали глаза – наблюдали за тем, как я делал зарядку.

Утром я предупредил Полушу, что у нас по дому бродят зубастые монстры.

- Клифы? – недоверчиво выдохнул пекарь.

Посмотрел на меня с таким восторгом, словно я передал ему любовное письмо от царевны. Мгновенно позабыл об экспериментальном виде хлеба, чей запах уловил ещё с порога. Вцепился в мою руку, словно ребёнок просивший папу отвести его в цирк.

- Мастер Карп! – взмолился он. – Энто правда? Настоящие клифские волкодавы? А можно мне на них посмотреть? Хоть одним глазком?! Пожалуйста!

Я пожал плечами.

- Пошли.

Всё равно собирался идти спать.

Клифы дремали, прижимались друг к другу. Их мощное сопение я услышал, поднимаясь по лестнице. Полуша приотстал – точно пытался прятаться за мою спину. Я бы на его месте поступил бы так же, зная, с кем именно предстояла встреча. Первым приподнял веки Барбос. Лениво вильнул хвостом, ударил по ляжке Надежду – та недовольно заворчала во сне. Но тут же приподняла голову, разглядывая моего спутника.

- Это Полуша, - сказал я.

Собаки дружно зевнули, продемонстрировав нам внушительные наборы зубов.

- Его есть нельзя, - добавил я.

Пекарь вздрогнул.

Следивший за нами призрак заявил: «Не пугай парня, етить тебя!»

Вера отвернулась, точно обидевшись.

Полушка прикоснулся к моему плечу.

- Мастер Карп, я… эта… пойду, - сказал он.

Мне показалось, что его голос слегка дрожал.

- Ладно. А я лягу спать. Буди, если что-то понадобится.

Пекарь покосился на собак.

- Спите, мастер Карп, - сказал он. – Мы с Лошкой сами со всем справимся.

***

Утром меня разбудил топот лап. Собаки кружили по гостиной, останавливались у дверного проёма спальни – жалобно скулили, поглядывая на меня через порог. Но в комнату не входили. Первой начала тявкать Надежда. Её голос я научился отличать от прочих. В нём мне почудился упрёк – дескать, я накормил своих друзей вчера хлебом, напоил водой, а на прогулку их вывести не хочу.

А вот не хочу!

Я сел, с трудом приоткрыл глаза. На ощупь нашёл сапоги. Клифы приветствовали моё пробуждение радостным повизгиванием.

Пока спускался по лестнице – снова был атакован слюнявыми языками. Не нашёл в себе сил, чтобы отбиваться. Лишь ступив на нижнюю ступень, сообразил: клифские волкодавы по-прежнему считали меня своим другом, а не аппетитным шашлыком. Распахнул входную дверь, посторонился, пропуская мимо себя клыкастую собачью банду. Сам я гулять не собирался: надеялся ещё поспать.

- Валите, - пробормотал я клифам вслед. – Может, отыщите своих прежних хозяев.

***

Но официальные хозяева собак не появились в моей пекарне ни утром, ни вечером. А сами волкодавы всячески показывали, что не намерены от меня уходить. Лопали за обе щёки хлеб; грелись на солнышке, облюбовав небольшую площадку напротив моей двери. Их утреннее появление во дворе поначалу вызвало панику среди жителей. Но уже к полудню к присутствию клифских волкодавов все привыкли – местные даже хвастались перед гостями квартала новой достопримечательностью (об этом мне рассказала Лошка, когда я во второй половине дня заглянул к ней в магазин).

Я пытался представить, что происходило в доме Мамаши Норы, если ни сама Белецкая, ни кто-то из её подручных всё ещё не примчались возвращать своих дорогущих собачек. О том, что троица клифов на рынке в столице стоила дороже новенькой пекарни, меня просветил Полуша. Парень сегодня говорил со мной исключительно о клифах. Даже дегустируя хлеб с корицей, он расспрашивал меня не о новом рецепте, а о кулинарных предпочтениях «собачек». Волкодавы выказывали молодому пекарю умеренную симпатию (разрешали парню прикасаться к ним), что приводило Полушу в бурный восторг.

Время до вечера пролетело стремительно. Я оглянуться не успел, как вновь пришлось лично приступить к выпеканию хлеба. С появлением клифов позабыл о новых сортах выпечки – сегодня решил обойтись без экспериментов. Полуша отчитался мне о проделанной работе; показал, где какое тесто поднималось; продемонстрировал «отдыхавшие» на столе заготовки для пшеничных караваев. В общем: ненавязчиво наметил мне фронт работы. Я в свою очередь объяснил политику партии клифским волкодавам: в магазин и пекарню не входить; велел собакам довольствоваться двором и жилыми комнатами.

Договариваться с клифами оказалось на удивление легко. Если только те сознательно не «косили под дурочка», как в случае с запретом на облизывание меня любимого. Наложенное мной ещё ночью табу на посещение спальни они не нарушали (этот факт подтвердил и мастер Потус, который наблюдал за передвижением собак по дому). Несмотря на аппетитный запах, что шёл из залов первого этажа, проинструктированные мной волкодавы делали вид, что те комнаты им нисколько не интересны. Вели себя клифы спокойно, не досаждали любопытством, точно прожили бок о бок со мной не один год.