- Держали бы вы собачек в доме, мастер Карп, - сказал усатый. – И вам было бы спокойней. Да и нам тоже. Нечего им шастать ночью по улице. Ведь всякое может случиться. Наткнёмся на них в темноте – прибьём ненароком. А нам бы не хотелось расстроить госпожу Белецкую.
Барбос посмотрел на командира стражников, склонил на бок голову – усомнился в том, кто кого мог бы «прибить». Я ощутил под ладонями слабую вибрацию, словно внутри Веры и Надежды заработали маленькие моторчики. Погладил их холки – призвал волкодавов успокоиться.
Улыбнулся. Кивнул.
- Конечно, уважаемый, - сказал я. – Обязательно воспользуюсь вашим советом. Ночью буду выпускать собак из дома лишь в особых случаях и ненадолго. Только если им уж очень сильно приспичит. Постараюсь, чтобы они не мешали вам работать. Рад был с вами побеседовать, господа. Спокойного вам дежурства.
Широко распахнул дверь.
- Вера, Надежда, Барбос, заходите в дом, - скомандовал я.
Собаки сорвались с места, будто подброшенные катапультой. Царапнули когтями по камням дорожки, рванули к дверному проёму. Надежда на ходу успела в очередной раз испачкать меня слюной – лизнула в плечо. Для этого ей пришлось лишь слегка вытянуть шею. Дамочки притормозили – пропустили вперёд Барбоса. Тот на мгновение замер – принюхался. Чихнул, встряхнув головой. Деловито зашагал к лестнице на второй этаж. Отталкивая друг друга, Вера и Надежда рванули в прихожую вслед за ним.
- Спокойной ночи, мастер Карп, - пожелал усатый.
«Очень сомневаюсь в том, что она будет спокойной», - мысленно проворчал я.
***
Попрощавшись со стражниками, задержался в прихожей, чтобы запереть дверь. Грохотал запорами и при этом всерьёз подумывал, не заночевать ли мне этой ночью в зале пекарни. Не оставить ли собак одних в жилой части дома, пока не пойму, что происходит. Или пока профессор Рогов не объяснит, почему за половину суток не выдохлись его заклинания.
«Ну и куда они рванули?» – спросил я.
«Лучше тебе самому на это взглянуть, парень», - ответил мне призрак.
Старый пекарь отправился наверх – вслед за клифскими волкодавами. И подозрительно долго никак не комментировал их действия. Что стало для меня неожиданностью, показалось подозрительным и необъяснимым явлением. Я слышал только топот тяжёлых лап – кто-то из клифов нарезал круги по гостиной над моей головой, осматривал и обнюхивал там все углы.
Я взобрался по скрипучим ступеням, огляделся. Увидел лишь Барбоса. Тот замер рядом со столом. Склонил голову над прикрытым тканью блюдом с кусками хлеба, принюхивался. Остатки моего ужина заинтересовали пса. Мне послышался тоскливый стон – я не разобрал: скулил это пёс или урчал от голода его живот. Других собак в гостиной я не увидел. Сомневаюсь, что те могли здесь спрятаться.
«Где они, старик?»
«Иди в спальню, парень».
В словах мастера Потуса мне послышалась насмешка. Слепок личности старого пекаря маячил у порога комнаты, в которую я так и не открыл ему доступ. Скрестив на груди руки, он вытягивал шею, что-то разглядывал – внутри спальни. Его светящаяся голубым светом фигура вздрагивала. Мне показалось, что призрак беззвучно посмеивался; причём, не исключено, что надо мной.
- Что там? – спросил я.
Рванул в спальню, уже предчувствуя недоброе. Проскочил сквозь призрачного старика (я давно уже не удосуживался его обходить) – почувствовал покалывание на коже. Едва не споткнулся о высокий порог. Потому что внезапно позабыл смотреть под ноги. От увиденной в полумраке спальни картины я сперва онемел. Замер, силясь понять: действительно ли на моей кровати разлеглись две огромные собаки, или то мне лишь привиделось – причудливая игра теней.
Зажёг на стене светильник. Яркий огонь масленого фонаря отразился в оконном стекле (я мельком увидел там своё унылое лицо и обнажённый торс), заблестел в двух парах больших звериных глаз. Клифы приподняли головы. Улыбнулись – похвастались зубами. Поприветствовали меня ритмичными ударами хвостов по перине. Призывно тявкнули, предлагая присоединиться к их компании. Надежда провела по кровати лапой, когтями собрала в гармошку простыню.
«Бабы так и норовят забраться к тебе в постель, парень», - сказал мастер Потус.
Его слова вывели меня из ступора, вернули способность говорить. Но я не просто заговорил...
В памяти всплыли похожие на большие комки шерсти коты моей бывшей жены. Те тоже одно время норовили забраться в наше супружеское ложе, облепить своими волосками мою подушку. Пока я не учинил им террор. Кошаки тогда летали по квартире, как воланы для бадминтона. Напрасно взывали о помощи к своей притаившейся в углу хозяйке. И до конца жизни запомнили моё жизненное кредо: только я сам решаю, кого пускать в свою постель.
Я взревел «аки лев». Не подозревал, что способен издать такие мощные звуки. Мигнул свет – пошатнулись на стенах тени. Оконные стёкла загудели, задрожали, но выдержали давление звуковой волны. А вот девичьи нервы не устояли под напором моих гневных речей. Обе собаки сорвались с кровати, словно в них плеснули кипятком. Не дослушали мою возмущённую тираду. Жалобно взвизгнули, загрохотали когтями по полу. Прижали к голове уши, склонили головы – пушечными снарядами вылетели за дверь.
Моё лицо обдало ветерком. В нос ударил мощный запах псины. Громкий чих заставил меня прервать приправленный всеми известными местными ругательствами гневный монолог. Я чихнул ещё пару раз, встряхнул головой. Открыл было рот, чтобы продолжить возмущаться… но понял, что запал прошёл. Гнев неожиданно сменился усталостью. Я покачал головой, взглянув на разгромленную постель. Поднял с пола подушку. Достал из-под кровати одеяло.
Вернулся в гостиную. Веру и Надежду там не обнаружил. Собаки умчались по лестнице к входной двери. Снизу доносилось постукивание по доскам пола мощных когтей. Исчез и призрак – отправился в зал пекарни, чтобы взглянуть на выпекавшийся хлеб. В просторной полупустой комнате, я застал лишь Барбоса. Клифский волкодав всё ещё тёрся около обеденного стола, принюхивался. Я подошёл к нему, сорвал с хлебницы ткань. Клиф заинтересованно дёрнул ушами.
- Хочешь попробовать? – спросил я.
Протянул Барбосу толстый кусок медового батона. Рядом с огромной головой тот показался крохотным. Провалился в пасть, точно песчинка в пропасть. Пёс сглотнул, облизнулся. Вопросительно взглянул на тарелку – поинтересовался, для кого предназначались оставшиеся там куски хлеба.
- Понравился? – сказал я. – Это хорошо. Потому что мне вас кормить больше и нечем. По барану на рыло я вам на ночь глядя точно не раздобуду. Да и жирно вам будет жрать за мой счёт баранов. Я сам их не ем. Потому и вы перебьётесь. На, попробуй ещё этот.
Забросил в пасть клифа корку пшеничного. Тот проглотил её с не меньшим аппетитом, чем медовый батон. Треть каравая исчезли без следа – пёс проглотил её, едва заметив. Облизнулся. Не отказался Барбос и от ржаного. Хотя сперва обнюхал его, словно попытался разгадать рецепт.
Я покачал головой, удивившись всеядностью волкодава. Над лестницей показались две тёмные головы – чавканье пса привлекло сбежавших от меня дамочек. Те настороженно водили ушами, шумно втягивали через носы воздух. Махнул рукой, подзывая собак к столу. Те не заставили себя ждать.
Тарелка опустела за считанные секунды.
Клифы тоскливо посмотрели на неё, потом заглянули мне в глаза – ну точно, как беспомощные голодные щенки.
Я вздохнул.
- Ладно. Принесу ещё. Но если мастер Потус будет ругаться – сами с ним разбирайтесь.
Клифы завиляли хвостами, обнажили клыки – то ли улыбнулись, то ли показали, при помощи чего разберутся со старым пекарем.
«На что я там должен ругаться, етить тебя?» - поинтересовался призрак.
«Собаки сожрали остатки хлеба», - сообщил я.
«Знать, проголодались зверюшки. Пущай наедаются. Или ты для них чёрствого хлеба пожалел, етить тебя? То деньгами соришь на эту свою рекламу. А теперь собачек голодом собрался морить?! Совесть-то у тебя есть, парень? Накорми бедняг – не жмись. Они ж не люди. Жалко их».
