Неожиданно приехала Оленька, и я, договорившись с ротным, на два дня выпал из жизни. Мы с женой практически не вылезали из постели, спускаясь вниз только для еды. Оленька была ненасытна и легко возбуждалась от каждого прикосновения, даря себе и мне долгие минуты острого наслаждения.

На третий день, утром я ушел на службу, оставив удовлетворенную во всех смыслах жену спать сном младенца. Моя батарея порадовала значительным прогрессом в тренировках, и я, подумав, поощрил сразу два отделения, выдав каждому по восемь рублей. Следующий день был выходным и мы с молодой женой, взяв извозчика, поехали кататься по магазинам. Посуда, большое зеркало, постельное белье, перина с подушками, еда. Мы возвращались, разгружали купленное, и снова выезжали. Не забыли и хозяйку, купив сладости и игрушки детям, а ей подарили одну из двух привезенных Оленькой керосиновых ламп.

- Я никогда не получала такое удовольствие от покупок, - мы только легли и я нацеливался на любимый сосок левой груди. Нам понравилось спать полностью раздетыми, ощущая телами друг друга и вызывая желание от прикосновений. Так вот, груди у любимой отличались друг от друга по размеру и чувствительности. Левая была чуть больше, а сосок чувствительнее, возвышаясь на припухлой ореоле. Правая же грудь более задорная и смотрела соском вверх и немного в сторону, умиляя меня до безумия.

- Да, покупки возбуждают! – перевожу взгляд, не зная какой из грудок отдать предпочтение.

Оленька с интересом смотрела за моей борьбой, слегка поводя плечами и как бы предлагая то левую, то правую. Завороженно слежу глазами на задорно вздернутые соски и, в отчаянии зарычав, хватаю обе, впиваясь губами в каждую по очереди. Женушка засмеялась от такого решения и быстро вспыхнула желанием.

Потом мы лежали утомленные. Оленька гладила меня по обнаженной груди и рассказывала, как полюбила маленького белоголового мальчика, который открыл для нее мир и стал самым близким человеком на земле. Я в ответ шептал ей в розовое ушко всякие нежности, отчего она довольно щурилась и растекалась по мне довольной кошечкой. Вскоре все это привело к закономерному финалу. Моя девочка так расчувствовалась, что решила перейти от слов к делу. В общем, выходные закончились феерически!

Полетели дни, недели. Наша батарея постепенно превращалась в единый, хорошо отлаженный механизм. Солдаты получали усиленное питание, благодаря закупкам свежего мяса и овощей из моего кармана. А что? Деньги есть, с собой их в могилу не заберешь. Так что, все были довольны и не роптали на повышенную нагрузку. Сейчас у нас вторая фаза. Отработка передвижения и развертывание батареи. Тут же нарисовались проблемы с худосочностью наших коняг, не всегда получавшие зерно для прокорма. Пришлось немного повоевать с интендантом, тряся перед ним планом с подписью полковника. В итоге договорились заменить несколько битюгов и регулярной выдаче зерна, взамен на три пятирублевых ассигнации.

Дело пошло веселей. И теперь мы с гиканьем носились по полю, разворачивая в ряд пушки и изготавливаясь к стрельбе. Я скакал верхом, как и мой ординарец, которому я выбил коняшку у ушлого интенданта. В бою он, если что, заменит меня и с посланием его можно будет отправить.

Наступили холода, а для нас самые горячие деньки. Боевые стрельбы! Очередной заход на склад и потеря нескольких бумажек обеспечили нас дополнительным порохом и снарядами. Мы долго расстреливали по одному заряду сначала ядрами, определяя дальность полета и экспериментируя количеством пороха на свой страх и риск. На каждую навеску составил таблицу дальности полета снаряда и тренировал командиров орудий по команде заряжать тот или иной номер. То же самое проделали с бризантными снарядами, которые должны были взрываться над головами противника. С картечью было проще всего. Навел ствол и выстрелил.

Я набрал учебных ядер, и мы приступили к отработке скоростной стрельбы. Ох и знатно мы побабахали, всполошив всю округу. Сожгли не одну бочку пороха и кучу нервов.

Три месяца прошли и ударили первые заморозки. Я с волнением ожидал начальство для демонстрации результата наших занятий. Батарея выстроилась вдоль пушек. Каждый расчет отдельно возле своего орудия. Форма у всех сидела, как надо, и ремни блестели бляхами. Орлы!

Вот и кавалькада штабных во главе с командиром полка.

- Господин полковник! Вверенная мне батарея к демонстрации стрельб по условному противнику готова!

Полковник Герхштадт оглядел бравый строй и приветствовал бойцов. Ответ, к моему облегчению, прозвучал достаточно громко и слаженно. Затем я объяснил предстоящие действия.

- Мы отрабатываем подскок к неприятелю на дистанцию уверенного поражения нашими орудиями. Наносим огневой удар и ретируемся, пока на нас не выдвинулись вражеские подвижные части. Извольте занять позицию на холме, откуда вам будет хорошо видно.

Когда все были готовы, наша батарея вылетела из рощицы и по подмерзшему полю проскакали около версты. Затем отработанное в многочисленных тренировках упражнение и стрельба боевыми ядрами и гранатами. Поле заволокло клубами дыма, из которого доносились слитные залпы. Десять залпов за короткое время и вот мы уже несемся обратно под прикрытие своих войск, которое изображал наш штаб.

- Предлагаю посмотреть на результаты нашей баталии, - обращаюсь к командованию, подскакав и доложив о выполнении упражнения. Дело в том, что мы заранее установили столбики из бревен и небольшие стожки в зоне нашего поражения. Нужно же видеть результаты стрельбы.

А результаты впечатлили не только меня. Наши командиры с восхищением разглядывали измолотые в щепы бревна и раскиданное по всему участку сено.

- О-ля-ля! Подпоручик! Таким образом, вы в одиночку справитесь с Наполеоном! – полковник остался доволен увиденным, а штабные кривили рожи.

Затем было построение полка и награждение нашего подразделения с наказом всем о необходимости добиться хотя бы приблизительно подобных результатов. Меня наградили двухнедельным отпуском и благодарностью в личное дело. Солдат поощрили деньгами и увольнительными.

Завьюжила зима, и мы с Оленькой засели в своем доме, наслаждаясь друг другом, играясь с хозяйскими детишками и балуя себя поездками по лавкам.

Несмотря на печи, иногда в комнатах было прохладно и мы, как и сегодня, зарывались в перину, грея друг друга. Так и сегодня, я млел от тепла любимой, поглаживая спинку и кое-что пониже.

- Ты такая мягкая, - шепчу в розовое ушко, ощупывая булочки. – И сладкая! – лижу языком щечку и шейку.

- Хи-хи! А ты такой твердый и острый. Опять меня хочешь?!

- Не опять, а снова! Я хочу тебя всегда, каждую секунду, давай сюда свою девочку! Оленька закинула свою ножку на мое бедро и предъявила требуемое.

- Здравствуй! Ого! Мы уже соскучились! – провожу руками по спине и с наслаждением притягиваю двумя руками за попку.

- Все я в домике, остаюсь здесь жить!

- Ха-ха-ха! А вот и не получиться!- Это почему же?

- Ох! Я тебе попозже скажу. – Любимая, лежа на боку, стала двигать своим домиком с неистовой страстью. Перина полетела в сторону и наши разгоряченные тела сплелись на кровати, пока не замерли без сил, остывая на прохладном воздухе. Заботливо накрываю одеялом обоих и целую маленький носик.

- У нас будет маленький! Я беременна! – Оленька открыла счастливые глаза и рассмеялась от вида моего лица. – Именно поэтому, ты не сможешь жить в моем домике. А скоро и в гости не сходишь. Ха-ха-ха!

- Прости! Растерялся от радости. Думал, что это пораньше случиться. – Целую губки и опускаюсь к животику, приложив ухо.

- Вот, глупый! Он еще совсем крошечный.

- Я просто с ним поздоровался и сказал, чтобы рос здоровеньким и шустрым. Может, вылезет побыстрее и освободит любимый домик.

Щекочу мою любимую. Она смеясь стала отбиваться и все кончилось, само собой, пылким единением.

- Весной поедешь к маме, у нас, скорей всего, состоится поход. Так что, родишь дома. Так будет надежней и мне спокойней. - На глазах любимой стали скапливаться слезы, и я поспешил их осушить, целуя и наговаривая всякие нежности.