- Братик, по-моему, она на нас сердится, - заволновался Альфонс.

- В таком случае, пусть сердится себе, сколько хочет, а мы пойдём дальше, - заявил Эдвард, отворачиваясь от взъерошившей перья птицы.

Сорока долго стрекотала им вслед, высказывая всё, что думает о нарушителях лесного спокойствия, а может, и предупреждала о чём-то на своём птичьем языке. Лишь когда золотистые макушки скрылись из виду, она успокоилась и принялась чистить перья.

Больше никакие сороки не мешали им любоваться лесной живностью и делиться впечатлениями. Альфонса почему-то особенно поразил ёж, мирно переходивший намеченную зверями тропинку. Восхищённый, он опустился рядом с ежом. Стоило ему только дотронуться до приглаженных гладких колючек, как они тут же встопорщились, как колья. Возмущённо фыркая, ёж свернулся клубком и замер, настороженно топорща колючки.

- Эд, ты только посмотри! Он на мамину игольницу похож! – Альфонс осторожно провёл пальцем по колючкам, стараясь не нажимать на них. Ёж снова зафыркал и закачался, тщетно пытаясь свернуться ещё больше. Он убрал руку и замолчал, ожидая, когда животное успокоится и перестанет походить на подушку для иголок.

Ёж ещё немного пофыркал, убедился, что его не трогают, развернулся и, шурша прошлогодней листвой, потопал дальше.

Пока Альфонс возился с ежом, Эдвард умудрился отыскать молодого оленя, щипавшего траву на полянке. Он знал, что нельзя шуметь, если не хочешь испугать дикое животное, но сдерживался он с огромным трудом.

- Ал, - позвал Эдвард громким шёпотом. – Ал, иди сюда!

Младший брат явился через несколько минут, когда уже проводил ежа до его жилища. Проследив, куда смотрит Эдвард, он невольно ахнул. Олень услышал его, вскинул голову и замер, вслушиваясь.

- Тихо! – шикнул Эдвард. – Будешь шуметь – он убежит!

Они наблюдали за оленем затаив дыхание. Ещё волнуясь, он опустил голову и принялся пережёвывать сочную траву, настороженно следя за тем, что происходит вокруг. Олень был молодой и неопытный: другой на его месте уже давно убежал бы, скрываясь от неведомой опасности, а не испытывал судьбу, выжидая непонятно чего.

С другой стороны полянки раздался топот, затем – треск веток. Сюда точно ломилось какое-то крупное животное. Олень встрепенулся, запрокинул голову. Больше не медля, он большими скачками помчался прочь.

- Как думаешь, кто это? – спросил Альфонс, не отрывая глаз от того места, откуда и был весь этот шум.

- Может, кабан. Ну, или медведь… - замолчав, он быстро взглянул на брата, затем опять на поляну. – Не бойся, мы его так напугаем, если надо, что он к нам больше не сунется! – храбрясь перед Альфонсом, сказал он.

То, что, наконец, выползло из зарослей, сломав при этом пару деревьев, было не просто медведем. Метра четыре в высоту, с большущей мохнатой головой, с пастью, из которой сочилась густая слюна, он был настоящим чудовищем.

- К-как ду-думаешь, он н-нас не за-заметит? – сильно заикаясь, спросил Альфонс. Он испуганно смотрел на мускулистую громадину, надеясь, что незваный гость пройдёт мимо. Но нет, медведь, тяжело дыша, двинулся прямо на них.

Эдвард, торопясь, чертил круг преобразования, закусив от волнения губу, но как бы он ни старался завершить круг поскорее, медведь оказался быстрее: в несколько прыжков преодолев разделявшее их расстояние, он одним движением поднялся на задние лапы и заслонил собой небо.

- А-а ну па-ашёл отсюда! – набравшись смелости, крикнул ему Эдвард, топнув ногой для большего эффекта. С несколько секунд медведь смотрел на них непроницаемым взглядом, будто испытывая, а потом стал опускаться.

Пискнув, они разбежались в разные стороны, ища деревья, на которые можно было бы быстро залезть. Перепуганные, они метались перед медведем туда-сюда, а он водил мордой то в одну сторону, то в другую, и пока нападать не торопился. Лишь когда они, наконец, залезли на одно дерево, медведь вдруг сдвинулся с места. Он подошёл к дереву, опять встал на задние лапы, качнул его, упираясь в ствол, раз-другой, а потом отошёл, глядя на испуганных детей с искрой насмешки в глазах.

Братья не смотрели вниз, надеясь, что медведь скоро уйдёт. А он, уверенный, что они ничего не видят, остановился на задних лапах и замер; вдруг из-под густой свалявшейся шерсти мелькнула одна красная искорка, за ней другая, третья…

На поляне стоял высокий поджарый юноша и задыхался от смеха, гордясь своей выдумкой.

- Испугались, малявки? – ещё хихикая, спросил он, глядя, как братья спрыгивают на землю.

- А… Я сразу понял, что это ты! – завопил Эдвард, совершенно забыв, как испугался минуту назад. – И это было совсем не страшно! Да, Ал? Аа-ал…

Альфонс хитро улыбнулся, подмигивая, взглядом показывая на гомункула. Эдвард кивнул и хихикнул.

Энви ещё не знал, что хорошо смеётся тот, кто смеётся последним.

========== Полёт двадцать шестой: краски и полёт. ==========

Комментарий к Полёт двадцать шестой: краски и полёт.

В честь удачного окончания сессии!

Было раннее утро, солнце только выползало из-за горизонта, осторожно выставив краешек луча, будто пробуя, не слишком ли холодно небо, а на траве поблёскивала крупная роса. Обычно братья настолько рано не вставали, но сегодня был особенный день. Сегодня они должны были первыми найти Энви и дать ответ на его недавнюю выходку с превращением в медведя. Эдвард долго думал, чем же можно напугать того, кого не проймёт самая жуткая страшилка, и пришёл к выводу, что здесь подействует только эффект неожиданности, сдобренный чем-нибудь необычным, ярким и шумным.

Они ещё вчера притащили себе в комнату все краски, которые у них были и, ещё раз обсудив план, сделали вид, что легли спать. Эдвард от притворства вскоре перешёл к настоящему глубокому сну, зато Альфонс полночи лежал и думал о волшебном коте, которого они знали с самого раннего детства. Странный он был, этот кот, с причудами. Иногда казалось, что его можно приручить, а иногда вверх брал его настоящий характер, и он устраивал такое, отчего потом волосы вставали дыбом. Судя по его рассказам, Энви жил уже достаточно долго, но, тем не менее, мог повестись на очередную уловку Эдварда. Альфонс не знал, под каким созвездием он был рождён, но догадывался, что это были Близнецы – такими противоречивыми могут быть, наверное, только они.

Уже утром Альфонсу пришлось будить брата. Достучаться до Эдварда получилось только с третьей попытки, которую сопроводили недовольное бурчание и улетевшая в другой угол подушка – до конца не проснувшийся Эдвард, видимо, думал, что этого хватит, и к нему больше не полезут. Альфонс, однако, не терял надежды, и, наконец, разбудил брата настолько, что он недовольно пробормотал: «Ал, ты с ума сошёл?», а потом сел, протирая глаза.

- Мы же хотели напугать его, помнишь? – Альфонс повёл рукой в сторону выстроенных в ряд красок в маленьких баночках. Эдвард сонно промычал что-то, а через минуту внезапно оживился: слетев с кровати, он подбежал к краскам и откупорил тёмно-синюю.

- Тогда начинаем? – предложил он, задорно улыбнувшись. Альфонс, сохраняя очень серьёзное выражение на лице, кивнул.

Весь следующий час в комнате творилось невообразимое. Братья старательно разукрашивали друг друга, из раза в раз выбирая всё более кричащие цвета. Наблюдатель со стороны, наверное, счёл бы, что они решили поиграть в индейцев, хотя они были раскрашены так ярко, что больше был похожи на заморских попугаев.

- По-моему, красный сюда подойдёт, - сказал Эдвард, рисуя вокруг глаз брата крупные завитушки. – Посмотрим, как он обрадуется, когда это увидит… - довольно улыбнувшись, пробормотал он.

Через час Альфонс был уверен, что уже всё готово: друг друга они разрисовали, краски оставили, теперь можно и их волшебного друга пугать. Но Эдварду в голову вдруг пришла какая-то идея: остановившись на полпути к двери, он ринулся обратно, рывком раскрыл шкаф. На голову ему свалилось что-то большое и пёстрое, и он поморщился, потирая голову.

- Братик, ты не ушибся? – заволновался Альфонс.