Никто, кроме Келебримбора. Правитель, не смотря на грандиозные промышленные, научные и политические успехи, с каждым днём все глубже уходил в печаль и чах на глазах. Иногда он снимал кольцо Всевластия и появлялся малыш, точь-в-точь похожий на Аннатара. С золотыми глазками и волосами. И Тьелпэ брал его на ручки, гладил по золотым локонам и ещё пуще прежнего расстраивался.
А вскоре в конец заскучав (или соскучившись?) нолдо сам обнаглел и пошёл в Мордор с небольшим отрядиком в пять тыщ отборных мордоворотов.
Расположился отряд возле Чёрных Врат. Келебримбор в качественной влаго-пожаростойкой суперусиленной, лёгкой и стрелонепробиваемой тюнингованой нано-броне с кондиционированием и встроенным палантиром выехал вперёд, поднял руку в латной перчатке, чтобы лучше было видно сияющее всевластное колечко, и как заорёт:
— Эй, Майрон! Не твоё золотишко?
На ворота вышел Саурон и видок у него был то ли задумчивый, то ли замученный.
— Может и не золотишко. Лень пробу что ли было поставить?.. — демонстративно тщательно, но любовно рассматривая колечко на своём пальце, сказанул нолдо.
— Келебримбор, чего тебе, козлине, от меня надобно? — устало спросил Саурон, оперевшись на балюстраду, украшавшую ворота.
— Я написал для тебя поэму. Про любовь, вот послушай и оцени: Вышел Майрон на крыльцо почесать своё кольцо…
— Заткнись!
— Сунул руку — нет кольца, так и ебнулся с крыльца!
Но провокация не прошла. Саурон злобно сверкнул глазами, да и ушёл с ворот. Отряд Келебримбора простоял возле Мордора месяц. Но из Чёрных Врат больше никто не вышел, и никто в них не зашёл. И нолдор понуро поплелись восвояси.
Прошло ещё немного, по эльфийским меркам, времени. Чтобы совсем не захереть с тоски Келебримбор хотел восстановить отношения с Нарви. Он приперся к дверкам Мории, обрадовавшись, что пароль пока не поменяли, и сразу заключил первого попавшегося рыженького гнома, в объятия.
— Нарвиии! Золото мое бесценное! Как же я рад встрече!
— Господин-правитель-соседской сверх-державы! Вы ошиблись! Я вовсе не Нарви! — аккуратно пытался уйти от горячих лобзаний гном. Эльф отпустил коротышку и правда обратил внимание, что не особо на его первую любовь гном и похож.
— Извините, пожалуйста. А где Нарви?
— Не хочу вас растраивать, но боюсь, что он в склепе. Хотя, возможно, кости ещё не истлели. И если вам так уж необходимо…
— Что? Как же так получилось! — заломил руки Тьелпэ и утёр слезинки. — Вы точно уверены?
— Абсолютно. Я его десятый правнук.
Тогда эльф решил найти для поебушек кого-то более живучего. Самой живучей, он всегда считал свою тетушку и даже вспомнил, что в детстве был в неё романтишно влюблён. И Тьелпэ с наглой мордой подкадрился под шумок к Галине Финарфиновне. Но Келеборн был не очень рад, застигнув их целующихся в кустах. Да и никаких особых восторгов и огня между ног поцелуй тот и не вызвал.
«А с Аннатаром-то весело всё-таки было. Сегодня мужик, завтра баба, послезавтра волк. Это ж какое разнообразие, — думал вечерами Тьелпэ. — Может помириться?»
***А Саурон может быть и пришел бы с армиями орков, с осадными механизмами, таранами и слонопатамами в Падубьё, чтобы выцарапать обратно своё личное законное имущество. Приперся бы обязательно, но времени собираться на войну совсем не было. Он итак-то еле-еле справлялся с шестнадцатью детками. Раздать по старой задумке их все равно теперь не получится — главного-то колечка нет.
И пришлось Саурону закруглить злобные завывания проклятий в адрес бывшего мужа и научиться жить в большом семействе, где он и мама, и папа, и нянька, и кормилец, и врач, и тамада, и детский психолог.
Сначала Саурон хотел назвать дитяток нормально, типа как Келебримбор дал своим красивые имена. Но у Саурона с его лингвистическими навыками получалось либо Златожор, либо Дубалом. Он плюнул и назвал всех порядковыми номерами от «Первого» до «Шестнадцатого».
Детки, ясен красен, очутившись в Барад-Дуре, по традиции принялись устраивать форменный беспорядок. Пугали орков, так что несколько померло от инфаркта, дразнили волколаков, и они стали такими нервными, что даже сам Саурон близко подойти боялся, таскали за хвост крыланов, и одного даже пришлось отправить к ветеринару для восстановления психики. А когда шалунишки построили костёр из мебели и для розжигу обложили его ценными стратегическими планами и чертежами новых военных механизмов, бедный майа решил, что хошь-не хошь, а пора заниматься воспитательной работой.
Чтобы хоть как-то перевести звериную энергию милых птенчиков в более-менее мирное русло, Саурон, как мог, учил их хорошим манерам, средиземским языкам, музыке, ювелирному искусству и дипломатии — всему, что, по его мнению, должен знать приличный айну.
Начал сначала. То есть с волшебных песен. Майа с трудом построил всех в рядок и раздал ноты. Но малышня слушаться не хотела. А хотела орать, бегать, рвать нотные листы, жевать их и плевать через трубочки друг в друга. На сауроновы призывания к порядку половина просто не обращала внимания, а другая — наглежно и заливисто ржала над несчастным учителем пения.
У Саурона начал дергаться глаз и сами собой заскрипели зубы, так что чуть не выпали. Он набрал полную грудь воздуха и заорал, как резаный:
— ШАЛУПОНЬ НЕБЛАГОДАРНАЯ! ВЫ МЕНЯ ДОСТАЛИ! ГЛАЗА Б МОИ ВАС, ТВАРЕНЫШЕЙ, НЕ ВИДАЛИ! БЫСТРО ЗАТКНУЛИ ПОДДУВАЛА! ИНАЧЕ ПОЙДЁТЕ НА КОРМ ВОЛКОЛАКАМ!
И тут Саурон, наконец-то, получил свой волшебный хор. Малыши хором обиженно и надрывно заплакали да так, что их плач напоминал циркулярную пилу на Валармаше. Нет! Даже циркулярка пищит приятнее! Саурон закрыл уши, но это не особо помогло.
«О, Эру! У тебя ж тоже пятнадцать детей было и это не считая майар! Как же я теперь тебя понимаю! Я бы тоже сейчас сбагрил бы их всех на какую-нибудь заброшенную планету и желательно очень далекую!» — почти рыдал бедняга-Саурон.
Но тут мелкие каким-то чудом дружно, как один, успокоились, самоорганизовались и нестройно, но со всем возможным старанием и чувством завели убийственно-трогательную песню:
Пусть всегда будет Мордор!
Пусть всегда будет Темень!
Пусть всегда будет МАМА!
ПУСТЬ ВСЕГДА БУДУ Я!
Саурон теперь не знал, что и делать, то ли умиляться, то ли пойти повеситься.
***За всеми этими хлопотами Саурон даже не заметил, как однажды к его порогу да по его голову приперлась огромная армия из Нуменора.
Майа бегом побежал к королю, но детки потащились за ним. От четверых он не смог отбиться и так и встал перед Ар-Фаразоном: держа одного на руках, второго за ручку, третий повис на его мантии, а четвёртому то и дело Саурон цыкал, чтоб не лез под королевскую лошадь.
— Король! Я сдаюсь! Пятый, отпусти волосы! Забери меня в плен! Девятый! Не лезь под лошадь, она лягается! И желательно подальше отсюда! Третий, ну постой спокойно пять минут! Я же разговариваю! В Нуменор меня вези!!! Пожааалуйстааа!!!
Сказал майа и рухнул на колени. Ар-Фаразон посмотрел на бледного худосочного темного владыку с синими кругалями под замученными глазищами и сказал:
— Нам донесли, что ты тут армию собираешь, королем всех людей назначаешься… но это, видимо, неверная информация. Вижу, тебе совсем не до чего… Да и мы не изверги же детёв без родительского надзора оставлять и сиратинушками делать. Кстати, мы сваливаем обратно на остров, так что крепости могу прибрежные тебе уступить, а то такую семью поднять, наверняка, одному-то сложно…
С этими словами Король дал сигнал, войско нуменорцев развернулось и поскакало прочь. Саурон хотел было ползти за ними на коленях и умолять взять его с собой, но его за мантию крепко держали колечки. Так нуменорцы и свалили и больше, к разочарованию майа, не приезжали.
***— Ме-ле-тья-льда{?}[«meletyalda» — с квенья «Ваше величество»]
— Ма-ма.
Саурон вздохнул:
— Ладно. Наверно это слишком сложное пока для вас слово. Тогда называйте меня хотя бы так. — Саурон начертил на доске новые руны тенгвара.