В общем, к осени 1985 года, в империи сложилась весьма странная ситуация, которую позже назвали Двоевластием. Император сидел в Рязани, а Ингвар перемещался между Вологдой, Ревелем и Стокгольмом, появлялся в Полоцке и Вильно, Могилеве и Риге, Ниене, Новгороде и Пскове, то есть, везде на Северо-Западе. И, хотя никто не называл его королем или императором, он явно являлся чем-то большим, чем граф Менгден или князь Острожский. Все это понимали, но пониманием делу не поможешь, во всяком случае, не всегда. Ситуация, на самом деле, была патовая. Ингвар не мог уйти, поскольку, похоже, в отличие от императора и императорского двора, он и его союзники знали, «куда ветер дует». И покинуть пост означало бы бросить доверившихся ему людей. Однако пока он «рулил» Старым Западом, ни о каком примирении с Иваном речи идти не могло. Император, что называется, закусил удила и никак не желал идти на компромисс. Конфликт затягивался и усложнялся. В конце концов, в Ревель прилетел князь Северский, чтобы «разрулить возникшее недопонимание» и выяснить отношения со своим проблематичным и конфликтным зятем. Встретились они в холодном, полном вооруженных людей замке Тоомпеа. Настроение у обоих было скверное, хотя и по разным причинам, и разговор получился трудный, поскольку Бармин апеллировал к фактам и логике, а Дмитрий Романович – к ветхозаветным традиции, имперскому законодательству и эмоциям.
- То есть, вам, Дмитрий Романович, насрать и на родину, и на народ, - спросил Ингвар прямо, отчаявшись уже объяснить Северскому, что дело не в его фанаберии, а в том, что вот-вот грянет Большая Война, - лишь бы угодить сидящему на троне злобному дураку, так что ли?
- Особа императора священна! – уже в третий или четвертый раз повторил тесть свою мантру. – Уезжай, Ингвар, в Швецию и никогда не возвращайся!
- Если я уеду в Швецию, Мария уедет со мной…
- Вот бери ее и уезжай!
Похоже, князь Северский был готов на все, лишь бы Менгден исчез из империи, и лучше, чтобы навсегда.
- Не уеду, - покачал головой Бармин. – Мне людей жалко. Погубите вы с братом страну. И знаете, что обиднее всего?
- Что же? – набычился тесть, по-видимому, ничего другого от Ингвара, на самом деле, не ожидавший.
- То, что вы, Дмитрий Романович, хороший человек, - вздохнул Бармин. - И, думаю, все-то вы понимаете, но просто не можете иначе. Не получится у нас договориться. Но вот, что скажу вам на прощание. Запомните, как только дороги просохнут… То есть, не раньше апреля, но не позже конца мая начнется война. Вы это и сами знаете, но, думаю, до конца в это все-таки не верите. Ну, или не хотите верить. Впрочем, неважно! Хочу попросить вас, Дмитрий Романович об одолжении, удержите императора от действий против нас. Хотя бы до конца мая. А потом уже решайте, что вам дороже, страна, люди или идиот на троне, пусть он вам еще и родной брат…
Трудный разговор. Неприятный. Оставивший по себе тяжелый осадок. И, как показалось тогда Бармину, бессмысленный, потому что бесполезный. Однако, время показало, что он ошибался. Северский, и в самом деле, удерживал Ивана от резких телодвижений практически всю зиму и весну. Что уж он там плел императору, какие приводил резоны, Ингвар не знал. Видел, что Восток явно готовится к войне, - не с немцами, разумеется, а со Старым Западом, - но отчего-то не начинает. Это вселяло в его душу осторожный оптимизм, и у Бармина даже появилась робкая надежда, что все еще может как-нибудь обойтись. И не зря, как выяснилось, потому что гражданская война так и не началась, вместо нее началась война мировая. Пятого мая 1986 года в три тридцать ночи территория империи была атакована. Первый удар нанесли поляки и австрийцы. Шестого мая к ним присоединились Дания и большинство германских государств, а седьмого, в день, когда в войну вступил Халифат, Франкия объявила о своем нейтралитете. За ней восьмого и девятого о невмешательстве в военные действия объявили и все прочие большие и малые государства Европы, и Великорусская империя вместе со Швецией остались вдвоем против всех.
Начало войны сложилось для империи Ивана VIII хуже некуда, что, впрочем, не удивительно, если учесть, кто принимал политические решения и командовал войсками. И хуже всего дела пошли именно на востоке и юго-западе. К десятому мая войска халифата захватили практически весь Крымский полуостров. Держались только Феодосия и Керченский выступ на востоке и Перекопская оборонительная линия на севере. На Кавказе продвижение противника носило гораздо более скромный характер, но там оборона держалась не столько на имперских регулярных частях, сколько на том, что дружины местных князей, усиленные вовремя подошедшими хазарскими и казачьими отрядами, оседлали перевалы и горные тропы, остановив продвижение войск Халифата на линии Дербент-Рустави-Карс-Батуми.
Австрийские же войска к этому времени заняли Кишинев и Одессу, Ужгород и Черновцы и развивали наступление в направлении на Кривой Рог, Винницу и Тернополь. А вот на линии Луцк-Брест-Гродно-Мемель австрийцев и поляков тормознули еще в первые два дня войны, и теперь оборонительная линия только усиливалась за счет спешно выдвигаемых к границе резервов. Однако быстрое продвижение австрийцев в направлении на Житомир грозило императорским войскам и ополчению Менгдена фланговым охватом.
Ингвар, как и другие члены Координационного Совета, провел эти дни на фронте. Район его ответственности располагался между Алитусом и Гродно, и там было очень жарко, и речь, разумеется, не о погоде, хотя май в тех местах действительно оказался необычайно теплым. Австрийцы рвались к мостам через Неман, задействовав не только бронепехоту и авиацию, но и большое количество боевых магов. Однако, на удачу Менгдена, на этом участке фронта у них не оказалось ни одного мага выше седьмого уровня, а у северян в боях участвовали с дюжину сильных, - от девятого до двенадцатого ранга, - магов. Тем не менее, Ингвару пришлось пару раз вступать в бой самому. Не боярское это дело, конечно, самому выходить с шашкой наголо против супостата, но иногда просто не было другого выбора: или рискнуть и выйти, грохнув какую-нибудь зарвавшуюся танковую колонну ворога и супостата, или сдать какой-нибудь город или еще что в том же духе. Но продлились эти его военно-полевые экзерсисы совсем недолго, какие-то десять-двенадцать дней.
Четырнадцатого мая стало известно, что у государя императора Ивана, восьмого сего имени, случился апоплексический удар. Обычное дело, если подумать. В его-то возрасте, да в такой вот нервной обстановке. Но пятнадцатого мая, - слишком быстро, если подумать, и в нарушение традиции и протокола, - император отрекся от престола в пользу своего младшего сына Василия. Василию, ставшему на тот момент пятым этого имени на престоле Великорусской империи, как раз исполнилось двадцать лет, и в качестве наследника, - при двух живых старших братьях, - он никогда не рассматривался. Тем не менее, семнадцатого он был спешно коронован в Рязани, а восемнадцатого в Координационный Совет поступила просьба, - именно просьба, а не требование или еще что, - от Коронного Совета империи о проведении официальной коронации в Новгороде. Обращение это, следует сказать, удивило не одного только Бармина. Шокированы им были все члены совета, но последовавшие за тем экспресс-переговоры, - продлившиеся всего-то три жалких дня, - расставили практически все диакритические знаки[6] везде, где следует. Ну, пусть не все и не везде, но, как минимум, большинство. Старших братьев молодого императора, как и почти всех старых царедворцев, - попросту говоря, людей его отца, - в Новгород не пригласили. Свиту Василия V составляли, в основном, те, кто окружал царевича в те поры, когда он проживал в Казани, то есть, в последние пять-шесть лет с тех пор, как его засунул туда еще император Константин. Из стариков рядом с новым императором ошивался один лишь князь Северский, который, судя по всему, и произвел этот дворцовый переворот. В Новгород же на коронацию вместе Василием прибывала лишь небольшая группа знати, - его крошечный двор и два десятка стариков, представляющих знатнейшие семейства империи, - с полдюжины чиновников среднего ранга, исполняющих обязанности своих мгновенно вышедших в отставку бывших начальников, да рота гвардейцев, исполняющая роль почетного эскорта. Возражать в таких обстоятельствах было бы более, чем глупо, и Координационный Совет, разумеется, просьбу Коронного совета удовлетворил. Впрочем, едва император прибыл в Новгород, Коронный совет старого состава был расформирован, а в новый кроме князей Северского и Пронского, до последнего времени исполнявшего обязанности товарища[7] военного министра, вошли так же князь Русский и Литовский Ягеллон, князь Псковский и князь Острожский. При этом на первом же заседании Совета Ингвар был утвержден во вновь введенной должности Верховного управителя Северо-Запада.
