- Сама! – твердо сказала она.

Нагнулась, поморщившись от исходившей от смертников вони, и довольно технично крутанула тело лежащего на полу человека так, что мужчина разом оказался у нее на спине.

«Грамотно!» - отметил мысленно Бармин, предоставив Варваре совершать жертвоприношение самой. Проводил взглядом женщину, волокущую на спине слабо подергивающееся тело жертвы, но за ней не пошел, и ждал до тех пор, пока она не вернулась из Алтарного зала. Руки у Варвары были, что называется, по локоть в крови. Пятна крови виднелись на ее лице и одежде, но, в целом, выглядела она спокойной, возможно, даже умиротворенной.

- Все в порядке? – спросил Ингвар больше для порядка, чем ожидая развернутый ответ.

- Да, - кивнула женщина. – Госпожа наша Марена довольна моим приношением.

«О как! – восхитился Ингвар. – Похоже, Марена с ней близко пообщалась, и это хороший знак!»

- Жди здесь! – Бармин взял за воротники камуфляжных курток сразу двоих и поволок бесчувственные тела в Алтарный зал.

Странное ощущение. С одной стороны, заслуженная казнь, а с другой – хладнокровное убийство. Однако приказ богини – не сон, и сама она не видение обезумевшего разума. В этом мире боги, если и не ходят среди людей, то, во всяком случае, наверняка живут где-то рядом, приходят к некоторым из мужчин и женщин, говорят с ними, как Марена с ним, помогают или наказывают. В общем, они реальны, вот в чем дело. Ну, а то, что варварство, так с этим не поспоришь: варварство и есть. Вот только здесь, как и везде, впрочем, со своим уставом в чужой монастырь не лезут.

Бармин дотащил смертников до алтаря, взглянул на истекающую кровью жертву Варвары, и, быстро зарезав обоих мужчин, присовокупил к одному телу еще два.

- Тебе, госпожа моя Марена! – сказал он, склонив голову перед алтарным камнем, и поспешил обратно в коридор. Сегодня он должен был принести богине еще одну, третью жертву. И он ее, разумеется, принес.

Глава 4 ( 2 )

2. Тринадцатое декабря 1983 года

В замок вернулись только на рассвете. Женщины, - даже двужильная Мария, - буквально валились с ног. Не столько даже от физической усталости, сколько от нервного напряжения, пережитого ими в подземном лабиринте богини Мары. Близость божества истощила их душевные силы, а вот Ингвар, напротив, чувствовал себя так, словно родился заново. Такова была, должно быть, благодарность Марены. Кровь бурлила в жилах, энергии было столько, что, казалось, еще чуть-чуть и он засветится, однако самым ярким ощущением было проснувшееся в нем неистовое желание. У Бармина такое случалось крайне редко, но даже тогда, когда случалось, это не шло ни в какое сравнение с тем, что он переживал сейчас. Ему срочно нужна была женщина, и при том отнюдь не на один раз. Судя по ощущениям, предполагалось, как минимум, классическое троеборье, а как максимум, настоящий марафон. Однако, как назло все его шесть женщин были сейчас недоступны. Вернее, доступ к телу получить не проблема, другой вопрос, что с этим телом потом делать? Иметь спящую женщину Бармину не нравилось даже в юности, когда для большинства его друзей принципиальным было только одно: было бы куда вставить, остальное – пустяки. Но, во-первых, он на такие глупости не велся даже тогда, тем более, не был склонен к подобного рода безобразиям теперь.

«О! – вспомнил вдруг Бармин, выходя из душа в чем мать родила. – У меня же теперь есть наложница! Приказать что ли Марфе, позвать ее сюда?»

Наложницу Ингвар ни разу пока не тронул. Он ее даже голой до сих пор еще не видел. Все было как-то недосуг. Днем дела, ночью жены… Зато теперь нашлось, как говорится, время и место, чтобы оценить по достоинству свадебный подарок кронпринцессы Ульрики Катерины. Идея Ингвару понравилась, и он хотел было позвать Марфу Подосенкову, которая выполняла деликатную роль комнатной служанки в апартаментах Бармина, где его, что ни ночь, посещали шесть очень разных женщин. Иной раз даже вдвоем. Хотел позвать и даже тронул мысленно кнопку электрического звонка, но, в результате, остановил свой скоропалительный порыв, потому что в голову пришло кое-что другое, гораздо более заманчивое, чем рабыня-наложница. И в результате вместо «сонетки»[1], Ингвар взялся за телефон.

Удивительно, но, несмотря на ранний час, Хатун оказалась дома и даже не спала, ответив ему уже после четвертого гудка.

- Неужели случилось чудо, - сказала она в трубку вместо «здрасьте», - и мне позвонил наконец отец моей дочери?

Вообще-то, дочь они зачали, - если Хатун действительно знает, о чем говорит, - только седьмого ноября, в красный день календаря, так сказать, и называть Ингвара отцом в первой трети декабря было несомненным художественным преувеличением. Другой вопрос, как она узнала, кто именно ей телефонирует в этот ранний час? Бармин же даже голоса подать не успел!

- Чудо случилось, - усмехнулся он в ответ. – Здравствуй, боярышня!

- Здравствуй, коли не шутишь, - поздоровалась женщина. – По делу звонишь, князь, или просто соскучился?

- Хотел спросить, не появился ли у тебя за это время кто-нибудь… э…

- Кто греет мою постель, - подсказала Хатун.

- Вроде того, - признался Бармин.

- То есть, - уточнила умница-оборотень, - если появился, ты, как благородный человек, трахаться меня не позовешь, а, если не появился, то как раз за этим ты мне в такую рань и позвонил. Я правильно понимаю?

- Да, - признал Ингвар очевидное.

- А ничего, что я, вообще-то, не человек и живу совсем по другим законам?

- Это имеет значение? – озадачился Бармин.

- Инг, - явственно улыбнулась женщина-леопард, - это совсем неважно, есть у меня кто-то или нет. Ты был и навсегда останешься моим первым мужчиной и отцом моей дочери! И уже, хотя бы поэтому, я никогда не скажу тебе «нет».

- Но кроме моих желаний существуют и твои желания, - мягко возразил Бармин, уловивший главное – отказа не будет.

- Я тебе об этом и говорю, а ты не понимаешь! – усмехнулась женщина-оборотень. – Я просто не могу тебя не хотеть.

- И что это означает на практике?

- Это значит, что я ответила тебе «да». Займемся этим у меня или покажешь мне свою спальню?

- Ты в ней, вроде бы, уже была…

- Не человеком, - возразила Хатун. – И не для случки.

- Значит, ко мне?

- К тебе! – подтвердила женщина.

- Ты в своей горнице? – уточнил тогда Бармин, знавший по случаю, где она обычно спит. Она же сама и показала во время экскурсии и, вероятно, не без умысла, поскольку знала, что он способен «перемещаться».

- Да!

Ее «да» еще звучало в ушах, а он уже стоял рядом с ее кроватью.

- Иди ко мне! – позвал он, протянув к ней руки.

- Я здесь! – отбросив телефонную трубку, она рывком поднялась на ноги.

Высокая, сильная, в почти ничего не скрывающей полупрозрачной кружевной ночнушке, едва доходившей до середины невероятно женственных бедер.

- Я собиралась этой ночью на охоту, - сказала Хатун с многообещающей улыбкой, появившейся вдруг на ее полных, изящного рисунка губах, - но Ясмин, наша дочь, шепнула мне по секрету, что сегодня тот самый день!

- Ясмин? – переспросил Ингвар, даже не удивившийся тому, что его еще не родившаяся дочь уже способна давать матери такие правильные советы. У пардусов[2] и не такое бывает.

- Хеттура Ясмин, - еще шире улыбнулась юная женщина. – Хеттурой, если не знаешь, звали последнюю жену праотца Авраама, а Ясмин – это тюркское имя. Означает жасмин.

- Но вы же не тюрки и не иудеи, - отвлекся на мгновение Бармин, хотя видят боги, отвлечь его от созерцания этого великолепного тела было непросто.

- Это так, - кивнула Хатун. – Поэтому у нее будет еще и третье имя, но ты его узнаешь только после того, как она пройдет первый оборот. Таков закон. А сейчас, я хочу к тебе на руки, мой князь! И, видят боги, я хочу такого, что мне даже стыдно об этом думать, а ведь мы, пардусы, не из стыдливых!