– Если бы мой господин позволил мне высказать своё мнение, – тихо произнесла Нурсолтан, решившаяся, наконец, отойти от дверей.

– Говори, – не поворачивая к ней головы, коротко приказал хан Махмуд.

– Я бы просила отослать рабынь в отдалённые имения, туда, где до них не смогут добраться наши враги. Мы должны быть уверены, мой господин, что слова, которые они хранят в себе, не будут использованы нашими врагами. И ещё, всемогущий хан, прошу разрешения рассказать обо всём мужу. Я хочу рассказать солтану Халилю всю правду, потому что мне не в чем винить себя, кроме того, что я не смогла вовремя найти слов примирения с Сэрби-ханум.

– Но это невозможно, Нурсолтан, ты противоречишь самой себе!

– Нет, мой господин! Я просто хочу предупредить любые отголоски слухов, которые принесут с собой злую и коварную ложь. Я хочу, чтобы солтан Халиль умел выдерживать удары судьбы, в том числе клевету и ложь! Если солтану суждено стать правителем Земли Казанской, он не может вечно прятаться за нашими спинами. Поверьте, я всё сделаю для того, чтобы не ранить его. Я верю, Халиль всё поймёт, и тогда слова завистников и недругов, если они вдруг дойдут до него, превратятся в одну большую ложь, которую не примет ни его сердце, ни ум.

В приёмной хана опять воцарилось молчание. Нурсолтан всё ещё стояла, опустив голову в ожидании решения хана, когда казанский господин, коротко переглянувшись с беком Шептяком, наконец кивнул головой:

– Хорошо, я даю своё согласие и полностью доверяюсь в этом деле тебе, Нурсолтан. А теперь ступай, Халиль должно быть, заждался тебя.

Когда за молодой женщиной закрылась дверь, хан Махмуд повернулся к своему верному советнику:

– Не устаю восхищаться этой девочкой! Сколько в ней отваги, ума и рассудительности, а ей ведь только шестнадцать! Что же за кладезь ума откроется в ней спустя десять, двадцать лет?

– Согласен с вами, мой повелитель. – Шептяк-бек склонился перед старым ханом. – С этой женщиной солтан Халиль сможет стать великим ханом!

Солтан Ибрагим инспектировал ханские даруги седьмой месяц, а хан-отец всё не спешил отзывать его в столицу. Ибрагим свирепел от одной только мысли, что он не имеет права вернуться в Казань без повеления отца. А между тем в столице ханства в любой момент могло произойти событие, которое он ждал много лет. Даже в самых отдалённых городках местные беки и мурзы поговаривали о том, что старый хан совсем болен, и бывало, что придворные не видели своего господина несколько дней. Ибрагим понимал, как важно в момент смерти отца оказаться в Казани. Только тогда он мог рассчитывать на успех, только тогда у него появлялся шанс надеть на свою голову Ханскую шапку. Если же он вернётся в столицу, когда карачи признают своим ханом солтана Халиля, бороться с законным правителем будет гораздо сложней. В такой битве легко потерять голову, а своей жизнью Ибрагим дорожил.

Желая смягчить упрямый нрав отца, Ибрагим слал хану Махмуду пространные письма-отчёты о своём пребывании в Алатуре, Чалыме, с неизменной просьбой в конце: прошу разрешить посетить Казань, чтобы увидеться с женой и детьми. Но не видимая покорность Ибрагима, ни его просьбы не смягчали решения Махмуд-хана держать младшего сына подальше от столицы.

В начале осени скучавшему в Чалыме солтану пришёл приказ: посетить городок Мухши, где правили местные мордовские князья. И Ибрагим, скрепя сердце, отправился к северной границе ханства. В Мухши его застала слякотная осень и распутица, и он пробыл там долгие три месяца. Солтан Ибрагим проклинал серую скучную провинцию, свою бездеятельность, от которой тупел ум, воспитанный в каждодневной борьбе и хитроумных интригах.

Как только установились зимние дороги, солтан направил копыта своего коня в имение Ак-Таш, там проживала его мать – Камал-бикем. Ак-Таш находился в двух днях пути от Мухши, в землях, подвластных казанцам чувашей. Имение, подаренное ханом-отцом своей второй жене, окружали обширные угодья и два аула, в которых смешалось разноязыкое население Казанского ханства. Когда-то Камал-бикем похвалялась богатым даром своего мужа, но вскоре Ак-Таш стал для неё местом ссылки, откуда ей строго-настрого запрещалось выезжать. Так хан Махмуд наказал жену за её горячее желание сделать своего единственного сына Ибрагима наследником казанского трона в обход старшего брата Халиля. Но наказание не остудило амбициозных желаний бикем. Разлучённый с матерью в двенадцатилетнем возрасте солтан Ибрагим постоянно получал от неё письма. Опытная в интригах Камал-бикем слала свои письма двумя путями. Одни приходили в руки юного солтана через канцелярию хана – это были обычные послания заботливой матери, интересующейся здоровьем своего мальчика и его успехами в учёбе. Совсем иными были письма, которые подкидывались рукой неизвестных посланников под дверь солтана. В них Камал-бикем неустанно напоминала своему мальчику о его происхождении и претензиях на казанский трон. Когда Ибрагим стал старше, мать стала называть в своих письмах имена влиятельных вельмож, к кому мог обратиться молодой солтан, как к своим единомышленникам. Ни Камал-бикем, ни Ибрагим не знали, что часть этих писем перехватывались тайными соглядатаями хана, но даже те редкие весточки, которые доходили до молодого солтана, действовали как взрыв пороха.

Повзрослев, солтан Ибрагим неоднократно навещал свою мать. Он не докладывал об этом отцу, не желая вызвать его недовольства и категорического запрета. Короткие эти встречи влекли его с особой силой. Мать была для него путеводной звездой, она была самым верным союзником и единомышленником. Рядом с ней Ибрагим забывал об осторожности, он мог высказывать самые крамольные мысли, получая взамен живейшее участие и неординарные советы, которые так и роились в голове Камал-бикем. Тайная борьба, которую вёл солтан последнее время, отнимала слишком много времени, и у Ибрагима не было возможности часто видеться с матерью. Последний раз он видел её полтора года назад, теперь же не мог не воспользоваться случаем навестить Камал-бикем.

Когда морозным зимним утром неуютный городок Мухши с низкими, приземистыми постройками, припорошенными первым снегом, остался позади, Ибрагим расправил плечи. Никому, даже себе он не мог признаться, как презирал и ненавидел этих местных князьков, в окружении которых он вынужден был жить последние месяцы. Но и перед ними он вынужден был играть роль участливого, доброго господина, справедливо решающего все их мелкие споры и неурядицы. Теперь всё это было позади, а впереди его ждала встреча с матерью, с которой ему не нужно было притворяться. Мысль об этом согревала солтана всю дорогу.

На второй день пути перед людьми солтана встали изящные постройки Ак-Таша, дремавшего в окружении заснеженного сада. Солтан Ибрагим был удивлён отсутствием стражи, которая всегда встречала его у кованых ворот. Проследовав по занесённым снегом дорожкам к главному входу, солтан вошёл в дом. К покоям матери вела лестница, застеленная пёстрым бухарским ковром, обеспокоенный Ибрагим буквально взлетел по ней. Отсутствие людей и необычная тишина в доме пугали и беспокоили его. Но в комнатах бикем он услышал неясный шум и женские голоса. Распахнул двери и тут же оказался в объятиях матери. Камал-бикем властным окриком отослала прислужниц, упаковывающих кожаные сундуки. Ухватив сына за руку, мать как маленького потянула его за собой, в глубь комнаты.

– Мальчик мой, сам Аллах прислал мне тебя. Ты сможешь сопровождать меня до Казани?

– До Казани?! Я не ослышался, многоуважаемая бикем?

– Бикем? – Женщина презрительно дёрнула плечом. – Держи выше, мой дорогой Ибрагим-солтан, уже полмесяца как я – казанская ханум!

– О чём вы говорите, мама?

– Не знаю, откуда ты прибыл, мой любимый сын, но важные вести обошли тебя стороной. Пошёл двенадцатый день, с тех пор, как в столице скончалась Сэрби-ханум, и теперь я стала законной ханум. Смерть соперницы открыла мне двери, которые когда-то захлопнул мой муж. Законная ханум должна проживать в Казани, рядом со своим облечённым властью супругом. Хан Махмуд забыл меня об этом уведомить, но я сделаю ему подарок, появившись в Казани. Этот безмозглый оглан Агиш не пожелал повиноваться мне и сопроводить с почётной охраной в столицу. Мне пришлось прогнать верного пса моего супруга и пригрозить ему зинданом, как только я вступлю в свои законные права. Я всё утро ломала голову, как мне уехать из Ак-Таша без охраны, как наш всемогущий небесный Покровитель, вечная слава Ему, услышал мои молитвы и послал мне тебя. Под охраной своего сына-солтана я въеду в ворота Казани с особым почётом. Желаю, чтобы мой въезд был самым роскошным из тех, что когда-либо видели казанцы. Пусть видят все: я не просто казанская ханум, я – мать будущего хана!