Василий Аксёнов показывает войну во всей её неоднозначности. И героям было присуще чувство страха, и нацистской Германии противостояли не одни мы, а всё «свободолюбивое человечество»…
Роман, конечно же, не ограничивается темами голодного детства его главного героя в годы войны, пребывания в спецдоме для детей врагов народа, казанского сиротства при живых родителях… Здесь и своеобразная дворовая жизнь тех лет, и пионерлагерь, и парк с танцплощадкой, и городские кинотеатры «Электро», «Унион», «Вузовец», и первое свидание… Понятно, детство, с какими бы суровыми годинами не совпадало, угрюмым не бывает.
Из первой части романа я узнал, что Василий Аксёнов в малолетстве два раза тонул – на Казанке у Коровьего моста и во время шторма на слиянии Свияги с Волгой. Оба раза его благополучно спасали. Эти реальные события в жизни писателя даны подробно и с большой художественной силой. Реализм Аксёнова в «Ленд-лизовских» развернулся на полную мощь. На мой взгляд, повествование гораздо сильнее тут, чем при фантасмагориях, присущих немалому числу его произведений.
Однако, как уже говорилось, Аксёнов тяготился реализмом, человек джазового характера стремился к свободе письма, импровизации, прорыву из устоявшихся литературных жанров. Во второй части вся эта авторская вольница и начинается. Начинается и заканчивается. Роман этот Аксёнов завершить при жизни не успел. Заметим, однако, что приключения и фантастика второй части навеяны «славной школьной книгой «Кондуит и Швамбрания», написанной Львом Кассилем совместно с его младшим братом Осей». Аксёнов признаётся: «Очень мало осталось в памяти от этой книги, однако кое-что зиждилось…» С воспоминаний о «Кондуите и Швамбрании» вторая, приключенческая, часть книги и начинается.
Но мы как раз тут рассматриваем не фантастические повороты, не полёты творческого воображения писателя, которых в его книгах немало. Тема нашего разговора конкретна: Василий Аксёнов и Казань. И она, эта тема, шире одного романа, каким бы он объёмным и глубоким ни был, пусть и по большому счёту одночастным.
Не могу в этом отношении не вспомнить слова уважаемого Дмитрия Быкова, утверждавшего в предисловии к книге «Ленд-лизовские», мол, Аксёнов взялся за повесть о казанском детстве – единственном периоде его жизни, о котором не написано у него ни строки, если не считать гениальных «Завтраков 43-го года». И в том же материале: «…Он не прикасался к казанскому опыту военных лет не потому, что боялся растревожить рану, а потому, что берёг этот материал на крайний случай».
Как я понимаю, «Ленд-лизовские» и есть тот «крайний случай». Получается, Аксёнов знал, что это его последнее произведение? Удивительные выводы!
Ничего-то Аксёнов не держал про запас! Да и как это о казанском детстве «не написано у него ни строки»?!
А самый известный «казанский» рассказ «Зеница ока» (1960–2004)?! Его можно назвать предтечей, а то и квинтэссенцией романа «Ленд-лизовские». В нём, кстати, некоторые вещи описаны подробнее. Например, тёткин сундук, содержимое которого многое прояснило в жизни кочующего из произведения в произведение образа «казанского сироты». Или допросы с пристрастием, при которых его отец лишился глазного протеза. В рассказе он поведал сыну: «После первого же удара в лицо там, на «Буром овраге», протез вылетел и покатился по паркету. Лёжа на полу, я видел, как хромовый сапог раздавил глаз». Отец рассказал сыну, как лишился и своего, живого, глаза. Это было ещё в Гражданскую войну при форсировании Сиваша.
Некоторые эпизоды в романе, можно сказать, просто списаны с рассказа. Посудите сами. В рассказе:
«После оглашения приговора конвой повёл его по коридору клуба им. Менжинского на посадку в «воронок». И вдруг эту процессию обогнала крохотная старушечка, не кто иная, как его родная матушка Евдокия Власьевна Збайковичева. Забежав вперёд, она повернулась и осенила его крестным знамением:
– Не боись, Павлушка, ничего не боись! – вскричала она прежде неведомым мощным голосом. – Без Божьей воли ни один волосок не упадёт с головы человеческой!»
Позже в романе:
«По приговору суда Павлуша получил высшую меру без права обжалования. Чекисты вели уже его к фургону для отправки в камеру смертников, когда из толпы перед ним выскочила матушка, Евдокия Васильевна, рождённая ещё при крепостном праве.
– Пашка, не боись! – пронзительно закричала она и осенила его крестом. – Ни один волос не упадёт с головы без воли Божьей!»
Правильней, конечно, сказать: не в романе использован эпизод из раннего рассказа, а оба эти эпизода списаны с действительности.
А рассказ «Три шинели и нос» (1996), а «На площади за рекой» (1967), а «Рыжий с того двора» (1975), а повесть «Свияжск» (1981)?.. Не говорю уж об упомянутых «Завтраках 43-го года» (1962).
В рассказе «Рыжий с того двора» не иносказательно говорится:
«Мы жили во время войны в Казани, на улице Карла Маркса, бывшей Большой Грузинской, напротив туберкулёзного диспансера, бывшего губернаторского дворца, в большом деревянном доме, бывшем особняке инженера-промышленника Жеребцова».
«Рыжего с того двора» мы опубликовали в первом номере «Казанского альманаха». Рассказ посвящён друзьям детства, в том числе – Рустему Кутую, впоследствии – известному казанскому писателю. Когда в 2000 году на Всемирном конгрессе писателей в Москве я познакомился с Василием Павловичем, как раз от Кутуя и передал ему привет.
И Аксёнов, и Кутуй родились на одной казанской улице – Комлева (ныне – Муштари). Кстати, и я на этой улице родился и жил, и работал потом в Союзе писателей и редакции журнала «Идель», расположенных в доме купца Оконишникова. Этот дом находился по соседству от моего родного. Дом Оконишникова был в аксёновскую пору детской клинической больницей имени Лепского. В пору моего детства – тоже. Я даже несколько дней пролежал там. Так что нам в кулуарах конгресса было о чём поговорить.
Отец Василия Павловича в качестве главы города начинал строить теперь широко известный Татарский академический театр оперы и балета, а моя мама артисткой хора проработала в этом театре сорок лет, и в его закулисьях прошло моё детство; своё первое художественное произведение – стихотворение о студентах – Аксёнов опубликовал в газете «Комсомолец Татарии» и даже получил специальный приз, а я там, в редакции, проработал ответственным секретарём пять с лишним лет; вспомнили мы также Лядской садик, омывающие город реки, где он, оказывается, два раза тонул (об этом узнал позже), туберкулёзный диспансер, где теперь музей изобразительных искусств… Он же в Казани сто лет не был и о многих преобразованиях не знал.
Интересно всё-таки, жили в одном городе, ходили по одним и тем же улицам, только в разные времена!
И вот мы оба в одно время в одном месте – на московском конгрессе Международного ПЕН-клуба! Позже, в начале 2006 года, я позвонил ему из московского офиса Русского ПЕН-центра в Биарриц с новостью об открытии в Казани альманаха. Его это заинтересовало, он согласился войти в редсовет будущего издания, дал добро на публикацию двух рассказов – «Рыжего с того двора» и «Зеницы ока».
«Казанский альманах» № 1 вышел в свет уже к концу года. Хорошо получилось: в посвящении «Рыжего с того двора» значилось имя друга детства Рустема Кутуя, а за рассказом мы дали сразу подборку стихов Рустема Адельшевича!
Василий Аксёнов выступил на одной из секций московского конгресса с большой лекцией. После мы опять пообщались. Меня интересовала судьба современного романа и мнение, что в наш динамичный век судьба этого неповоротливого жанра предрешена. Аксёнов, если кратко, сказал, что роман в исторической перспективе молодой жанр и будет ещё развиваться. В то же время – это серьёзный род литературы и предполагает серьёзного читателя, потому, быть может, и не совсем массового.
В 2007 году в Казани состоялся первый «Аксёнов-фест», организованный мэрией Казани. Земляка-писателя ждал на родине отреставрированный его дом, в котором он прожил не самые лёгкие годы жизни, который впоследствии стал музеем и культурным центром. С Аксёновым приехали его друзья – Белла Ахмадуллина, Борис Мессерер, Евгений Попов, Александр Кабаков, Михаил Генделев, Михаил Веллер, Андрей Макаревич, Алексей Козлов… Торжественное открытие фестиваля состоялось в Татарском академическом театре оперы и балета им. М. Джалиля. В том самом театре, который в 1936 году начал строить отец писателя. Василий Аксёнов сказал со сцены: «Я первый раз попал внутрь оперного театра, хотя он сопровождает меня всю жизнь. Его начали строить, когда я был бэби. Мой папа…» Мог ли председатель горсовета Казани при закладке этого здания представить себе, что сын его будет в нём почётным гостем и говорить об отце при переполненном зале? Реальность закручивает такие сюжеты… специально будешь думать – не придумаешь!
