— Здесь вы в безопасности, — сказал он.

— Немедленно вернись на место! — прошипел стоявший в угрожающей позе Сераф.

Ферендир слегка повернулся и краем глаза взглянул на него.

— Прости, наставник, но я не сделаю этого, — сказал он. — Дуардинам нужна наша помощь.

Затем Ферендир повернулся к пришельцам.

— У нас не так много запасов, но мы поделимся. Проходите, садитесь у огня.

— Вижу, у вас есть раненые, — проговорил Луверион, приблизившись к дуардинам. — Давайте-ка мы ими займемся.

— Послушник!.. — рявкнул было Сераф, но Дезриэль перебил его:

— Он больше никакой не послушник. К тому же он прав: надо помочь этим дуардинам. — Он повернулся к беженцам. — Идите сюда, подсаживайтесь к костру.

Дуардинов было шестеро: две пары мужчин и женщин, а также юноша и сгорбленная старуха. Левая рука юноши пострадала от какой-то недоброй магии: место уродливого ожога до сих пор жутковато светилось фиолетовым. Луверион немедленно принялся бороться с этим разными заклинаниями. Старуха повредила ногу и с трудом ковыляла, опираясь на импровизированную клюку. Раны остальных дуардинов оказались неглубокие и уже успели затянуться коркой среди них можно было различить нарывающие царапины от когтей и ровные порезы от клинков.

Ялгрим, бородатый дуардин с топором, рухнул как подкошенный, едва добрался до костра. Судя по всему, все его силы ушли на то, чтобы защитить свой небольшой отряд во время бегства через горы. Теперь, оказавшись в безопасности, он мог хоть немного отдохнуть. Его переутомление было таким очевидным, что от одного взгляда на него Ферендир почувствовал себя усталым.

Вместе с Дезриэлем он присоединился к Лувериону и стал перевязывать раненых, поить их водой, кормить хлебом и в целом окружать заботой. Остальные альвы все еще держались настороже — собрались на другой стороне костра и наблюдали.

После длительного молчания Сераф начал настойчиво требовать ответов на свои вопросы:

— Кто вы? Как оказались в этих отдаленных и священных для нас краях?

— В этих отдаленных и священных для вас краях мы у себя дома, — ответила вооруженная палицей женщина, по имени Гералла. — Наши предки жили здесь еще в конце Эры Хаоса, и никто никогда не нападал на них и не прогонял отсюда.

— Не может этого быть! — воскликнул Таурвалон.

— Нет, может, — поправил его Дезриэль, который как раз промывал кровавую рану на ноге у Гераллы. Он поднял глаза и взглянул в усталое лицо дуардинки. — Вас ведь отсюда потом стали выселять, правда?

Она кивнула.

— Все равно ничего не понимаю, — признался Ферендир.

— Они тут тайком остались, — объяснил Сераф со своего места по ту сторону костра. — Когда перекраивали Владения Смертных, дуардинов прогнали с их территорий и вынудили искать новый дом, но некоторые никуда не пошли.

— Мы никому тут не мешали, — пробормотал Ялгрим. — На протяжении жизни многих поколений мы делили с вами, аларитами, один материк, а вы и не подозревали о нашем существовании… Вот я, например, все знаю об альвах, их привычках и обычаях! Почему же вы ничего не знаете о своих соседях?

— Не было необходимости, — не мудрствуя лукаво, заявила Меторра.

Ялгрим, кажется, хотел ей что-то ответить, но тут вмешалась Гералла. Она продолжила свой рассказ, прежде чем успела вспыхнуть ссора:

— Мы всегда жили в этих горах на положении эдаких коренных жителей-отщепенцев, изгоев. Никому не мешали, копали свои шахты, добывали руду и драгоценные камни много поколений подряд. Одно из наших поселений здесь недалеко. Долгие годы все было спокойно: никто нас не трогал и даже не замечал. Мы довольствовались тем, что имели, и лишь иногда странствовали по Десяти Раям — продавали и обменивали драгоценности, инструменты и изделия наших кузнецов. Так было всегда, пока у нас в долине не возникли эти мерзкие слаанешиты — их интересуют только грабежи и бесчинства.

Ферендир хорошо разбирался в тончайших проявлениях эмоций у люминетов, поэтому заметил, как альвов при этих словах прошибла почти видимая глазу дрожь.

— Значит, говорите, слаанешиты? — спросил Сераф.

— Да, — прохрипел Ялгрим. — Не очень большой отряд, всего несколько десятков. Однако их хватило, чтобы застать нас врасплох и разбить в пух и прах. Неизвестно, чего им тут было надо. Конечно, наши изделия и оружие отличаются высоким качеством, но вряд ли они их интересовали… Бегством сумели спастись только мы шестеро. Остальных же…

— Очевидно, — сказала Фальцея, — вы давно отвыкли защищаться, чувствовали себя в сравнительной безопасности и расслабились. Это вас и погубило!

— Такой враг оказался вам не по зубам. Удивительно, что вы вообще умудрились так долго продержаться в чужом краю, который вам не принадлежит, — безапелляционно заявил Сераф.

Ферендир взглянул на дуардинов. Их командиры — Гералла и Ялгрим — гневно сверкали глазами и с трудом сдерживались, чтобы чего-нибудь не наговорить и не лишиться даже той незначительной помощи, которой они заручились. Остальных же дуардинов грубость альвов не тронула: они просто уставились в землю и молчали, во всем полагаясь на командиров.

— Нас застали врасплох, — наконец проговорила Гералла так медленно, словно объясняла тупому ребенку.

— Бдительных застать врасплох нельзя, — ледяным тоном заявил Сераф. — Они ежеминутно просчитывают все возможные ситуации и запасают план действий на случай любой неожиданности.

Ферендир покосился на Дезриэля, а потом на Лувериона, но никто из них не мог уделить должного внимания разгоравшемуся спору: один сосредоточенно зашивал длинный кровавый порез на ноге у Гераллы, другой исцелял магическую рану молодого дуардина. Неужели они позволят Серафу и остальным разговаривать с несчастными подавленными дуардинами в таком тоне?

— Может быть, если бы ваше оружие было получше, — сказал Таурвалон, — или ваши воины более мужественны…

— Как бы то ни было, — добавил Сераф, — потери и унижение — хороший урок вам на будущее. А если повезет, он не станет последним.

— Интересно, какой урок преподали нам? — не выдержал Ферендир.

Не успели эти дерзкие слова сорваться с его губ, как Сераф встал на ноги и произнес:

— Что ты сказал?

Ферендир бесстрашно выпрямился перед бывшим наставником, теперь их разделял только пылающий костер.

— Я спросил, какой урок усвоили мы сами, — спокойным тоном, без горечи, гнева и упрека в голосе, пояснил Ферендир, потому что понял: надменные слова Серафа о злополучных дуардинах с тем же успехом могли быть сказаны о погибших аларитах, которые допустили разорение своего храма. — Разве наших собратьев не застали врасплох? Разве они были готовы отразить нападение? Все они перебиты и уцелели только мы трое!

— Ты сам не знаешь, о чем толкуешь, послушник, — ледяным тоном заявил Сераф и направил палец на Ферендира.

— Он как раз прекрасно знает, о чем толкует. — Дезриэль поднялся с места. — И имеет полное право высказаться, потому что он больше не послушник, а наш товарищ.

Теперь ледяной взгляд упал на Дезриэля. Хотя ярость Серафа и была очевидна всем, кто умел ее распознать, внешне Каменный Страж был совершенно спокоен и говорил не повышая тона.

— Значит, ты решил сейчас занять его сторону? — спросил Сераф.

— Я не выбираю сторон, — ответил Дезриэль. — Речь вообще не об этом. Несколько дней назад, когда наш храм стоял цел и невредим, когда все были еще живы, я, может быть, тоже читал бы этим несчастным дуардинам нотации, как ты, Сераф. Вел бы себя надменно и самоуверенно, не сомневаясь в том, что люминет неизмеримо выше их и со мной такая беда произойти не может… А теперь я вижу, что Ферендир во всем прав. Когда враги напали на храм, там никто не был к этому готов — все погибли. Алариты не были слабы, или неразумны, или даже недостаточно бдительны. Враг просто оказался более коварным и жестоким, чем ожидалось. Он ни перед чем не остановился и не стал накладывать на себя никаких ограничений, на которых зиждется смысл жизни нашего народа. Сдается мне, эти несчастные дуардины пострадали не меньше нашего, и поэтому у нас с ними сейчас гораздо больше общего, чем мы думали раньше.