Но злость накапливалась, агрессия и желание растоптать Санни с каждым днём только росли, отчего Гэвин был готов выть в потолок. Он с лёгкостью представлял, как выбивает «золотые» зубы из чужого рта, как теплая кровь каплями разлетается по полу тюрьмы, попадает на его кулаки и рукава. Тугая пружина внизу живота скручивалась от малейшей мысли, как он будет выбивать дерьмо из уёбка, который одним только видом провоцировал его на драку. Сэм будто чувствовал, что Рид вот-вот сорвётся, и словно ждал этого, подливая масло в огонь колкими фразочками и пошлыми взглядами на его задницу.
Зак просил Гэвина держать себя в руках, просил терпеть и не усугублять и без того плачевное положение в тюремной касте, уговаривал не обращать внимания и не провоцировать лишний раз преступника, но Рид уже плохо воспринимал чужие слова. Он с лёгкостью мог брать под контроль свои эмоции на работе, сдерживался до момента поимки очередного преступника, но здесь рабочий самоконтроль был ни к чему. Каждодневные плевки в свою сторону, постоянные высказывания от других арестантов, участившиеся в последнее время попытки нагнуть его в дýше не способствовали душевному спокойствию, накапливаясь, как снежный ком. Гэвин продолжал откусываться, а когда не видела охрана, то особо непонимающим он не брезговал врезать разок-другой, но в случае с Санни пары ударов было бы недостаточно. Его хотелось избить до полусмерти, поставить перед собой на колени, показать, что без своих шавок он не стоит ни гроша, а когда мудак будет на грани потери сознания, то в качестве финального аккорда хотелось опустить его также. Марать свой член об эту обезьяну Гэвин не хотел, он даже в страшном сне не мог представить себе, что его хер встанет на этот кусок дерьма, но всегда можно было воспользоваться подручными средствами. Только возможности отыграться не подворачивалось, поэтому мужчина продолжал терпеть и носил в себе нереализованное желание унизить обидчика.
В частых нападках настало подозрительное затишье, не сулящее ничего хорошего. Рид прекрасно понимал, что это лишь прелюдия перед очередным нападением, а значит, стоило подготовиться. Через Зака удалось достать небольшую заточку, лезвие которой легко пряталось в ладони. Данный способ защиты казался довольно сомнительным, но это было лучше, чем отбиваться только кулаками. С небольшим топорно сделанным ножичком Гэвин не расставался даже в душе, умело пряча жалкое подобие оружия в складках тюремных трусов. Рид не расслаблялся, следил, чтобы надзиратель всегда находился в поле зрения, и покидал помещение сразу, стоило охраннику сделать неосторожный шаг в сторону. Даже в кресле тюремного парикмахера бывший детектив не мог нормально расслабиться, хотя знал, что находится под неусыпным наблюдением нескольких камер и пары защитных турелей. Пока отточенными движениями один из заключённых убирал лишнюю длину волос, Рид не переставал думать о том, как застать врасплох своего насильника, понимая, что никакое затишье не помогало успокоить клокочущий глубоко внутри вулкан, наполненный яростью.
Сомнительная возможность хоть немного выпустить пар подвернулась довольно неожиданно. Они встретились в тюремном тренажёрном зале, где Рид еженедельно проводил свой единственный выходной, посвящая его тренировкам, которые уже начали приносить свои плоды. Сэм вошёл в сопровождении двоих преступников, один из которых нахально улыбнулся, ловя на себе пристальный взгляд Рида, и что-то тихо сказал Несбитту. Громкий гогот Санни раздражающе разнёсся по залу, эхом отражаясь от бетонных стен, а сам преступник уверенно направился в сторону бывшего полицейского. Решив, что становая тяга вполне может подождать, Гэвин опустил тяжёлую штангу и бросил быстрый взгляд в сторону двери, у которой должен был находиться надзиратель. Место ожидаемо пустовало, что играло на руку, ведь он был уверен, что сможет противостоять троим гориллам.
— Скучала по мне, принцесса? — послышался раздражающе довольный голос, а следом Сэм послал издевательский воздушный поцелуй, который стал последней каплей в чаше терпения Гэвина.
Рид коротко вздохнул и, подпустив преступников немного ближе, рывком кинулся в сторону Несбитта. Оппонент успел увернуться, сделав пару шагов в сторону, но в этот раз Гэвин целился не в него. Оказавшись между двух шестёрок Сэма, Гэвин провёл короткую серию ударов, не давая возможности преступникам защититься. Стоило им потерять концентрацию, как Рид поочередно вырубил их небольшой гантелей, лежащей поблизости, но сильный удар со спины прямиком в почку выбил из Гэвина болезненный стон.
— Чёртов пидор, — послышался за спиной Рида злобный рык, а следом тяжёлый удар обрушился прямиком в бедро. — Мог бы добровольно давать мне трахать себя и не создавать проблем, но ты же решил показать зубки. — Гэвин увернулся от следующего удара и повернулся лицом к нападавшему.
— Я тебе добровольно могу только хуй отрезать, мудила, — усмехнулся он в ответ, делая быстрый выпад вперёд. Бугай успел оттолкнуть ногу, но не среагировал на следующий удар в плечо. Недоумевающий вскрик вырвался из чужого рта, когда короткое, но острое лезвие воткнулось в мышцу, а следующий удар ноги с разворота выбил почву из-под ног Санни. Не давая возможности оппоненту сориентироваться, Гэвин обрушился на чужое лицо градом ударов. Хруст чужих костей приятной вибрацией отдавался в кулаках, а красная пелена перед глазами отрезала сознание от остального мира. На одних годами отточенных инстинктах Гэвин уклонялся от чужих попыток защититься и вывернуться. Лишь когда татуировки на чужом лице уже не были видны от залившей их крови, а костяшки собственных кулаков стесались о чужие зубы, Рид поднялся на ноги, стараясь отдышаться. Вытащив из правой руки застрявший осколок зуба, он с довольной улыбкой кинул его поверженному Несбитту. Злость понемногу отступала, сменяемая удовлетворением и спокойствием.
— На колени, руки за голову, — словно издалека послышался голос надзирателя, не ожидавшего застать в зале подобную картину. Когда на запястьях Рида с металлическим звуком защёлкнулись наручники, он всё ещё продолжал расслабленно и удовлетворённо улыбаться.
***
— Добро пожаловать, — послышался издевательский смех охранника, а следом перед носом с грохотом закрылась дверь карцера.
Гэвин с тяжёлым вздохом опустился на знакомое металлическое сиденье, которое сейчас казалось ещё более холодным. Одежду в этот раз забирать не стали, но легче от этого не становилось, в маленькой зловонной коморке стоял осенний холод. Рид поёжился, аккуратно откинулся на бугристую стену и устало прикрыл глаза. Ободранная кожа на кулаках нестерпимо чесалась от нанесённой мази, острое желание содрать с себя бинты и беспрепятственно почесать костяшки красным светом полыхало в мозгу, лишь остатки здравого смысла, растворяемого в невыносимом желании почесаться, твердили о том, что через день-другой зуд пройдёт. Гэвин ненавидел большую часть современных лекарств, которые способствовали ускоренной регенерации повреждённых тканей, но вызывали сильную чесотку, предпочитая по старинке обрабатывать раны спиртосодержащими растворами или перекисью. Но в тюрьме его мнением на этот счёт никто не интересовался.
Рид легонько почесал кожу у края бинта, надеясь как-то облегчить своё состояние, и недовольно зашипел, случайно задев повреждённый участок. Опершись затылком о холодную, влажную стену карцера, он сосредоточился на тихом журчании воды, доносившемся из напольного унитаза, зловоние из которого забивало ноздри, и погрузился в воспоминания недавней драки, которые приятно согревали самолюбие. Неделя в карцере с питанием через день стоила того, чтобы выбить дерьмо из уебана. Гэвин с большим удовольствием повторил бы это ещё раз, зная, что никаких дополнительных обвинений этот говнюк против него не выдвинет. Со спадом уровня адреналина в крови пришла усталость, мужчина сам не заметил, как задремал, слушая бульканье воды в канализации.
Кажется, прошла целая вечность с того момента, как его заперли в темноте. Тишина, изредка прерываемая едва различимым шумом шагов в коридоре, и надоевший звук подтекающей воды преследовали Гэвина во сне и наяву. По ощущениям, прошло не меньше месяца взаперти, но выдрессированные годами внутренние часы говорили о том, что в темноте прошло чуть больше суток. Рид устал от ожидания, от невозможности чем-то занять себя. Да он даже поссать не мог нормально, не видел в непроницаемой темноте кончика собственного носа, не говоря уже про член. В прошлый раз под потолком была хотя бы тусклая, почти погасшая, лампочка, в этот раз не было даже столь малой роскоши. Темнота подавляла, обостряла чувства, из-за чего нос никак мог привыкнуть к тошнотворному запаху, которым при каждом вздохе захлёбывались лёгкие. Одиночество напрягало и раздражало, пробуждая внутри мерзкий голос, который без конца нашёптывал Гэвину о его никчёмности, отдаваясь в ушах хриплым смехом. И как бы ни старался Рид мысленно сосредоточиться на чём-то другом, настойчивый, раздражающий шёпот в голове не хотел стихать, продолжая корить за все ошибки, которые были допущены в жизни. И Гэвин не мог отгородиться от этого голоса в голове, ведь сколько угодно можно прятаться от других, но от самого себя скрыться было невозможно.