«Мой старый товарищ работает начальником тюрьмы, в которую тебя отправляют, так что я смог выбить тебе отдельную камеру. Но имей в виду, что это единственная поблажка в твой адрес, он с большим трудом согласился даже на это. Мало кто готов поверить в твою невиновность», — звучал в голове уставший голос Хэнка. Гэвин невесело усмехнулся полупрозрачному отражению в грязном стекле автобуса. Значит, старый алкаш всё же поверил в его непричастность. Рид особо не рассчитывал, что недавний коллега сможет найти настоящего преступника, но сама мысль о том, что бывший наставник решился поверить ему, приятным теплом отдавалась где-то под рёбрами. Благодаря стараниям лейтенанта бывший полицейский хотя бы ночью мог спать спокойно, не опасаясь за здоровье, а то и за свою никчёмную жизнь. И пусть в свои без малого тридцать семь лет единственное, за что Гэвин хватался, была его работа, которая придавала пикантности и остроты однообразной жизни, мужчина не готов был сдаться и, плюнув на всё, вздёрнуться на собственной майке. Нет уж, не дождётесь, сперва нужно отыскать того ублюдка, который решил добавить неожиданного разнообразия в жизнь и отправил на временное пребывание в исправительное учреждение с несколькими сотнями наркоторговцев, насильников, убийц и ещё бог знает кого. Слишком велико желание найти обмудка, сломать поочередно каждый палец на его загребущих ручонках, а потом засунуть раскалённый паяльник ему прямиком в задницу, лаская свои уши истошными криками боли. После каждого однотипного допроса, после вынесения приговора Рид всё больше тонул в литрах дерьма и килограммах тухлого мусора, куда окунали его вездесущие журналисты и десятки чужих осуждающих и разочарованных взглядов. Единственное, что помогало держаться на плаву, это желание доказать свою непричастность, которое разъедало изнутри раствором концентрированной кислоты, подпитывая агрессию и подливая желчь в котёл и без того обозлённой души.
В пути Гэвин пытался вспомнить всех, кому бы мог настолько насолить. Он не был идеальным коллегой, а собеседник из него был откровенно дерьмовым. Обычно всех, кто доёбывался до него с разговорами, он слал в далёкое эротическое турне, и все коллеги знали, что это его стандартная манера общения. Знали и предпочитали держаться подальше, чтобы лишний раз не портить себе настроение стычками с главным говнюком участка. Видимо, Рид всё же ухитрился задеть чью-то тонкую душевную организацию, за что теперь предстояло расплачиваться. Внезапно громкий оклик одного из сопровождающих надзирателей вернул мысли мужчины в реальный мир.
— Эй, дамочки, готовьте юбки, через несколько минут познакомитесь со своим новым домом, — заскрежетал из-за спины высокий неприятный голос. Звучало так, словно кто-то научил говорить скрипку, но забыл предварительно её настроить.
Гэвин скривился, подмечая, что не его одного передёрнуло от извергающихся из чужого рта звуков, которые чудом складывались в понятные слова. Бросив взгляд через лобовое стекло, мужчина увидел стремительно приближающееся тёмно-серое здание, окружённое внушительным забором. Отвратительное, несуразное нечто, именуемое исправительным учреждением Детройта, представляло из себя отрыжку пьяного дизайнера. Как можно рассчитывать на исправление преступников, если при одном только взгляде на место заключения уже появлялось стойкое желание сбежать подальше или повеситься.
Под мелодию характерного металлического звука створки ворот медленно разъехались в стороны, впуская автобус с новоиспечёнными заключёнными. Проехав вперёд, он остановился в тени пятиэтажного здания, после этого передняя дверь отъехала в сторону, а молодой водитель повернулся в салон.
— Брент, выводи их и пошустрее, сегодня мне ещё за одной партией тащиться.
— Не подгоняй, Стивен, ты не хуже моего знаешь протоколы. Внимание, уёбки, встаём и медленно, по одному выходим! И без резких движений, если не хотите обзавестись дополнительной дыркой в теле, — снова раздался омерзительный скрип над головами. Охранник лет сорока с тёмными, прилизанными гелем волосами ласково погладил короткоствольный автомат, намекая на серьёзность своих слов.
— Я бы ему в глотку этот ствол запихал и заставил сосать, — раздался справа от Гэвина тихий шёпот прокуренным голосом, а следом послышалась пара хриплых смешков.
Преступники поочередно покидали автобус, становясь в шеренгу напротив сопровождающего и парочки новоприбывших охранников. Один из них — негр с армейской стрижкой и пристальным взглядом зелёных глаз — был на полторы головы выше и ощутимо шире в плечах каждого, кто выходил из открытых дверей, горой возвышаясь над арестантами. Когда последний преступник лениво выплыл на улицу, дверь автобуса беззвучно закрылась, а сам он укатил обратно к воротам, подняв огромное облако жёлтой пыли.
— Добро пожаловать на мою территорию, дамочки, — низкий бас гиганта громом прокатился над головами. — Я начальник охраны Сэмюэл Лонг, но для вас, утырков, я царь и Бог. Здесь вам не курорт, будете залупаться до моих ребят, отправлю в карцер; будете раздувать конфликты или нарываться на драки с другими заключёнными, отправлю в карцер; сделаете хоть что-то, что мне не понравится, отправлю в карцер. Всё поняли, уёбки? — в ответ раздалось нестройное «да». — Отлично, а теперь ноги в руки и за мной, будете расселяться.
Пересчитав новоприбывших и сверившись со списком на планшете, мужчина утвердительно кивнул сам себе и подал знак, чтобы заключенные следовали за ним. Чуть в стороне во главе колонны, которая под строгим надзором неусыпных камер видеонаблюдения, натыканных в каждом углу, неторопливо начала шествие по запутанным коридорам тюрьмы, шёл крепкий молодой мужчина с армейской выправкой, который держал наготове небольшой автомат. Периодически он косился в сторону арестантов, следя за соблюдением дисциплины в строю. Замыкал строй второй молчаливый надсмотрщик. На фоне охраны в иссиня-чёрной форме со светлыми вставками с названием исправительного учреждения, заключённые смотрелись ярко и нелепо. Пока они шли к камерам, начальник охраны коротко знакомил новоприбывших с правилами.
— Запасную одежду и постельное бельё получите в течение часа после знакомства со своей камерой, мыло, одноразовая бритва и прочие приблуды выдаются перед помывкой, потом сдаёте всё обратно. Душ два раза в неделю в девять, отбой в половине одиннадцатого. Завтрак в семь утра, обед в час, ужин в семь вечера, в остальное время работаете или пинаете хуй, как вам удобно. Если есть какие-то вопросы, можете засунуть себе их глубоко в анус. А теперь начнём, сучки, — мужчина остановился у первой камеры с четырьмя койками, из-за решёток которой смотрели три недружелюбных пары глаз. — Уилсон…
Знакомство с новым домом прошло быстро, громогласный голос лишь изредка прерывался чьими-то шуточками из-за решеток и едкими комментариями в сторону Гэвина. Казалось, каждая шавка в тюрьме уже знает, что он бывший полицейский.
— Твоя камера, Рид. Не думай, что одиночка обеспечит тебе безопасность, так что не нарывайся лишний раз. У нас тут не любят тех, кто подкладывает своим свинью, будешь выёбываться, мои парни могут и не заметить, как тебя начнут пиздить. — Мужчину грубо втолкнули в тесную коморку, а за спиной с грохотом захлопнулась решётка.
— Вытяни руки, — послышался за спиной грубый бас, а следом Гэвин почувствовал, как запястья освободились от цепких оков наручников.
Когда строевой шаг в коридоре начал удаляться, мужчина недовольно осмотрел свои новые владения. Практически четыре года предстояло провести в коморке размером чуть больше четырёх квадратных метров в окружении унылых тёмно-зеленых стен, на которых пожелтевшими пятнами пестрели следы от старых заплаток из шпатлёвки. В дальнем от входа углу был небольшой металлический унитаз, естественно, без крышки, рядом такая же металлическая раковина, которая сейчас блестела чистотой. Вдоль исписанной неприличными словами и рисунками стены стояла узкая койка, ножки которой были привинчены к полу, а прямо напротив располагался небольшой столик, который крепился к полу и стене. Скромные, почти спартанские условия напоминали о прошлом, о временах, когда ещё не было привычной современному человеку техники, никаких плавных изгибов, которые преобладали в современном дизайне мебели, никаких компьютерных терминалов с тончайшими, почти прозрачными экранами. Ничего, что могло бы напоминать о привычном мире за этими стенами. Исправительные учреждения представляли из себя ту часть жизни, которую прогресс обошёл стороной. Только безопасность из года в год становилась всё лучше, из-за чего осуществить побег стало практически невозможно.
