— Ещё одна?! Я видел одну в прихожей.

— Да, тут много встроенных шкафов.

— Так, ладно, а те две комнаты? — показываю на большие двери, расположенные друг напротив друга в коридоре, ведущем от прихожей к кухне.

Двери в обе комнаты двустворчатые и с красивыми старыми ручками.

— Слева спальня, — ты открываешь дверь, и я попадаю в просторную комнату с большой кроватью, одиноким фикусом и фиолетовым освещением полного спектра около него.

— Я всегда думал, что у людей, у которых окна фиолетовым светятся, дома или бордель, или плантации марихуаны.

— Откуда ты знаешь, может, у меня бордель, — невозмутимо отвечаешь мне, — или там за Федором теплица.

— Фёдор? — хмыкаю я.

— Фикус Фёдор, да, — пожимаешь плечами.

Вообще, я не ожидал, что ты даёшь имена цветам. Хотя очков-то я тоже не ожидал. Я создал какой-то идеальный образ тебя, а теперь ты его рушишь плохим зрением, но от этого становишься ещё привлекательнее. Как будто моей фантазии не хватило. Как будто я ограничен, и ты показываешь мне, что на самом деле мне могут понравиться совершенно иные вещи.

— А в той комнате? — разворачиваюсь в дверях.

— Там гостиная.

С одной стороны, велико желание остаться в спальне и никуда больше не ходить. Чтоб ты прикоснулся к моей шее своими длинными пальцами и уже наконец-то поцеловал. Но с другой стороны, мне интересно увидеть, как ты живешь.

Прилагаю невиданные моральные усилия и выхожу из спальни. Ты открываешь передо мной дверь в гостиную, и я попадаю в самую большую комнату в квартире. Огромный диван и стеллажи с книгами. Рядом со стеллажом стоит виниловый проигрыватель, и я замечаю, что на полках не только книги, но и большая коллекция пластинок.

— Можно выбрать?

— Да, конечно, — стоишь весь такой красивый и довольный, прислонившись спиной к закрытой створке двери, скрестив ноги в лодыжках, и смотришь на меня. Эти лодыжки, кстати, пытаются свести меня с ума.

У тебя хорошая коллекция, от современных альбомов недавних лет до оригиналов семидесятых.

Наверное, альбом, который я выберу первым, будет меня во многом определять.

Вытяну я что-то из массмаркета, и ты будешь думать, что я поверхностный. Выберу классику, тогда ты подумаешь, что я выпендриваюсь. Остановлю выбор первой пластинки на чем-то среднем, но значащим что-то лично для меня альбоме или исполнителе, и ты подумаешь, что у меня проблемы со вкусом.

Цугцванг!

На глаза попадается пластинка «Editors», и я вытягиваю ее как спасительную. Недостаточно популярная для массмаркета, недостаточно классическая, недостаточно современная. Но, бесспорно, талантливо написанный альбом.

Улавливаю по твоим глазам, что ты доволен моим выбором.

Ставлю винил и сажусь на диван, возвращаясь к бокалу вина. Скольжу взглядом по полкам с книгами, пока ты разглядываешь меня. Отмечаю с удовольствием, что ты доволен видом.

Взгляд упирается в шахматную доску, лежащую на стопке книг.

— Сыграем? — кивком указываю на доску.

— Ты проиграешь, — самоуверенно. Раздражает и возбуждает до кончиков пальцев.

— Тогда сыграем на желание?

Лукаво смотришь на меня и достаёшь доску.

Проиграю, как же. У меня есть туз в рукаве — я пятый год живу с Максом, мать которого тренер по шахматам и мастер спорта.

Макс перенял от матери дар к шахматам, а от отца к физике — вот уж поистине злое сочетание.

Когда я поселился к Максиму вместо его одногруппника, единственное, что я знал про шахматы — это что конь ходит буквой «Г». Когда Макс об этом услышал, он принял это как личное оскорбление и стал учить меня играть. Я, конечно же, постоянно проигрывал, но один раз дико выбесился на детском мате, и моя природная упёртость взяла верх.

А в конце третьего курса я первый раз выиграл Максима. Выиграл Максима — и тебя выиграю.

Так и случилось.

— Ты пропустил. Мат, — я гордо передвигаю фигуру, наслаждаясь победой.

— Ты точно на живописи учишься?

Реакция, которая меня триггерит. Ты собираешь фигуры и доску с дивана, на котором мы расположились, не подозревая об этом.

Вино мы допили ещё в начале партии, пустые бокалы стояли на полу около ножки дивана.

— Волнуешься, что проиграл ПТУшнику? — произношу ядовито и забираюсь на диван с ногами.

— В мыслях не было.

— Почему все считают, что в рисовании не нужно думать?! И все, кто учится на подобных специальностях, туповаты и могут только работать руками?! Меня это поражает, — я уже не на шутку разогнался от недовольства, которое сопровождает меня пятый год.

— Да где я такое говорил?! — ты изумленно уставился на меня. — Я просто удивился, что ты хорошо играешь, ну и да, я невольно сравниваю тебя со своими студентами! Там сытые дети, которым ничего не надо, но которых родители засунули в мед. Они же не думают, не стараются. Сейчас, чтоб к меду подъехать, надо пробку отстоять. А потом найти место на парковке среди спорткаров, а летом — кабриолетов. Когда я учился, у нас тачка была только у ректора!

Оба молчим — я от обиды, ты от столь не свойственной тебе вспыльчивости.

— Я читал все, что у тебя на полке, кроме вон той, той и той, — все ещё хмурюсь и показываю пальцем на стеллаж, — к слову сказать, тут не так уж много книг.

— Да твою мать!

— Окей, — говорю, — запомним этот разговор.

Смотришь на меня, мотаешь головой и смеёшься. Такой искренний смех, мне нравится. Видимо, не один я придумал себе образ, но и ты чего-то иного от меня ожидал. Сколько ещё мы друг о друге узнаем?

— Ладно, я должен тебе желание, — снова стоишь, прислонившись спиной к косяку двери гостиной, хитро улыбаясь.

— Хочу остаться до утра, — встаю с дивана и подхожу к тебе.

— Так это получается, партию я проиграл, а желание выиграл, — притягиваешь меня к себе, обхватив за талию.

Твои горячие пальцы на моей талии сжимаются ещё сильнее, и я чувствую жар твоего тела через одежду.

Подхватываешь другой рукой подбородок и запрокидываешь мою голову назад, наконец-то целуя, проводишь большим пальцем от подбородка до уха.

Схожу с ума от этих касаний, поцелуя, от близости тебя ко мне.

Я в полном хаосе от всех этих эмоций и полностью полагаюсь на тебя. Во всем. Ты пятишься назад и тянешь меня за собой, все ещё крепко держа.

Минуем коридор и попадаем в спальню. Ты укладываешь меня рукой на лопатки и вминаешь в кровать, навалившись сверху. Твои руки уже под моей футболкой, и я издаю какой-то жалкий стон.

Высвобождаешь меня из футболки, еле касаясь кожи длинными пальцами.

Провожу ладонями тебе по бокам, снизу вверх, и ты отклоняешься от меня, садясь сверху, чтоб самому стянуть с себя футболку. Футболка летит на пол. Следом летят очки.

Снова чувствую твои губы на своих, но они перемещаются ниже, на шею, ключицу, грудь, живот. Дыхание совершенно сбивается, и я вообще уже не знаю, как дышать. Расстёгиваешь ремень, молнию на джинсах и стягиваешь их с меня вместе с бельём. Твои губы перемещаются ниже. Эхом где-то далеко слышу свои сдавленные стоны, когда твои губы оказываются на моем члене.

И ничего больше не существует.

Через несколько минут лежу, провалившись в забвение, а ты поглаживаешь меня по животу. Уютное объятие окутывает меня приятной сонливостью. Я запрокидываю голову назад, тебе на плечо.

— Когда у тебя теперь смена? — спрашиваю первое, что пришло в голову.

— Это действительно то, о чем ты хочешь поговорить сейчас? — произносишь с усмешкой в голосе.

— Ну вообще-то да, я хочу понять, когда в следующий раз мы увидимся.

— На твоей защите, Саш, — целуешь меня в макушку.

— Чтооооо? — сонливость как рукой снимает, резко поворачиваюсь к тебе. — Это же целая неделя!

— А диплом — это твоя первостепенная задача сейчас, после можешь хоть жить сюда переехать, но сейчас тебе надо сосредоточиться.

Бесит, что ты прав.

— Правда придёшь на защиту?

— Обещаю, — целуешь меня в нос.

Так приятно лежать в твоих объятиях. Вдыхать твой запах.