Артем закрыл лицо ладонями, а потом опустил руки в бессилии. Посмотрел на меня с лютой злостью и прорычал:

— Я отпущу твоего Ивана в первый и последний раз. Если попадется снова, его уже ничто не спасет. Но с этого дня ты мне больше не сестра. Ты перешла черту. Выбрала тьму. Та Яна, которую я любил и знал, умерла. Кто ты, я не знаю. Испорченная дрянь, которая не понимает что плохо, а что хорошо. Нравится жить в дер*ме, право твое. Я старался тебя вытащить, как мог. Но уже слишком поздно. Ты как твоя мать, помешалась на своей любви к негодяю!

— Тёма, — глотая слезы, прошептала я. — Я люблю его… Прости.

— Замолчи! Видеть тебя не хочу и слышать. Какого черта ты меня поцеловала? Тебе лечиться нужно. Чему ты ребенка научишь? Ты такая же, как и твоя мать, — выплюнул он.

Я ничего ответить не смогла, задыхалась от боли. Брат меня никогда не простит. Никогда. В кабинет вбежали медики, и Романов быстро обрисовал всю ситуацию, которая произошла. Меня увезли в больницу, а через два часа в палате появился Ваня. Он подлетел ко мне и сжал в своих крепких объятиях. Я не выдержала и разрыдалась, цепляясь за его плечи, как за спасательный круг.

— Ванечка! Ваня! — восклицала я, ловя его жадные поцелуи.

Тарасов прикасался губами к моим щекам, губам, шее. Лихорадочно целовал, зарывшись руками в волосы.

— Детка, — выдохнул он, а потом снова прижал к груди, гладя меня по голове. — Спасибо. Ты спасла меня. Люблю… До безумия… — шептал он, сминая мои губы.

А я не могла остановить рыданий. Понимала, что вытащила Ваню слишком дорогой ценой. Осознание того, что лишилась Артема, больно жалило в сердце, и тоска окутывала душу. Какого черта я его поцеловала? Зачем? Что на меня нашло? Теперь он точно считает, что я ненормальная. Почему я творю глупости, о которых потом сожалею? Почему шаг за шагом приближаюсь к бездне?

— Ваня, я хочу домой, — простонала я.

— Врач сказал, что у тебя острое психическое расстройство и тебе нужна помощь. Они боятся, что это может спровоцировать выкидыш, — заявил Ваня. — Побудь под присмотром пару дней. Пожалуйста! А потом я заберу тебя, и мы уедем отдыхать, — уверил Тарасов.

Ваня пробыл со мной до закрытия больницы, а потом ушел, пообещав вернуться утром. Когда осталась одна, взяла в руки телефон и набрала номер Артема. Долгих десять гудков. Я была уверена, что он не ответит. Поэтому когда раздался его голос, я вздрогнула.

— Ты как? — без эмоций спросил он.

— Тёма… Родной мой, прости! Я не знаю, что на меня нашло. Прости за то, что поцеловала и за то, что ты одной ногой вошел на темную сторону, когда отпустил Ваню. Прости… — протараторила я, раскаиваясь в своих грехах.

— Как ты? — все так же сухо повторил он.

— Теперь, когда Ваня рядом, я успокоилась и пойду на поправку.

— Рад за тебя. А теперь сделай и ты для меня кое-что. Не звони мне больше.

В трубке послышались гудки, а я не удержала рыданий. Зажала рот рукой, чтобы остановить визг, рвущийся наружу. Господи! Мне было стыдно, больно и плохо. Я никчемный человек. Таким нет места в этом мире. Лучше бы отец тогда убил меня. Из меня не выйдет хорошая мать. Меня возбуждает насилие и все запретное, я перепробовала в этом мире все, что только можно и нельзя. Знаю, что такое травка и наркотики не понаслышке. Если бы Виктор в свое время не заметил, что я подсела на «расслабляющие» препараты, то превратилась бы в наркоманку. Он тогда высек меня так, что я неделю сидеть не могла. Зато отбило все желание глотать всякую гадость. Артем прав. Яна, которую он знал, больше нет. У меня гнилая душа, мне уже никто не поможет. И Романов прав, я помешалась на любви к Ване настолько, что творю не понятно что. Если Ваня поднимет руку на нашего малыша, я, скорее всего, как и моя мать, буду стоять в стороне. Не хочу этого! Не желаю такой же участи своей крохе.

Утром, когда пришел лечащий врач, я попросила сделать мне аборт, потому что такое чудовище, как я, недостойно обрести ангела. Я испорчу малыша, обреку на страдания. Этого я не хотела. Моя жизнь сломана. Мне бы уйти на покой, да вот беда, инстинкты самосохранения работали на полную мощность. Оставалось смириться со своим статусом дряни и существовать в тени, тихо завидуя тем, кто обитал на светлой стороне.

Через два дня, подписав документы, меня забрали в операционную. Ваня подержал и одобрил мое решение избавиться от малыша. Даже показалось, что он выдохнул с облегчением.

Я положила руки себе на живот, и обжигающие слезы потекли по щекам. Мысленно просила прощение у крохи, которому не дала шанса появиться в этом мире. Душу выворачивало наизнанку, и боль, подобно стрелам, била точно в цель, поражая сердце. Я убийца. Подписав согласие, стала палачом для ангела. Гореть мне в аду. Очень надеялась, что там мне не будет пощады, ведь грех, который брала на душу, непростителен, и оправдания мне не было.

Когда очнулась после наркоза, рядом сидел Ваня и держал меня за руку. Внутри меня ни одной эмоции, лишь разъедающая пустота, которая звенела, оглушая. Казалось, что я уничтожила последнюю крупицу своей светлой души, и свет для меня окончательно померк.

— Как ты себя чувствуешь? — прошептал ласково Ваня, погладив меня по голове.

— Нормально, — сухо ответила я, отвела взгляд в сторону.

— Когда все наладится, у нас обязательно будут дети, — подбодрил меня Ваня.

— Я не хочу. Из нас не выйдут хорошие родители, — выдохнула я, заметив, как у Вани приподнялись брови.

— Детка, — нежно проговорил он, поцеловав меня в висок. — Я люблю тебя. Все наладится. Я купил билеты на две недели на море. Отдохнем, придем в норму. Все будет хорошо. А когда вернемся, ты пройдешь курс лечения.

Дверь в палату открылась с грохотом. Полыхая яростью, к нам шел Виктор. Он схватил Ваню за шиворот и скинул с моей кровати, а потом заехал любимому кулаком в челюсть, разбив Тарасову губу.

— За то, что позволил ей лишить нашу семью наследника, — прошипел Громов, сверкнув глазами.

Оба мужчины тяжело дышали и смотрели друг на друга как дикие звери, ничего человеческого в них не заметила.

— Чтоб ты знал, я заберу Яну себе, любой ценой!

У меня рот открылся от изумления. Чувствовала себя вещью. Очень дешевой вещью.

— Ты ее не получишь, — рявкнул Ваня.

— Это мы еще посмотрим, — спокойно ответил Виктор, а потом перевел взгляд на меня, и печаль отразилась в его глазах.

Громов покачал головой и, тяжело вздохнув, сказал:

— Что же ты наделала? Зачем?

Я смотрела на свои переплетенные пальцы и молчала. Громов, не дождавшись ответа, вышел из палаты, а Ваня подошел к раковине и умылся.

— Не слушай его, я не позволю ему прикоснуться к тебе, — серьезно проговорил любимый.

— Давай переедем в другой город? — безжизненно предложила я, не смотря на Тарасова.

Знала, что снова услышу тысячу отговорок. Он сел ко мне на кровать, обхватил мое лицо ладонями и заставил посмотреть в его глаза. Я видела в его взгляде нежность, обожание и любовь.

— Мы переедем в сентябре. Клянусь своей жизнью, — ошарашил он меня новостью.

У меня рот приоткрылся от удивления и глаза округлились.

Ваня лихорадочно целовал меня, а я не удержала слез. Мне не верилось, что моя мечта сбылась, что судьба дала шанс на нормальную жизнь. Прижалась к Ване, не догадываясь, что иллюзии счастья осталось существовать совсем недолго. Не подозревала, что моя жизнь разлетится на осколки и смертельно ранит острием, что я наконец-то прозрею, но будет слишком поздно…

Из больницы меня выписали спустя неделю, хотели оставить еще, но я написала отказ. Ваня все это время был рядом. Я успокоилась, ощутила душевное равновесие. Пообещала ему, что возобновлю походы к психологу. Госпитализация мне не нужна! Ведь там лежали те, кто полностью слетел с катушек, а я нормальная. Ну, почти нормальная… Была уверена, что Коркина справится со своей работой, и мои приступы исчезнут. Ведь в прошлом она мне помогла и я жила нормальной жизнью несколько лет.