Нередко имена божеств старших культур вольно или невольно становились донорами для имен более молодых персонажей. Например, ведический бог неба Дьяус превращался в греческого бога грозы Зевса, хеттское божество Телепину – в греческого героя Телефа. При этом у таких «тезок» может не наблюдаться никакой иной связи – ни в сюжете, ни в атрибутах.

Иногда такое заимствование имен происходит комплексно. Например, авестийские божества заимствовали имена своих предшественников – ведических божеств практически без трансформаций. Заимствование коснулось и ряда названий вроде божественного напитка сомы. Для удобства отобразил такие зависимости в таблице 1.

Таблица 1. Лингвистические связи между иранскими персонажами и ведическими божествами.

Аналогичную картину мы можем увидеть и в Библии, где ряд персонажей явно получили свои имена в честь месопотамских и шумерских божеств. Замечания таких сходств не единожды публиковались различными авторами. Отобразим эти сходства в таблице 2.

Таблица 2. Лингвистические связи между библейскими персонажами и древними божествами.

Нередко во время лингвистических трансформаций донорами могли выступать названия городов или географических объектов. Или наоборот – персонажи давали своим имена тем или иным городам.

Так греческий бог подземного мира Гадес получил свое имя от названия города – финикийского Кадиса. Библейский патриарх Ной мог иметь отношение к Несу или Канесу – древнему городу Малой Азии. Иерусалим был назван в честь финикийского божества Шалиму, к нему относится и имя Сельм, встречаемое в Шахнаме. Библейский патриарх Тогарма аналогично мог быть связан с названием хеттского города Тегарама, здесь сложно сказать, кто лингвистический донор, а кто реципиент.

Больше всего повезло, пожалуй, шумерскому городу Эриду – корень этого названия наблюдается у имен следующих мифических персонажей – библейского Иареда, иранского Иреджа и греческой богини раздора Эриды.

Не исключено, что и названия городов заимствуют названия других объектов – так библейский мифический город Иерихон мог заимствовать свое название у шумерского города Урука, который в греческой версии, кстати, назывался Орхон. Ведь в действительности Иерихон так и не был найден – однако этим названием окрестили один из найденных археологами городов. Что, если мы имеем дело с миграцией мифа, приведшей к такой трансформации?

Корень может менять часть букв, звучаний, а может, наоборот, дополняться новыми словами. Например, Джемшид – имя одного из иранских мифических царей – представляет собой комбинацию двух корней – Джем (так же в некоторых формах читается как Джима или Йима) и Шид, что в свою очередь можно связать с такими именами, как Шет, т.е. библейский Сиф.

Традиция дополнять имена дополнительными названиями идет от эпитетов, которыми наделяли древних царей. К слову, эпитет мог вбирать в себя все что угодно, как личные качества царя, так и названия городов или объектов и даже божеств. Эпитеты царей также нередко выступали донорами для имен мифических персонажей, мы рассмотрим эти примеры в отдельной главе. А пока что перейдем к следующей мифологеме.

Образные мифологемы – мифологемы, отвечающие за образы, признаки, атрибуты или дополнительные элементы персонажей или каких-либо объектов в мифе. К таким мифологемам часто относятся прилагательные части речи. Например, герой красивый, отважный, украшенный золотом и т.д.

Морская дева, лесной подвижник, небесный город – любые художественные и описательные образы мифов могут быть отнесены к образным мифологемам. Нередко, кроме образа, у них ничего и нет – ни сюжета, ни имени. Мы просто имеем изображение, которое также может заимствоваться и формироваться в мифе.

Пример образной мифологемы мы упомянули, когда описывали реку подземного царства. Как мы убедились, в мировой мифологии множество образов, связанных с этой рекой, и все они незначительно различаются. К образным мифологемам можно отнести и мифологемы божественного младенца или матери-земли, которые описывал Юнг. Эти образы обычно не связаны с каким-то сюжетом, хотя нередко грань между образными и сюжетными мифологемами весьма расплывчата.

Образные трансформации, или трансформации образных мифологем, представляют собой изменение образа, описания, изображения или формы какого-либо элемента мифа-донора при передаче его в структуру мифа-реципиента.

Образные трансформации достаточно распространены среди обликов божеств. Например, римский бог Юпитер почти неприкрыто скопирован с греческого бога Зевса. А Зевс являлся поздним реципиентом финикийского бога грозы Адада. У всех перечисленных божеств мы можем видеть ряд общих атрибутов – наличие бороды, изображение пучка молний и многое другое.

Другой пример. Образ мифического иранского царя-антагониста Зохака вполне может служить источником для таких существ, как трехглавый дракон Змей Горыныч из славянской мифологии или его аналоги. Дело в том, что Зохак представляет собой человека, из плеч которого торчат две ядовитые змеи.

Конечно, Зохак не единственный здесь представитель, можно вспомнить такого антагониста, как Равану, имеющего десять голов, и других персонажей. Не исключено, что оба образа являются лишь реципиентами одного неизвестного донора.

Впрочем, одна любопытная теория такого донорства есть. Возможно, образ Зохака был заимствован образом шумерского божества Нингишзиды. Это божество имело такие же атрибуты – из его плеч виднелись две рогатые змеи. Другой бог, Энки, имел похожие атрибуты на печати Аккада – только из его плеч исходили две струи воды. Т.е. образ Нингишзиды мог заимствоваться для образа Зохака, а тот, в свою очередь, для Змея Горыныча.

Часть таких трансформаций куда интереснее. Взять, например, христианский образ Григория Победоносца, сидящего на коне и поражающего змея. Корни этого образа идут из глубокой древности – вероятно, от угаритского божества Балу. Балу, согласно некоторым эпитетам, был подобен всаднику, восседающему на облаке и поражающему землю молнией-копьем[29]. Аналогичный образ присутствует и в культе фракийского всадника, а также в изображении Зевса, поражающего змееподобного Тифона, пусть в этом образе Зевс не представлен всадником.

Ряд образных трансформаций связаны с географическими объектами, описательный или художественный образ которых зачастую имеет общие черты. Примером может служить мифический остров Фемискира, который, согласно греческим мифам, населен воинственными женщинами-амазонками. Такой образ зачастую связан с ярко выраженными женскими образами и часто представлен аналогом некого рая и запретного царства.

Образ встречается во многих культурах и имеет свои адаптации. В кельтской мифологии это подводный остров морского бога Мананнана Мак Лира, а также мифический Аваллон, место обитания фей. В индонезийской Рамаяне существует аналогичный остров Индера Пуспа Варам, населенный женщинами-подвижницами. Лемминкяйнен, герой эпоса Калевала, также скрывается от врагов на некоем острове, населенном женщинами. Аналогично в греческой мифологии имеется явная альтернатива острова – остров нимфы Калипсо, пленившей Одиссея. Есть также предположение, что именно этот образ трансформировался в образ мусульманского рая, населенного вечно юными девственницами, – слишком заметные аналогии.

Пока сложно сказать, что послужило донором для такого острова – закрытые гаремы или существование некого матриархального культа. Но, так или иначе, остров играет какую-то роль в мифологии в качестве убежища для протагониста.

Ролевые мифологемы – мифологемы, раскрывающие личность, идентичность или уникальность персонажей, а также роль персонажа в структуре мифа, в том числе и генеалогии.