Но Волков несколько недооценил способностей своего ребенка отстаивать себя и свои желания. Миша забраковал всех специализированных гувернанток, присланных элитным дорогим агентством. Одна ему плохо пахла, у другой был противный голос, про третью он сказал, что она глупая. Причем, ничуть не стесняясь, прямо женщине в лицо. Можно конечно было списать все это на особенности его диагноза, но Волков точно понимал, что происходит: хоть Миша и страдал синдромом Аспергера, скверный характер достался сыну от отца. Поэтому он молча наблюдал, как сын бракует одну няню за другой.

— Миша, тебе нужна помощь, — сказал Волков, провожая грустным взглядом очередную гувернантку, доведенную до слез его особенным ребенком. — Давай все же выберем кого-нибудь.

— Мне не нужна помощь. Я уже самостоятельный. И взрослый, — упрямо настаивал сын, устраиваясь на диване в его кабинете.

Вернувшись к делам своей корпорации, Стас прочно обосновался дома. И вот уже который по счету день Миша от него ни на шаг не отходил, продолжая торчать в его домашнем офисе. Сын даже не жаловался на шум, хотя Стас замечал, что его раздражают резкие звуки телефона и компьютера. Но ребенок упрямо терпел, каждый раз стискивая зубы при внезапном звонке. Паренек сам занимал себя делами. Притащил кучу книг, планшет и терпеливо ждал, пока Волков закончит работать.

Стас смотрел на сына и думал о том, что он никогда не погоняет с ним мяч, потому что Миша был совершенно равнодушен к спорту. Никогда он не сходит с ним на рыбалку, потому что брезгливость Миши зашкаливала до небес. А просить отца убить воображаемого монстра скоро наскучит быстро взрослеющему ребенку. И Волков купил шахматы. Раз уж все доктора хвалят Мишины математические способности, он решил обучить сына развивающей мышление игре.

А уже через пару дней Стас реально обдумывал влепить одному известному бизнес изданию иск за клевету, так как они посмели назвать его гениальным финансистом столетия. О какой гениальности идет речь?! Волков вчистую проигрывал одну партию за другой. Шестилетнему ребенку! Его самолюбие было полностью раздавлено, когда он заметил, что быстро вникнувший в игру Миша стал поддаваться и всячески оттягивать полное фиаско отца.

— Никогда так больше не делай! — строго сказал Волков, когда Миша явно специально поставил под удар своего ферзя. — Ты поддаешься. Не стоит. Не испытывай жалости к противнику. Иначе, тебя быстро сожрут в бизнесе!

— Бизнес? Что это такое? — спросил Миша. Волков довольно улыбнулся, получив шанс реабилитировать свои умственные способности в глазах сына. Он стал рассказывать ему, чем занимается и как зарабатывает деньги. Очень простыми и понятными словами. А потом приобрел еще одну игру — старую надежную “Монополию”, которую Миша также быстро освоил. И вместо убийства воображаемых чудовищ, они нашли более интеллектуальные общие увлечения.

Возможно, никогда у них не выстроятся обычные отношения отца и сына, учитывая характер Стаса и диагноз Миши, но, черт возьми, только оставшись один на один с этим смышленым чудаковатым пареньком, несмотря на все произошедшее, Волков чувствовал себя очень счастливым. Наверное, Стас впервые по-настоящему ощутил себя отцом…

Внезапно возникшее понимание между ними омрачал только совместный прием пищи. За это время его упертый сын, кажется, только из чистого упрямства научился самостоятельно мыться, одеваться и даже делать себе бутерброды под расстроенные взгляды нанятого профессионального повара. Видите ли, Мише не нравились его кривые усы, поэтому кушать из рук этого человека, он категорически отказывался. Соглашался, только если Стас его просил.

— Ешь! — вновь попросил Волков, усаживаясь за накрытый стол. — Хоть что-нибудь, Миша!

— Я сделал себе бутерброды! — капризничал Миша, ставя перед собой пищу собственного приготовления.

— Я не разрешаю тебе есть бутерброды, — отрезал Стас. — Ты слышишь меня? Первое, второе, десерт! Перед тобой все выставлено! Выбери что-нибудь и питайся, пожалуйста, нормально!

— Здесь все неправильно, — сказал ребенок, осматривая обильно обставленный стол. — Он неправильный! — добавил Миша, указывая на побледневшего повара, боявшегося увольнения. — У него неправильная еда! У него даже печенье ровные! А они должны быть кривыми и с пупырышками!

Волков наложил в тарелку тушеное мясо с овощами, подвинул к сыну и строго сказал:

— Пока все это не съешь, из-за стола не встанешь!

Миша нахмурился, зло стрельнул в него взглядом, затем взял нож и отрезал корочки на бутербродах. Так как всегда делала ему его настоящая мама… Сын подвинул тарелку туда, где обычно сидела Анна… словно угощая ее закуской, приготовленной его руками. Затем он все же вскочил с места, подошел к музыкальному центру и включил на минимальной громкости радио. Доносившийся звук мало напоминал мелодию, скорее выдавал какое-то бульканье и жуткие помехи. Но Миша спокойно уселся на свое место, взял вилку и воткнул ее в сочный кусок мяса.

— Вот теперь чуть-чуть правильно! — сказал ребенок, начиная есть.

А вот Стасу кусок в горло не лез. Он целую неделю воевал с сыном, чтобы тот перестал питаться одними бутербродами, и только сейчас догадался, по какой именно причине, Миша отказывался садиться за стол.

То, что Миша считал неправильным было отсутствие двух важных женщин в их доме. Видимо, плохо работающее радио символизировало для ребенка вечное ворчание Армине, ставшее привычным фоном их ежедневной трапезы. И любовь, с которой готовила вредная пожилая дама, ни один даже самый искусный повар воссоздать не сможет. А яркую солнечную улыбку, сидящей напротив Анны, никто никогда не заменит. Сын явно скучал по матери и названной бабушке.

— Тебе тоже не нравится, а меня заставляешь! — обиженно выдал Миша, глазами показывая на нетронутые блюда в тарелке Стаса.

— Съешь хотя бы половину, — примирительно ответил Волков, выходя из-за стола. Он достал телефон и набрал номер. — Вернись! — попросил он, когда ему ответили на другом конце.

— Анечка уже дома? — спросила Армине после долгого молчания.

— Вернись, — настаивал Стас. — Ты же терпеть не можешь свою сваху. Она тебя уже достала совсем! А у меня огромный дом и…

— Сурен, ты идиот! Я кладу трубку!

Стас молча закатил глаза и виновато признался:

— Подожди… Я был не прав. И был пьян. И… Прости меня. Вернись! Миша практически ничего не ест. Питается одними бутербродами. Ты нужна нам, Армине!

— Вай, Мишенька, бедный мой! Вот и перестань морить ребенка голодом! Верни домой жену!

— Сама возвращайся.

— Нет! — отрезала упрямая женщина и положила трубку. Но ее доброе сердце, видимо не выдержало, так как уже с утра в дом Волкова была доставлена свежая ароматная выпечка.

— Ура! — вскричал радостный Миша, забегая на кухню и доставая печенье. — Кривые и с пупырышками!

— Это Армине готовила.

— Я знаю, я ей вчера звонил. Она обещала к обеду прислать мне правильный суп с правильной лапшой. А не как у этого, — сын стрельнул злым взглядом в повара.

— Станислав Георгиевич, но я же не знал, я же… — пролепетал растерянный повар.

— Дело не в вас… — отрезал Стас. — Подожди, ты разговаривал с Армине? А давно ты разговариваешь с Армине?

— Она мне каждый день звонит, — ответил сын, с удовольствием запихивая в себя следующее печенье.

— А больше… гхм… — Стас прокашлялся, раскраснелся, но все же добавил: — Тебе больше никто не звонит?

Мальчик съежился, опустил глаза вниз и отложил надкусанное лакомство.

— Скажи мне правду, Миша. Я не буду ругаться.

— Мама Анечка звонит.

— Часто?

— Каждый день. Утром, в обед и перед сном, — Миша хлюпнул носом и жалостливо уставился на него. — Я сначала не брал трубку. Потому что обиделся на нее. Она нас бросила! А потом взял… Папа, не злись. Она же мама Анечка-а-а! — ласково протянул Миша, растерянно пожав плечами.

— Что она тебе говорила?

— Мама Анечка сказала, что взрослые иногда расстаются. Что иногда это бывает. И что я не виноват. И что она меня любит. И что ты меня любишь, — Миша быстро вскочил со стула и подошел к нему. — Папа, ты злишься? А хочешь, я больше не буду ей отвечать?!