Поскольку из Москвы он уехал без чемодана, оставив вещи в особняке Саши Зотова, в шкафу съемной квартиры нашлись несколько футболок, смятая рубашка, джинсы с потертостями, еще куртка, теплее той, что он отдал Матвею. Это плюс вещи, в которых он добрался до галереи – все, что у него обнаружилось.

Это – доказательство того, как он почти полностью потерял вкус к жизни.

В те неспокойные дни после налета на особняк Глеб почти не контактировал с внешним миром. Доверял на все сто он лишь одному человеку – сводному брату Феде. По большей части не из-за родственных связей, а из-за того, что Федя, слава богам, держался на расстоянии от жизни, которую выбрал сам Глеб. Поэтому он набрал его номер и сообщил, что с ним все хорошо, но придется надолго залечь на дно. Это все, что он себе позволил.

И в менее благополучные времена он не обременял близких. «Выжил – хорошо», – решил Глеб.

Денег, которые ему вопреки всему выплатил принципиальный Саша Зотов, хватило на ночевки в хостеле и съем нормальной квартиры, с бытовой техникой и минимальной мебелью. Здесь он и жил. И до сегодняшнего дня не думал над заказом в интернете вещей поприличнее. Но страсти улеглись, к Глебу вернулось желание…

Выглядеть лучше перед Матвеем.

«Если все-таки предположить, что мы с Матвеем увидимся, то… Идти мне не в чем», – резюмировал Глеб.

Он сел на кровать и открыл бумажник, сверяясь с остатками налички, тогда и зазвонил телефон.

Комнату напомнил писк тропических птиц, ужасный рингтон «звуки природы». Глеб неоднократно порывался сменить надоедливую мелодию, но сразу же терялся с поисками, незнакомыми названиями групп и направлениями. Музыка не была его темой. Когда ты на задании ФСБ или возглавляешь службу безопасности мафиози, привычки укладываться спать в наушниках или включать колонки на полную сами по себе уходят в прошлое. Так работал инстинкт самосохранения, твердивший, что песня скрывала проникновение.

Взяв телефон, он узнал номер Матвея.

Запомнил, что номер на визитке заканчивался двумя восьмерками. И с волнением поднес смартфон к уху.

– Алло?

– Привет, Глеб. Это Матвей. Художник. Ты меня помнишь? – зазвучал наполненный жизнью голос.

– Тебя забудешь.

– Я не отдал тебе куртку, – сказал он. – Кстати, у тебя очень приятный парфюм.

– Эм, спасибо, – растерялся Глеб.

Матвей звонил из-за куртки? Чтобы ее все-таки вернуть? Благородный жест, однако Глеба он расстроил. Расстроил тем, что не соответствовал его планам о еще одной прогулке. Потом он представил, как Матвей в какой-то эфемерной комнате, которую Глеб нарисовал, как его спальню, снимал с себя его куртку. Представил, как он медленно поднес воротник к носу и понюхал его.

Сглотнув, Глеб рывком поднялся и раскрыл окно.

– Отдам тебе при встрече, никак иначе, – уточнил Матвей. – Это шантаж, прости.

– Можешь оставить, – усмехнулся он.

Матвею она подходила. Светлые вещи ему шли. Впрочем, темные тоже – оттеняли его глаза.

«Подлецу все к лицу», – говорила мама.

Молчание в трубке было слишком красноречивым.

– О, нет, я не то имел в виду. Приходи, но без куртки.

– Может быть, мне без одежды прийти? – Матвей улыбался. Глеб почувствовал это по тембру, и сам вспыхнул.

– А такое уже бывало?

– Ходил ли я по улице голышом? Боже, никогда.

– Тогда зачем предложил?

Пауза.

– Я тебя проверял, – переходя на серьезный тон, Матвей продолжил, – в семь свободен? Я хочу показать тебе одно место…

– Хорошо.

Они договорились встретиться в районе метро Щукинская.

По адресу, который Матвей назвал, вроде бы находился один из яхт-клубов.

Но Глеб промолчал, давая возможность Матвею символично взять его за руку и повести за собой. Куда – уже не так важно. Глеб чувствовал, как рядом с ним с его плеч спадал груз, ставший уже привычным за девять месяцев. Он не знал, почему так случалось, но не желал проверять, как скоро вернется уныние.

Почти все свободное время до встречи он потратил на… Шоппинг.

***

Когда Глеб вышел из дома, часы едва преодолели отметку в без пятнадцати семь. Он шагал медленно и все равно пришел рано. Уселся на скамейку и полез в карман за смартфоном, чтобы со стороны не казаться потерянным. Тогда понял, что забыл его дома. Прекрасное начало. Тем временем по телу Глеба путешествовали давно забытые искорки романтического волнения. Но в отличие от переживаний, которые касались вероятности попасть под пули или не умереть в ближайшие пять минут, это волнение отдавало в ребра приятной истомой. Оно, как гладкая поверхность прохладного озера в летний зной, звало сразу же нырнуть вниз с головой.

Он положил ладони на колени.

В голову Глеба постоянно лезли дикие мысли, вроде: «Понравится ли Матвею моя рубашка?» Здравый смысл порой прорывался в эфир, заставляя задаваться вопросом, какие их с Матвеем связывали отношения, чего он сам от них жаждал, в конце концов? Надолго Глеба не хватало. Железобетонная отмазка каждый раз срабатывала и прекращала рефлексию как по щелчку пальцев. Звучала она так: с Матвеем Глеб чувствовал себя лучше, хорошо. И было ли дело в его заинтересованности Глебом, в его доброте или в его ослепительной улыбке – второстепенно. С таким прошлым он не мог пренебрегать людьми, которые привносили в его жизнь легкость.

– Привет, незнакомец, – Матвей появился на горизонте и отвесил ему шутливый реверанс, присаживаясь рядом.

– Привет.

– Прекрасно выглядишь, – закусив губу, Матвей положил руку на спинку лавочки, в миллиметрах от шеи Глеба. – То есть… Ты выглядишь, как и в прошлый раз, когда мы виделись в галерее. Так же хорошо, вот. Но если я скажу, что ты выглядишь как обычно, боюсь, это не будет звучать как комплимент, который ты определенно заслуживаешь. Извини за преамбулу, так сказать…

– Ничего страшного.

– Правда?

– Я тоже не профи в комплиментах, – признался он.

– Спасибо, что так утонченно обратил внимание на мой провал. Даже не обидел.

Глеб посмотрел на него, не поднимая головы. Со сколькими людьми приходилось в жизни общаться, а таких – он не встречал. Отведя взгляд, испугавшись эмоций, Глеб поспешно спросил, куда все-таки Матвей собирался пойти, а тот, казалось, заминки не заметил.

– О, я разработал для нас культурную программу, так сказать, пойдем, самое лучшее время – когда солнце начинает садиться, – ответил он, ограничившись туманным намеком.

Пока они спускались к реке, в их разговор дважды вмешивались посторонние.

Уж больно назойливый рекламщик попытался убедить Глеба купить квартирку у застройщика, а потом к Матвею подбежали две школьницы. С восхищенными юными лицами они попросили поставить им автограф в блокнотах с какими-то мультяшными героями. Глеба далеко Матвей от себя не отпустил, еще и представил как «друга», умолчав о том, что они четыре дня как познакомились.

– Бремя славы, – подколол его Глеб, когда девочки скрылись в толпе.

– Не издевайся.

Они возобновили путь по вечеревшему городу.

– Понимаешь, для художника, да любого творческого человека это – важнее всего.

– Автографы?

– Да нет же, – протянул Матвей, взмахнув руками. – Чтобы у послания автора были получатели. Иначе смысла творить нет. Знаешь, когда я рисую картину, и она, по сути, рождается, я почти ничего не чувствую. Да, могу быть доволен своей работой, видеть… Эстетику. Но ее рождение – это всегда показ на выставке.

Сиявшими глазами он смотрел на Глеба.

– Я понимаю. Но большинство твоих фанатов…

– Что?

– Они фанатеют от тебя, а не от твоих картин.

Склонив голову, Матвей выждал паузу, а потом шутливо ударил его в плечо кулаком.

– Знаю, – хмыкнул он и почти прижался к Глебу, схватив его за кисть. – Это так неловко, честное слово…

В сумерках они добрались до яхт-клуба «Свобода». Матвея и Глеба вместе с ним пропустили внутрь. Пройдя метров двадцать по освещенному двору, они оказались у причала, на котором пришвартовали штук десять яхт. Матвей пошел к той, что стояла почти посередине. На вид она была метров пятнадцать в длину. Красивая, массивная, невесомо качавшаяся на волнах. Глеб вблизи такие ни разу не видел. Он застыл, засунув руки в карманы, ожидая, что еще Матвей предложит ему этим вечером.