– Прекрати, Матвей, – сонно пробормотал Глеб, осознавая одновременно несколько вещей: утро наступило, он спал в постели своего подопечного, а из одежды на нем удержался лишь правый носок. Вслед за ощущениями мягкого невесомого одеяла и чего-то влажного под ребрами (Глеб даже не хотел выяснять), пришли и воспоминания. Он провел эту ночь с Матвеем.

– А не то что?

Матвей уселся на одеяло, поджав одну ногу под себя.

В руках у него был графический планшет, экран которого пускал солнечные зайчики Глебу в глаза.

Он потер лицо рукой, прячась от зайчиков и назойливого внимания Матвея, а потом и вовсе накрыл голову подушкой. И не спалось же ему, королю богемы, в семь часов утра! Опять начнет просить и упрашивать по-Матвеевски, так, с душой и бесконечным энтузиазмом. А Глеб из последних сил сопротивлялся, между прочим!

– Убери подушку, не будь ребенком.

– Нет.

– Убери, – Матвей дотянулся до стопы Глеба и впился короткими ногтями в пятку, от чего Глеб дернулся и отодвинулся на максимальное расстояние. Матвей рассмеялся, под его весом скрипнула кровать, а потом голос – медовый баритон – послышался совсем рядом с ухом Глеба.

– Не упрямься, котенок. Хочу тебя… нарисовать, – протянул он. – Всего один раз, пятнадцать минут мучений, и будешь свободен, как птичка вольная.

– Нет.

– Глеб, – толкнул его Матвей.

– Дай поспать, боже…

– Ты из тех, кто отказывается фотографироваться с одноклассниками на выпускном и уходит раньше всех, угадал?

Смена темы заставила Глеба ослабить оборону. Приподнявшись на локте, он посмотрел на Матвея, сощурившись.

– С чего ты взял?

– Подмечаю закономерности.

«Просто угадал», – подумал он, укрывшись одеялом.

А то, что Глеб пропустил оба своих выпускных, лишь стечение обстоятельств.

В школе перед последним звонком ему удалили аппендицит, а в университете в день выпускного он знакомился со своим куратором в спецслужбе. Диплом Глеб забрал на следующий день в деканате. Потом, уже во времена серьезной работы на разведку, Глеб освоил умение не привлекать к себе внимания на «пять с плюсом». От него, в конце концов, зависел успех миссии, а то и выживание.

– У тебя красивое лицо, – Матвей оставил планшет на полу, подползая к нему.

Накрыв одну ладонь другой у Глеба на животе, Матвей устроил на них подбородок.

Глеб сдался.

– Если принесешь кофе, я подумаю над тем, чтобы как-нибудь, не сегодня, но… попозировать.

Клюнув его в нос, Матвей соединил большие и указательные пальцы на руках, жестом говоря «окей», а потом спохватился и вдруг изобразил другой жест: постучал кончиками указательных пальцев.

– Будь мы в Египте, я бы только что сделал тебе максимально неприличное предложение, учти, – подмигнул он и, только дождавшись реакции Глеба (а она была уже привычной им обоим – закатывание глаз, тяжелый вдох, неодобрительно поджатые кончики губ, попытки сдержать улыбку), выбежал из комнаты.

«Что за несносный человек», – усмехнулся Глеб и упал обратно на подушку. Но вибрация под ребрами оперативно привела его в чувства. Выудив звонивший смартфон из-под спины, Глеб увидел знакомое имя и принял звонок.

– Привет, есть новости? – живо поинтересовался он у Киры Матвеева, его необычного, но все-таки друга. Сердце забилось быстрее, к самому горлу подскочило.

– Есть, и они тебе не понравятся, – ответил тот.

– Говори.

– Этот парень… Матвей Аверин.

– Ну?

– Он замешан в очень странных вещах и у него есть связи с крайне… Необычными людьми.

За несколько недель до этого

Стрельба. Ранение. Бок обожгло болью. Схватившись за поручень лестницы, он едва удержался на ногах…

И проснулся.

Реальность обрушилась на Глеба, заставив горло сжаться от болезненного спазма.

– Черт возьми! – с чувством выдохнул он.

Все было нормально. Здесь и сейчас, в маленькой съемной квартирке на Ивановской, в него никто и не думал стрелять.

Забытый светильник слабо освещал комнату – пустую, тихую и спокойную.

Зато сердце у него колотилось так, будто за плечами остался полумарафон, не меньше. Во рту пересохло, футболка на спине взмокла от холодного пота. Поморгав еще немного, Глеб вытер лицо и сделал глубокий вдох. Одна из методик, помогавшая ему успокоиться и привести пульс в норму, состояла из трех упражнений – вдох, задержка дыхания на десять секунд, выдох.

Повторите несколько раз.

Продолжая дышать, Глеб посмотрел на прямоугольные часы, осознав, что не проспал даже часа.

Страх, разбудивший его, отступил, давая дорогу более обыденным ощущениям. Он замерз, проголодался и, кажется, страдал от извращенного приступа клаустрофобии. Посидев на кровати несколько секунд, Глеб резко сбросил с себя одеяло, поставив ноги на прохладный пол. Если останется внутри, будет думать о приснившихся ужасах и возвращаться к событиям страшного января.

Он вдохнул аромат влажной земли, сырости, листвы из открытого окна, городской осени.

На его маленькой родине осень источала другие запахи – спелых яблок, горячего чая и маминых любимых специй.

Хлопнув ладонями по коленям, Глеб стащил со спинки стула ворох одежды, джинсы, синюю кофту с длинными рукавами, бежевую куртку. Пойдет. Одевшись, Глеб запер квартиру на два поворота ключа и спустился на первый этаж, где суетливо нажал на кнопку и толкнул тяжелые двери, выбираясь, наконец, на свежий воздух.

Вот так гулял по Москве, без цели и без плана, Глеб уже не впервые.

Он засунул руки в карманы и спустился к проспекту, следуя за желанием на улице не оставаться наедине.

***

Звуки города расслабили его.

Глеб сам не заметил, как оказался около ярко-освещенной застекленной галереи «Вояж».

И зачем-то заглянул в окно.

Внутрь набилось под две сотни гостей, они внимательно слушали человека, скрывавшегося за колоннами, и время от времени обменивались улыбками, не смущаясь прикосновений. Плечом к плечу, носиком к щеке, шепча секрет на самое ухо, рукой к предплечью. Общность, повисшая между ними, словно паутина, заворожила Глеба. И прежде чем сказать себе самому «нет, ты что делаешь», он толкнул дверь и оказался в дымке дизайнерских парфюмов.

То, что публика была состоятельной, Глеб понял сразу, у него на такие вещи глаз наметан.

Охранника в мужчине, который устремился к нему, принимая серьезное выражение лица, Глеб тоже распознал за считанные секунды. Он успел даже занести руку, чтобы ухватиться за ручку двери и ретироваться, но зал взорвался аплодисментами, и Глеб не расслышал, что именно сказал ему охранник.

– У вас есть пригласительный? – повторил тот, перекрикивая шум толпы.

– Что?

– Билет, пропуск.

– А он нужен? – уточнил Глеб.

И бросил взгляд на стены, увешанные картинами. На них автор изображал людей в компрометирующих позах.

Голых людей, в основном мужчин. Видимо, занесло Глеба на пафосное собрание ценителей искусства, а к ним Глеб себя никогда не причислял. Даром, что любил итальянскую живопись эпохи Возрождения и мог бы поддержать разговор о самых известных художниках-символистах. Снобизм Глеб терпеть не мог, а на таких тусовках его подавали вместе с пузырьками шампанского.

– Боюсь, что без пригласительного билета я не могу Вас пропустить, – сказал охранник.

– Ничего страшного.

– Нет, пожалуйста, оставайтесь, – послышалось сбоку.

Глеб невольно замер под влиянием этого голоса, приятного, но с едва ли не повелительными нотками.

– Вы уверены?

К охраннику подошел молодой мужчина, Глеб бы дал ему максимум двадцать пять, в белом пиджаке. Достав рукой плечо охранника, он сказал, что гость, имея в виду Глеба, может остаться. Растерянность мужчины, казалось, можно было собрать руками, но он кивнул и оставил их наедине.