Вывод был простой: неважная защита от непогоды — спортивная летняя одежда. Когда нет лобового стекла, а дорога на тридцать километров, лучше выбирать положительные температуры для путешествия.

Боря понимал это внутренним умом, а внешний мир для него стал вдруг загадкой. Подойдя к девушке с просьбой, чтобы позвала хозяйку, гость спорткомплекса Юность вдруг осознал, что не слышит ни слова.

Девушка открывала губы, немного улыбалась, порой жестикулировала, выжидательно глядя на него, а он разве что пытался по губам читать. Но как тут читать, когда тело трясётся? Да и не понимает ни буквы.

Но девушка оказалась умнее и просто позвала Дарью. И вот они уже обе стояли перед ним, махали руками, открывали рот, двигали губы. А Боря, облокотившись на стойку, просто пытался прийти в себя и никак не реагировал, только мастерку снял. С неё полилось прямо с рукавов. Хоть как тряпку половую выжимай. А под мастеркой оказывается руки синюшные.

И здесь, по эту сторону мира, в царстве слышащих, Дарья всплеснула руками.

— Батюшки-и-и, это что вообще происходит? Ты что купался? Ты же продрог как зюзя! Зуб на зуб не попадает!

Боря, что как раз собирался взять плоскогубцы и вырвать все зубы, действительно хотело, чтобы зубы перестали существовать. Внутренний диверсант подорвал заряды и к хрусту в ушах добавилась одна всеплоглощающая зубная боль.

Но осуществить задуманное не дали. Дашка просто подхватила его под руку и потащила в кабинет. А пока тащила, отметила не только синеватую кожу на руках, но и холодные как у трупа пальцы и белые губы.

Едва переступили порог, принялась раздевать гостя, причитая.

— Ты что, дурак совсем? Заболеешь же! А ну снимай всё сырое!

А сырое было всё, вплоть до трусов с подозрительной коричневой полосой сзади. Впрочем, довольно узкой, чтобы делать конкретные выводы. Всегда существовала возможность, что за шиворот свалилось эскимо. И стоит отдать Боре должное, спереди всё было чисто. Возможно потому, что человек жил по принципу — пацаны не ссут против ветра.

Подхватив сухое полотенце от умывальника, она принялась обтирать горе-сантехника, причитая.

— Нет, ты что с собой сделал? Как так можно? Ты слышишь меня вообще? Борь? Моргни хоть.

Боря если и слышал, то только шорох, помехи. Местами ощущал тепло прикосновения, но это не точно.

Дарья попыталась разжать ему руки, что находились примерно в области груди-руля, но не тут-то было. Они, как тренажёр, заточенный под одно конкретное действие, снова возвращались в первоначальное положение.

Тогда Дашка включила прохладную воду в раковине и сунула туда кончики его пальцев. Боря взвыл и принялся издавать тающий звук, заканчивающийся на «ука-а-а-а-а». Через минуту Дашка добавила воде градусов, и когда та стала тёплой, Боря ощутил, как подушечки пальцев пульсируют, словно пытаясь взорваться следом за нарывающими корнями зубов.

Сняв с него штаны, по весу превосходящие сухие в два-три раза, Дарья взялась за обувь. А разувая подопечного, с трудом отклеила от ног носки. Чёрные, те подкрасили синюшные ноги. Намазав гостью губы гигиеничной, хозяйка снова опустилась перед в наклоне и пыталась растереть окоченевшие пальцы на ногах. Те походили на белёсых червяков.

Тогда Дарья полностью присела перед ним и принялась растирать икроножные мышцы, бёдра. Взгляд невольно остановился на трусах. Точнее, на их наполненности. Если изначально яйца походили на перепелиные, то с каждой новой минутой, проведённой в тепле, те отвоевывали пространство. А с ними и робко, но справедливо возвращалось мужское достоинство. И с каждым новым отвоеванным сантиметром пульс спортсменки ускорялся, а движения становились медленнее.

Боря же просто смотрел перед собой, продолжая выдавливать звук «у-ка-а-а-а» и желая, чтобы пальцы перестали гореть огнём, как будто их сунули под кипяток. При том, что вода текла чуть тёплая.

А вот пальцы девушки чувствовали температуру. Но взгляд постоянно цеплялся за бугор в трусах. Сначала ненароком, потом специально. А когда ткань оттянулась, и резинка трусов воспротивилась этому, глаза девушки расширились от удивления. Почуяв тепло пальцев, естество Бори потянулось к нему, как к родному.

Дыхание Дарьи сбилось, а сердце сжалось от жалости, когда невольно коснулась кожицы за трусами и ощутила, как же та холодна. Мысль «спасти!» стала доминирующей в сознании. Украдкой скосила глаза на дверь. Закрыта.

С убеждением, что никто не войдёт, Дашка начала реабилитационные меры: тёплые пальцы мяли труса как массажист жопу. От интенсивных движений содержимое под тканью только увеличивалось и увеличивалось, сначала натянув ткань, а потом грозя порвать.

«Бинго!» — обрадовалась Дашка, пока рот наполнялся слюной. С явным одобрением она наблюдала картину оттаивающего в правильных местах мужика.

«Пусть глухой, слепой, кривой, хромой, главное, чтобы в правильных местах наполненность была. Такому спортивных стрингов мужских на выступления культуристов не носить», — подумала Дарья и решительно потянула трусы вниз.

Последний оплот ткани пал, став простой мокрой тряпкой под ногами. Мгновенно Боря оказался в костюме Адама. Только в отличие от Райского Сада, здесь ему и фигового листика не выдали. Зато полотенце принялось растирать тестикулы.

Боря поморщился, ощущая холод. Полотенце давно промокло. Для Дарьи это не осталось незамеченным.

— Что? Холодно? Сейчас… согреем.

Волнуясь, как малолетка перед первым свиданием, и ещё раз воровато посмотрев мельком на дверь, она взяла тёплой рукой за пару мешочков, подула на них тёплым воздухом, продолжая растирать порозовевшую кожицу и разгонять кровоток уже без полотенца.

Боря блаженно улыбнулся.

Ощущая уверенность и следуя принципу «делай, раз начала», Дашка сложила губы в трубочку и начала дуть горячим воздухом как феном. И чем больше она дула, тем больше тянулся к ней источник интереса. Словно разнополярные магниты, они притягивались друг к другу. Краснее становились уже не его, но её щёки. Решительно обхватив ствол, девушка решилась. Внизу живота вдруг что-то восстало, потянуло и сказало всему остальному: «сейчас или кот и старость!»

Этой встрече суждено было произойти!

Изнемогая от желания, Дарья обхватила большой, местам синюшный ствол обоими руками и открыла рот, покусившись на большое и красное, но не арбуз, с отличимым родимым пятном у разреза.

Губы притянуло: большая, странная, дремлющая до поры до времени внутренняя сила одела Дарью ртом на Бориса. Как голодный удав, она принялась поглощать жертву. Но не всю, а локально. И поскольку удав был на диете, тут же отпускала жертву обратно, как анарексичка со стажем извергая проглоченное.

Боря домычал над раковиной первое слово и поглядев вниз, замычал другое, что заканчивалось на «ануться-я-я».

Дарья уже не слушала. Так ей этот процесс поглощения понравился, что щёки едва ли паром не пошли. От неё самой вода начала стекать, внизу, пропитывая препоны и преграды сахарных самоубеждений и принципов.

Сунув левую руку в трусы, под легинсы, Дарья как палец в нос сопливый засунула. Горячий, влажный и сыростью пропитанный. И столько радости всколыхнулось в старшем тренере спорткомплекса Юность и его же владелице, что мгновенно простила всё Борису: и встречу по утру, и вид обмороженный.

Да чего скрывать? Простила она всё ещё в тот момент, когда его трусы наполнились её рукам навстречу. А сейчас она скорее покорилась. Голодная внутренняя самка восстала, взревела, и повалила Бориса на диван. А затем властно оседлала и самопроткнулась. Одно дело седлать вибратор с имитацией бёдер человека, и совсем другое — человека с образцово-показательным концом.

Несколько лет без секса сыграли с Дарьей злую шутку: новое ощущение потери девственности давно не использованной промежности не прошло даром.

— Ах ты ж ёбаный в рот, как на кол села, — пробормотала она, отпрянула, посмотрела вниз.

Но крови не было. Только соки. А организм прошептал требовательно на ушко: «не верю! Надо повторить!»