– Я сюда примчался, как мог быстро. Один ехал без провожатых. Ни волков, ни разбойников не убоялся.

– И с чего это?

– Изменное дело на великого государя! Дело важное и страшное!

Клешнин встрепенулся.

– Не врешь? – строго спросил он.

– Не вру! – дьяк еще раз перекрестился. – Сведения имею точные. Появился на землях Речи Посполитой некий беглый из Московии. Именует себя Димитрием Иоанновичем!

Клешнин приблизился к Шишкину. Он схватил его за ворот кафтана.

– Ты что сказал, пес?!

– Изменное дело, господине. И того беглого в замке князя Вишневецкого приютили.

– Верно ли сие?

– Вот те крест! Назвался тот бродяга сыном умершего царя.

Клешнин отпустил дьяка.

– Но всем ведомо, что умер Димитрий Иванович больше десяти лет назад!

– То всем ведомо, – согласился дьяк. – Но тот бродяга сказал, что де избегнул смерти он, и вместо него был убит иной. А его верные слуги спрятали.

– И тому поверили?

– Дак коли в замке Вишневецкого того бродягу приняли с почетом? Сам посуди, господине. Князь Вишневецкий Рюрикова корня. Сын Грозного – Рюрикова корня, но старшей ветви. А стало, признал князь родство, и признал, что сей самозванец первый из ныне живущих Рюриковичей.

– Пойдем со мной в горницу, дьяк. Там все обскажешь. И коли не соврал, то быть тебе в большом почете за верность! В том слово даю.

Дьяк рухнул на колени и обхватил руками ноги Клешнина.

– Да я все сделаю, господине! Ты не сумлевайся!

– Встань! Не время сейчас по полу ползать! Дело ждет…

***

Дьяк Шишкин все поведал Клешнину. Надеялся он, что оружничий допустит его до самого царя. Но Клешнин задумал иное.

– Ты, мил друг, службу царю сослужил! То добро! Но надобно тебе еще послужить.

– Я готов.

– Ты сразу ко мне прибыл?

– Да, господине.

– Дома не был?

– Нет, господине.

– И женка твоя не видала тебя?

– Нет, господине.

– И не знает о том, что ты на Москве?

– Нет, господине.

– Добро! Скоро, дьяк, быть тебе в большом почете. Быть тебе думным дьяком при государе!

– Да я… да я готов… да я заради государя…

Шишкин бухнулся на колени и захотел облобызать руку Клешнина. Но тот властно вернул его на место.

– Тихо. Не суетись!

Дьяк сел на место. Клешин хлопнул широкой ладонью по столу и продолжил:

– Слушай далее. Тебе надобно сразу назад возвертаться.

– Назад? – удивился дьяк.

– Поедешь по следам того самозванца. И станешь одним из его людей.

– Но сие многотрудно, господине!

– Ничуть. Скажешься беглым дьяком.

– Беглым?

– Так веры тебе будет больше. Ежели самозванец измену затеял, то ему русские слуги будут надобны!

– То верно, – согласился Шишкин.

Дьяк стал понимать какие возможности открывались для него. Тайную службу править куда как выгодно. Да еще в землях иностранной державы.

– На сие деньги надобны, господине! – заявил дьяк. – И деньги немалые.

– Дам тебе поначалу тысячу золотых.

У Шишкина перехватило дух. О таком богатстве он и мечтать не мог.

– Провожать тебя станут пятьдесят казаков. До самой границы доставят. Про то, кто ты есть, никто знать не будет. Когда пересечешь рубеж литовский, будет грамота о беглом дьяке. Что де враг ты государю великому. То веры тебе при самозванце добавит.

Клешнин снял с пальца драгоценное кольцо и передал дьяку.

– Запомни сей перстень, дьяк.

– Для чего оно, господине?

– По сему кольцу узнаешь посланного от меня.

Шишкин изучил кольцо и вернул его владельцу. Не запомнить большого изумруда, вставленного в золото, было нельзя…

***

Семен Андреевич Клешнин всем в жизни был обязан Годунову. Это его, захудалого дворянского сына, приблизил к себе боярин Борис в день свадьбы своей сестры Ирины с царевичем Федором Ивановичем.

До того Клешнин долго пребывал на Москве и пробовал пристроиться на теплое место при дворе. Много слышал он дома от бати своего, как мелкие люди поднялись при царском дворе до высот.

Говорил Андрей Клешнин сыну:

– Я всю жизнь в ополчении маялся. Службу служил государю и воевал с войском его под Казанью. Увечье получил. А чего нажил с того? Имение наше почти в разор пошло.

– Бог милостив, батюшка.

– Дурак ты, Семка! Вроде вырос, косая сажень в плечах, а дурак! Как про жизнь мыслишь?

– Дак государь на войну призовет, и я в ратном деле сумею показать себя.

– Снова дурак!

– Чего всё лаешься, батюшка?

– А того, что хочу тебя разуму научить. Мы ведь роду не шибко знатного. Но надобно не в ратном поле славу добывать! Ныне при опричном дворе царя людишки худородные в силу вошли. Опричниками зовутся.

– И чего?

– А того, что надобно тебе на Москву ехать. И там искать хорошего и крепкого человека.

– Царя? – спросил тогда Семен.

– Вот дурак! Дак кто тебя допустит до царя? Ты кто таков есть? Верного человека, что при царе состоит. Да не великого человека. До большого царского сподручника не добраться тебе. А вот до кого помельче можно.

– Дак много ли толку от мелкого человека, батюшка?

– А такого следует искать, кто ныне мелок, но завтра высоко взлетит.

– Как распознать такого, батюшка?

– В том и есть искусство великое, Сёмка. И сделать это надобно, ежели не хочешь дни свои как я кончить. Сам посмотри, как живем? Бедность на пороге дома нашего. А далее еще хуже будет, коли не исправишь сего. Сам я уже не могу того. Немощен. Мне могила, а тебе жизнь. И какова она будет, жизнь твоя, решать тебе.

И выполнил Семён волю отца своего и пристроился при молодом царском сподвижнике Борисе Годунове. И был Борис в те годы царским мыльником6. Но затем быстро поднялся благодаря выгодной женитьбе на дочери самого Малюты Скуратова7.

Это Годунов представил Клешнина Грозному царю8.

Затем, после смерти Ивана Васильевича, Борис стал первым советником нового царя Федора Ивановича, и был назначен правителем государства, боярином-конюшим, великим боярином и наместником царств Казанского и Астраханского.

Борис добился от царя для Клешнина звания окольничего. А уже когда сам Годунов сел на трон, то пожаловал Клешнину высокое звание царского оружничего. И не зря возвышал Борис Семена Андреевича. Большой хитрости был сей человек и мастером славился интриги придворной…

Самбор. Замок воеводы Мнишека.

Лето 1604 года.

Молодой шляхтич Ян Нильский был послан коронным гетманом Речи Посполитой паном Замойским9 в Самбор, где стояли лагерем войска собираемые воеводой Мнишеком для пана Димитрия, сына почившего 20 лет назад царя Московии Ивана Грозного.

Пан Нильский имел строгий приказ – внушить воеводе Мнишеку, что его действия незаконны. Только коронный гетман, главнокомандующий всеми войсками Речи Посполитой10, может отдать приказ для сбора войск.

Конечно, понимал князь Замойский, что не сам Мнишек отважился на подобное. Хоть и был своеволен пан Юрий, но не до такой степени. За его спиной стояли многие вельможи Великой Польши и сам ясновельможный пан круль (король). Потому и послал князь к воеводе только своего младшего офицера, а не официального посланца с рангом повыше и титулом позначительнее. Приказы коронного гетмана возили полковники, а не поручики. Но этот молодой шляхтич пользовался полным доверием князя.

Ян Нильский служил под командой коронного гетмана уже три года. Его отец, безземельный шляхтич Николай Нильский, состоял при замке князей Замойских в должности чашника. Всем был обязан пан Николай вельможе-магнату, служил ему честно, и даже сына назвал в честь своего благодетеля – Яном.