Царевич и его секретарь пили вино.

– Скоро выступаем, пан Бучинский! – сказал Димитрий. – Скоро!

– Наши только рады этому, государь. Все рвутся в бой. Сколько можно здесь сидеть?

– Мы двинемся на Чернигов! И скоро захватим все северские земли. Это даст мне возможность увеличить мое войско до 20 тысяч.

– Государь уверен, что московские гарнизоны…

– Я уверен в казаках, пан Велимир! Вот кто пополнит мою армию. А за ними потянутся и стрельцы, и дети боярские. Мне нужна своя армия.

– Нынешнее войско – войско Мнишека, – сказал Бучинский.

– Верно! Мои в нем лишь твоя сотня шляхтичей, да казаки Корелы. И я во всем в зависимости от Мнишека.

– Но его поддержка нам все равно нужна, государь. Мнишек – это Речь Посполита.

– Про это я помню, пан Велимир. Но он должен знать свое место.

– Так пан не желает жениться? Пан не желает панну Мнишек?

– Желаю! – сказал самозванец. – Она будет моей женой. В том даю слово!

– Я не всегда могу понять государя. Зачем вам панна Мнишек? Одно дело, когда без её отца не справиться, а иное, когда вы войдете в Москву!

– Мне нужна Марина! – горячо сказал самозванец.

– Но пан уделял много внимания иным женщинам здесь.

– И что с того? Это были её правила, пан Велимир! Это она захотела, чтобы я так себя вел! И я смирился до времени! Но не сейчас! Сейчас она моя. И нынче ночью снова станет моей.

– Но государь решил взять её в жены.

– Это будет потом. Она сейчас не станет моей женой, пан Бучинский. Она поставила условие – сначала я стану царем! Иначе Марина не согласна выходить замуж. Ей нужна корона! Так она сказала!

– Когда государь станет царем на Москве, найдутся сотни девиц, что захотят разделить с ним трон. Пусть ныне они и не верят в царское происхождение государя.

– А ты, пан Бучинский, веришь?

– Государь сказал, а я верю слову государя.

– А если я соврал? – самозванец впился глазами в лицо Бучинского.

Шляхтич выпил свой кубок и поставил его на стол.

– Я иду за тобой, Димитрий. Не за царевичем, а за тобой. Я верю в твою звезду, и готов быть рядом…

Вот, вот она! Вот русская граница!

Святая Русь, Отечество! Я твой!

Чужбины прах с презреньем отряхаю

С моих одежд – пью жадно воздух новый…

А.С. Пушкин «Борис Годунов».

***

13 октября 1604 года войско самозваного царевича перешло русскую границу. Мнишек наметил первой целью Монастырский отрог. Затем он ударит на Путивль. А Путивль – это ключ к Северской земле…

***

Монастырский острог

Октябрь 1604 года.

Молодой дворянин Сумбулов, товарищ воеводы Монастырского острога Петрова, сидел на лавке в малой горнице и листал списки беглых, которых вчера поймали на границе. Три холопа князя Ромодановского да беглый дьяк Приказа Новой четверти19 Тихон Сысоев.

Приметы в листах совпадали. Особливо дьяка. Слишком рожа его была приметная.

«Лицо тот дьяк имеет худое. Нос длинный крючковатый. Левый глаз с бельмом. Бородка жидкая козлиная. И повинен он в воровстве казны великого государя…»

Сумбулов оторвался от листа. Он подумал, что и за ним вот так могут прийти и затребовать его на Москву, коли откроются его дела. Ведь уложил Сумбулов в поединке большого человека при государевом дворе. Благо еще, что все тогда в кабаке были пьяны, и никто на следующее утро ничего не вспомнил.

И посоветовал ему тогда его дядя князь Сумбулов отбыть от Москвы на границу от греха подалее. И выхлопотал ему место при воеводе Петрове.

Возмутился тогда молодой князь:

– Мне идти под него?

Дядя тогда возразил:

– Ныне не время местами чиниться. Голова твоя на кон поставлена, дурак. А чем далее от Москвы и чем скромнее место, тем безопаснее. Да и мы, Сумбуловы, не такие уж и знатные господа. Хоть и князья, но не Рюрикова корня.

– И надолго сие?

– Кто знает? Как повернется. Токмо, стерегись сильно! То дело дьяку Разбойного Приказа Патрикееву отдано. И тот дьяк зело хитер в таких делах!

– Но меня не видал никто! Нас много было! И мы как за сабли взялись никто на нас уже внимания не обращал! И коли покину Москву, никто не вспомнит!

– А коли нет? – спросил князь. – Я те тогда не заступа! Зело государь великий гневен! И в случае чего… В случае чего беги за пределы! Благо там недалече.

С тех пор прошло три месяца.

Горница, в которой сидел Сумбулов, была мала. В центре стоял большой стол, заваленный бумагами. Он был застелен черным сукном. Пространство слабо освещали две свечи в старинном шандале.

Сумбулов вызвал десятника Иванова. Тот сразу явился на зов и поклонился.

– Тащи сюда Сысоева!

Десятник ушел и вскоре в комнату втолкнули худого человека в ножных кандалах. Шапки на нем не было, и кафтан был порван. Сапоги с него также стащили. Босые грязные ноги дьяка были в ссадинах и кровоподтеках.

– Дьяк Приказа Новой четверти Сысоев?

– Я самый. Чего скрывать то? Попался, и знать ответ мне держать.

– Садись человече. В ногах нет правды.

Дьяк сел.

– Стало хотел к ляхам утечь? – спросил дворянин.

– Хотел. Да сцапали меня псы воеводские! Не ждал, не гадал, что здесь попадусь. Вот она граница! Рукой подать. И решил к бабе наведаться! Давно бабы у меня не было.

– Не мог до Литвы подождать? – усмехнулся дворянин. – Приметы твои хорошо расписаны. И ты с такой рожей к бабе поплелся! Дурак!

– Теперя отвечу, – хмуро ответил Сысоев и шмыгнул носом.

– А много ли денег хапнул, дьяче? Чего ищут тебя? Ведь при тебе ничего не нашли.

– Не нашли? – горько засмеялся Сысоев. – Псы воеводские все отобрали до копейки! А сказали что нет де при мне ничего. Им прибыль, а мне на Москве на правеже стоять под кнутами!

– Стало отобрали все? А много ли было?

– Три тыщи рублев!

– Вона! – изумился Сумбулов. – Три тыщи! С такими деньгами можно было пристроиться у ляхов!

– Дак чего вспоминать. Денег нету. Я в железах.

– А есть ли у тебя, дьяк, свой человек у ляхов?

Дьяк посмотрел в глаза Сумбулову. И сразу понял, что этот воеводский товарищ неспроста сие спросил. Знать и у него есть надобность в том.

– Али и тебе надобно за рубеж?

– С чего взял сие?! Я товарищ воеводы и верный человек великому государю. А спросил для порядку!

– Так и я для порядку, – ответил Сысоев. – Есть у меня человек. Слышь, дворянин? Есть!

– Вона как?

– При особе самого…, – Сысоев сделал паузу. – При особе самого царевича.

– Какого царевича? Ты что? Как смеешь!

– Дак я чего? Люди говорят, что истинный он царевич. А я разве знаю?

– И кто там у тебя?

– Дружок с Москвы еще. И мне от него послание было, что де есть тот, кого самозванцем на Москве объявили, истинный царевич Димитрий Иванович. Токмо дай мне от желез ослобониться! И я те помогу! Слышь? Помогу!

– Да на кой мне помощь твоя?

– А кто знает, что далее будет? Ты смекни! Бориска то болен! Что как помрет вскорости?

– Чего болтаешь!

– Дело говорю! Ты ведь также здесь не по своей милости. Ты из рода Сумбуловых, а торчишь здесь в подчинении сына боярского Петрова. Ты знатного рода и много выше его по положению. Али не грызет тебя сие?

Сумбулов молчал. Беглый дьяк попал в самую точку!

Сысоев продолжал:

– Я те пригожусь. Замолвлю словечко.

– Я подумаю. А ты пока посиди в остроге. Но корм тебе отныне добрый пойдет и кафтан, шапку, да сапоги тебе вернут.

Сумбулов приказал увести дьяка…

***

На следующий день пришла беда. В город прискакали люди государевы. И сразу к воеводе. Петров чуть не до земли стелился перед простым подьячим с приписью. Знать люди не простые.

Дворянин Василий Сумбулов понял, что люди большого государева дьяка Патрикеева пришли за ним. Прознал таки дьяк-проныра, где он нашел себе укрытие.