– А-а-а, – ответила я, выдав новую порцию слез. – Я всем ради них пожертвовала! Да, всем! А они меня ненавидят. И эта нянька… Сука!.. Ты что, мою бабку из мертвых поднял?! Она так смотрит на меня, словно по башке хочет даст, как только я что-то не так скажу… И как ты можешь думать, что это я тебя не хочу?!

Жалобы сыпались одна за другой; душа, слезами вылечившая боль, пыталась избавиться от ее остатков словами. Неотвратимая сила тянула мою голову на Димину грудь. Хотелось прижаться к нему, раствориться в нем, позабыть обо всем на свете.

И слезы вновь текли, но это были уже спокойные, почти что сладкие, слезы.

Выговорив все, в промокшую на груди Димину футболку, я замолчала, кончиком пальца обводя рисунок на ней. Дима тоже молчал. Его подбородок лежал на моей макушке. Одна рука на плече, другая на талии.

Я даже не знала толком, слушал ли он меня. Или, как часто поступают мужчины, на второй минуте моего монолога отвлекся, размышляя о тачках. Но ощущать его близость было приятно и я не спешила требовать ответов на все вопросы.

Осмелев, прижалась еще теснее. Замерла, не думая, не спрашивая, не делая из его молчания выводов. Что толку спрашивать? Я никогда его толком не понимала… Но так хорошо и спокойно было сидеть сейчас, прижавшись к нему ощущая ровное биение его сердца.

Совсем как тогда, в его офисе… Когда он внезапно поцеловал меня в шею. Но он не поцеловал.

– Анастасия Филипповна, – сказал Дима. – Зайдите-ка сюда на минутку.

Глава 9.

Странное это было чувство – мягкое и теплое тельце, извивающееся в руках. И этот запах, чем-то напоминающий запах Димы и в то же время, совсем другой. Нежный и сладковатый запах, который хочется вдыхать бесконечно. Но мальчик не желал, чтобы я им дышала. Он рвался и голосил. Я никогда еще не держала на руках орущих детей. Стоило им лишь пискнуть, в дверях появлялась няня, но сейчас она не пришла и я, безуспешно попыталась укачать мальчика.

Вместо того, чтобы успокоиться, он заорал еще громче.

Я растерянно и испуганно смотрела на малыша, держа его на вытянутых руках и не зная, что делать. С одной стороны, я росла не в вакууме и видела, как матери успокаивают детей. С другой стороны, я росла среди женщин, которые каждый мой промах использовали в качестве прелюдии к подзатыльнику. Меня парализовало страхом. Я не решалась даже попробовать что-либо предпринять.

Стояла и выпучив глаза, смотрела. А мальчик орал, орал, орал…

Когда Дима резко шагнул ко мне, я отшатнулась, едва не выронив маленького. Подхватила, слишком сильно прижав к себе, охнула, сама расплакалась, вжав голову в плечи… И Дима все понял, прочел по моим глазам.

– Иди сюда, – он мягко обнял меня за плечи.

Подложив ладони под мои локти, заворковал с ребенком поверх моего плеча. Я успокоилась, ощущая спиной тепло Диминого тела. Увидев знакомое лицо, младенец тоже понизил звук.

– Поговори с ним.

– Ч-что? – в первый миг я решила, что Дима спятил. – О чем?!

– О Сартре, – он фыркнул, когда я подняла обалдевший взгляд. – Шутка! Просто поговори, – Дима щелчком пальцев выслал прочь прибежавшую няню, которая с явным неодобрением на меня зыркала. – Все хорошо, моя девочка. Это – ребенок, ему четыре месяца. Маленькие дети орут.

Дима усадил меня с ребенком на маленький диванчик, обнял за талию, заговорил с малышом, гладя того свободной рукой по животику. И по мере того, как он говорил, ребенок в моих руках начинал успокаиваться. Я тоже немного расслабилась и попыталась его укачать. Руки были уже не такие напряженные. Ласковые слова, вдруг, сами собой нашлись.

– Видишь? – прошептал Дима. – Все хорошо.

Я кивнула, хотя почти ничего не видела, потому что сама плакала и мои слезы падали на чистую, тщательно выглаженную рубашечку. Я гладила мягкие светлые волосики своего сына, вбирая в себя его теплую мягкую тяжесть. И стук его сердечка казался таким знакомым…

– Это Саша, или Влад? – спросила я, и вновь всхлипнула.

Дима осторожно вытер мне слезы.

– Да я понятия не имею!

Рассмеявшись, я крепче прижалась к нему спиной.

Димина ладонь все еще лежала на моей талии, а подбородок – у меня на плече. Мы часто сидели так раньше, слушая, как мальчики толкаются у меня в животе… С тех пор, как я родила, он никогда так больше не делал, и я боялась дышать, чтобы он не опомнился и не убрал руки. Но Дима, казалось, не замечал, что держит меня в объятиях. Он весь был поглощен воспитанием нашего сына.

– Что лыбишься? Довел мать и радуешься, да? Засранец такой. Она тебя для этого в муках рожала? Чтобы ты на нее орал?

Мальчик вовсю улыбался беззубым ртом и слипшиеся от слез ресницы, обрамляли сияющие глаза. Я вытерла его щечки и, впервые осмелившись, прижалась губами к маленькому личику.

– Маленький мой… Какой же ты у меня красивый!..

– Анастасия Филипповна!..

Няня принесла второго ребенка и отдала Кану. Они были похожи, как два яйца. Чудесные маленькие блондинчики с Димиными аккуратными ушками и миндалевидными Димиными глазами. Только темно-серыми, а не карими. Я чуть наклонилась и, продолжая укачивать своего, провела кончиками пальцев по нежной щечке.

– Давай, подпишем их маркером? – предложил счастливый отец.

– Дима-а-а! – шепнула я укоризненно, горло сжалось. – Не порти момент…

Он снова мне улыбнулся и наклонившись, потерся кончиком носа о носик ребенка.

Какое-то время, сидя плечом к плечу, мы молча корчили детям рожицы, целовали крошечные пальчики и сжимали в ладонях маленькие ножки, как делают родители в моменты умиления собой и своими отпрысками. И это больше не были его дети. Это были мои дети.

Наши.

– Спасибо! – шепнула я.

– За что?

«За то, что не позволил мне сделать аборт!.. – хотела я сказать. – За то, что взял меня в жены. За то, что так любишь моих детей!»

Но это звучало так пафосно, что журналист во мне взбунтовался.

– За все…

Дима поднял голову и посмотрел на меня, словно видел впервые. И не нашелся что на это сказать. Удерживая на сгибе локтя головку младенца, он взял меня за подбородок и молча поцеловал.

Не в лоб, как обычно. В губы.

***

В дверь постучали.

Няня, извинившись, напомнила, что «деточкам» пора купаться и спать. Помощница забрала ребенка у Димы. Я тоже неохотно отдала агукавшего мальчика и, неловко сунув руки в карманы, встала. Позволила Диме обнять себя.

Он вздохнул, еще крепче прижимая меня. Как вчера, во время медленно танца. Встав на цыпочки, я крепко-крепко обхватила его руками, уткнулась лбом в шею. Маленькая искорка внутри разрасталась до шаровой молнии.

Хотела сказать, что люблю его, но слов не потребовалось. Он сам все понял, прочел по моим глазам. Мои руки разжались, ладони легли на Димины плечи. Губы приоткрылись навстречу его губам.

ДЕКАБРЬ 2004.

Глава 1.

– Ох, – сказала Жанна Валерьевна, прижимая руку к груди и отвернулась, задыхаясь от возмущения. – Среди бела дня!

Мы с Димой застенчиво выбрались из-под лестницы на второй этаж, куда он увлек меня, случайно встретив по дороге на кухню. Я одернула юбку, пригладила волосы и опустила глаза, предоставив Диме самому улаживать вопросы с родительницей.

– Это был просто поцелуй, – покраснев, буркнул человек, при виде которого другие люди бледнели.

Жанна Валерьевна возмущенно хохотнула ему в лицо.

– Для таких поцелуев, Дмитрий Сергеевич, есть ночь и есть спальня! В доме полно посторонних, а у вас – дети!.. Ты бы хотел, чтобы твои малыши росли среди сплетен о том, чем занимаются их родители? Под лестницей? Как бродяжки?!

У меня чесался язык спросить, как много бродяжек могут позволить себе целоваться под лестницей в собственном доме, но я промолчала. Жанна Валерьевна только издали казалась забавной и милой. Вблизи она была примерно так же забавна, как обвивший тебя удав. Дима тоже молчал. В его мозгу щелкали, вращаясь, как в барабане, буквы, которым он не позволял сложиться в слова.