Липа перестала считать ступени, повороты и тоннели коридоров. Когда они остановились у запертой двери, она с благодарностью выдохнула.

– Пришли.

Игнас увидел на уровне глаз золотистую цифру и выругался сквозь зубы. Такие цифры обычно клеили, чтобы обозначить номер квартиры, – Липа не видела в этом ничего ужасного.

– А почему «девять»?

Светлые брови нахмурились. Игнас отбросил сорванную с двери девятку.

– Это то, о чём я говорил. Шуточки Джека приносят радость только Джеку. – Он вздохнул, доставая из внутреннего кармана ключ. – Но, полагаю, ты должна знать. Это будет справедливо. Нельзя просить тебя о доверии, не рассказав, откуда я. Кто я. И как всё это началось.

Щёлкнул замок. Игнас толкнул створку от себя и хлопнул в ладоши. Комната за порогом зажглась белым светом.

– Входи.

• ● •

В первый миг Липа зажмурилась. Настолько нестерпимым показались огни после сумрака коридоров – холодные, с синеватым оттенком, напоминавшие о больничном ультрафиолете. От этой мысли сжалось горло – рефлекторно и болезненно. Однако Игнас ждал, и Липа шагнула внутрь.

Комната, как и сам Дом, могла похвастаться смешением стилей и эпох. Футуристическую белизну оттенял видавший виды кожаный диван. Рядом высилась стопка книг, на трёхногом стуле была сложена одежда: пара рубашек упали со спинки на пол, и Липа машинально подняла их, вернув на место.

Большую часть стены напротив занимал аквариум – или нечто похожее. Здешние анимоны не парили свободно, как в других помещениях Дома, они находились за стеклом, неподвижные, словно прилипшие к стенкам. Их было около сотни – сплошная изумрудная масса, от вида которой у Липы по спине побежали мурашки.

– Почему они там? – Она обернулась.

– Слизь, – коротко пояснил Игнас. – Без неё я потеряю возможность ходить через Прослойку.

Он скинул куртку и устало прислонился к стене.

– Я бы сказал «располагайся», но… – он усмехнулся, не закончив мысль. Располагаться было негде. Кроме пресловутого дивана.

Липа остановилась у широкого стола, заваленного инструментами, о предназначении которых могла лишь догадываться. Многочисленные ёмкости: от стеклянных с мерными делениями до старых, чугунных, – тигель, горелка… Тут же лежали отвёртки всевозможных размеров, платы и кабели.

– На случай, если понадобится ремонт.

– Твоя рука…

– Да, – Игнас кивнул. Следом за курткой он стащил рубашку, на рукавах которой засохли пятна грязи. Под белой футболкой Липа разглядела «шов» – место на плече, где протез крепился к суставу.

– Бионика. – Он сжал кулак, и искусственные мышцы предплечья напряглись. – Электроприводы, микропроцессор, распознающий импульсы, и как венец всему – силиконовая оболочка. Издали не отличишь, а?

Липа почувствовала, как любопытство разъедает серной кислотой, но спрашивать в лоб было не лучшей затеей.

– Расскажешь? Не обязательно сейчас… – «может, когда-нибудь». Она запнулась, не закончив фразу, потому что «когда-нибудь» означало, что она останется с Игнасом надолго.

Он ведь сказал «вернёшься, когда захочешь», и Липа знала, что захочет скоро. Она соскучится по Виту и маме, пусть даже время для них течёт иначе. Она непременно устанет от чудес, сквозь которые вёл её Игнас, не позволяя перевести дух.

Только сейчас она заметила, как малыш-анимон, следовавший за ними всё это время, в нерешительности завис у двери. Он испускал тревожный, прерывистый свет и не решался «войти». Может, стайка сородичей за стеклом аквариума его смущала?

– Расскажу, – Игнас кивнул. Он всегда улыбался уголком губ – словно бы половиной лица, в то время как другая половина оставалась бесстрастной. – Этот парень, похоже, никуда от тебя не денется. Не хочешь дать ему имя?

Липа в удивлении подняла брови.

– А можно? Ну, в смысле… они же не питомцы.

– Обычно нет. Люди, живущие вдали от воронок, вообще не знают об их существовании, а те, кто знают, привыкли не замечать. Я просто подумал, тебе захочется чего-то… вернее, с кем-то… Я плохо тяну на друга, Филиппина.

– Да уж!.. Водоросль, вызывающая истерики, куда лучше.

Рассмеявшись, он опустился на диван, прикрыв глаза. Похлопал рядом с собой.

– Садись. Расскажу то, что знаю. А решать – только тебе. Прости, что ничего не предлагаю – плохой из меня хозяин. Но и Дом – не лучшее место для чаепитий. Я не задерживаюсь тут надолго без надобности.

– Ты сказал, что мы вернёмся, как только я скажу. Что получится отодвинуть Гниение от острова.

– Я… не всё так просто, Филиппина. – Он потёр переносицу. Выглядел и правду так, будто не спал несколько суток – ещё до их первой встречи в мансарде.

– И как это понимать? Ты соврал?

Она отодвинулась на край дивана. Липа глядела Игнасу прямо в глаза, пытаясь усмотреть там правду, но видела лишь бесконечную усталость. Он и не думал отводить взгляд.

Липа впервые осознала, что глаза у него голубые, совсем светлые, с зеленоватым краем радужки.

– Нет. Я не врал. Помнишь метафору про ведро и кружку? Я не мог объяснить всего и сразу. Там… в моём родном мире, есть друг. Учёный. Он занимается экспериментальными исследованиями фейрита. Когда мы виделись в последний раз, он… возможно, стоял на пороге прорыва.

– Возможно?

– Игры с этой штукой – как шаги по минному полю.

– То есть с твоим другом могло случиться что угодно. И мы просто идём в неизвестность?

– Я всегда хожу в неизвестность, Липа, – он впервые назвал её коротким именем, – в этом весь смысл. Но, надеюсь, мир ещё держится, как и старина Лагард. Там мы сможем остановиться и сделать передышку. Но сейчас важно другое. Я хочу, чтобы ты понимала… кто я. Кем был там.

Замолчав, он поднял на неё взгляд. Филиппина сглотнула.

– Мне начинать бояться?

– Слушай. А потом решишь.

• ● •

Игнас поставил локти на колени и сцепил пальцы в замок: живая ладонь и бионическая. На Липу он больше не смотрел, но она чувствовала волнение, которое он пытался скрыть.

– Они что-то значат? – она указала на нити на его запястье: разноцветные узоры и хитрые узлы складывались в узкий браслет.

Игнас моргнул, не сразу поняв, о чём она.

– Индейская традиция. У коренных племён раньше не было письменности, они общались при помощи плетений. Один друг научил меня давно. С тех пор, как впервые попал в Дом, отмечаю для себя ходки, чтобы не запутаться. Своеобразная летопись, – он усмехнулся, – или дорожная карта.

– Научишь меня? – спросила Липа, прежде чем подумала.

– Если захочешь.

Они молчали несколько минут.

Наконец, Игнас повёл плечом и, собравшись с мыслями, заговорил другим голосом, более глухим и низким:

– Кто-то сочтёт эту историю простой, как два цента. Кто-то – запутанной, как знак бесконечности. Истина – всегда посередине.

Всё началось в две тысячи девятом, когда железка по имени Нерей – символично, не правда ли? – достала со дна Марианской впадины новые образцы. Ил, бактерии, фейрит.

Название веществу дали неслучайно: в чёрной жиже, отдалённо напоминающей нефть, плясали изумрудные искры. Живые огоньки, будто сошедшие со страниц детских сказок. Кто бы мог подумать, что учёные потянутся к волшебству – совсем как дети, в руки которых попала новая игрушка?

Но за волшебство нужно платить.

Фейрит менял всё, с чем соприкасался. Знакомые науке соединения оборачивались новыми загадками. Порождали свойства. Пугающие, неизученные. Непредсказуемые.

Первый несчастный случай произошёл спустя пару месяцев. Тогда-то фармацевтическая компания «Хай Джен» прибрала к рукам разработки Массачусетского университета. Общественность, конечно, возмутилась, включая ребят из Океанографического института штата, чей подводный аппарат обнаружил фейрит, но деньгам под силу заткнуть самые широкие рты. Ответ для репортёров соорудили заранее: неизвестное вещество может быть опасно для людей, необходимы тесты. Коротко и деловито, чтобы не спровоцировать дальнейшие вопросы. Пройдут недели, и пресса забудет. А люди, далёкие от научной сферы, и вовсе не узнают, поглощённые другими проблемами. Фейрит превратится в новый миф, вроде затонувшей Атлантиды, и только «избранные» сумеют прикоснуться к тайне.