Саби выключила телефон. Она посмотрела на свои грязные ноги и натянула кросовки. Мимо проносились машины, кто-то сигналил. Открытый мерседес с двумя парнями с холёными бородками сбросил скорость рядом с ней, но когда Саби посмотрела на на них, что-то в её взгляде заставило водителя вдавить газ. Она механически переставляла ноги, шла неизвестно куда, не думая, не глядя про сторонам. В голове одна мысль: жизнь кончилась. Бежать ей некуда, отец везде найдёт. Для амира Бехзада его честь дороже её жизни. Она порченый товар, её утилизируют и вычеркнут из памяти.

Впереди показалась эстакада. Саби пошла по краю дороги вверх. на самой высокой точке она выглянула за бортик. Далеко внизу сплошным потоком мчались машины. В них сидели счастливые люди, чьей жизни ничего не угрожало. Кому-то из них сегодня не повезёт.

“Интересно, кому?” – подумала Саби. 16 лет, не так и мало она прожила. Тёплый бетонный бортик под её грудью поплыл, стал мягким, как построенная на пляже крепостная стена из влажного песка. Она наклонялась вперёд всё дальше, и тело скользило сквозь бетон вниз, к несущимся машинам. В ушах звенело предчувствие полёта. Сзади взвизгнули тормоза.

– Э! Ты что делаешь?

Сильные руки обхватили её за талию и оттащили от низкой стенки. Саби с сожалением проводила взглядом скрывшийся за бетонной границей эстакады автомобильный поток. Кто-то развернул её, потряс:

– Девочка, сдурела что ли?

Огромный мужик в растянутой футболке заглядывал ей в глаза.

– Другого способа не нашла?

Сзади раздался грохот. В зад моргающей аварийкой машине въехал кросовер. Из-за руля выбралась женщина в деловом костюме.

– Ты охренел тут машину ставить? – Заорала она.

– А ты аварийку не видишь? – Заорал он в ответ.

– Какая на хрен аварийка? А знак где?

– Пасть закрой, овца, тут девчонка чуть с моста не сиганула.

– Да мне насрать! Кто мне машину чинить будет?!

Про Саби все забыли. Она тихонько отступила назад и бросилась прочь.

…

– Процесс пошёл?

– Да, дня три на трансфер и можно спускать.

[хлопок по плечу]

– Работай. Что по второй метке?

– Пока визуально не особо изменилась, но Ольга говорит, что всё по плану.

– Ольга профи. Ждём. Там [палец в потолок] сейчас решают насчёт увеличения квот. Если всё ок, в ближайшие дни займёмся кастингом.

Маленькая, хрупкая, почти невесомая. Не человечек, бесплотный призрак, лёгкая хмарь летит вдоль эстакады, не касаясь ногами асфальта. Проносящиеся грузовики швыряют её в бетонный борт. В кожу вонзаются горячие иглы песка из-под колёс. Саби страшно, она хотела умереть, а не выжить.

Впереди её зовёт женский голос:

“Са-аби, Са-аби…”

Она летит туда, рвёт грудью колючую проволоку, натянутую вместо финишной ленты. Ей больно, но сбавить ход ещё больнее. Боль выжигает мозговые центры. Отключаются мысли, остаётся механическое движение ног, зрение, сузившееся до замочной скважины и слух, только для того, чтобы слышать жалобный зов “Са-аби, Са-аби…”.

Саби слетела вниз, с эстакады, пронеслась по газону. Голос стал громче, добавился ритм:

“Уотс ин ё хэ-эд, ин ё хэ-эд, Са-аби, За-амби, Зо-омби-и-и”

Что в твоей голове, Саби, куда ты бежала, на что надеялась? На обочине стоит древний Форд ”Таурус” с открытым багажником, полным дынь. Сквозь ржавые дыры в кузове рыдает Долорес О`Риордан. Саби вроде бежит, но почти не двигается, ноги взбивают сгустившийся воздух в пенное суфле, и она сама течёт, плавится шоколадом на зефирных костях. Тела больше нет, она его не чувствует. А Земля крутится. Крутится слишком быстро, Саби за ней не успевает. Ноги улетают вперёд, планета бьёт её в затылок и свет меркнет, тихо затухает в темноте испуганное мужское лицо с тройным подбородком, заросшим густой щетиной.

– Э! – говорит торговец дынями, шлёпая её по щекам, – Э! Э! – он хочет что-то сказать, но у него нет слов, говорить нечем, только “Э!”

“What`s in your head?” – ехидно спрашивает ирландка.

В голове у него пусто и звонко. Он оглядывается по сторонам и затаскивает тело девочки на заднее сиденье, в вонь скисших дынь и застарелой грязи.

***

Какой пьянящий коктейль: две части обиды, одна отчаяния, одна саморазрушения: взмешать, взболтать, взбить миксером. Шибает в голову разом, колючими пузырьками щекочет ноздри. В злобной эйфории я шёл по коридору и люди разлетались в стороны. От грохота моих шагов кочегары в подвале испуганно вжимали свои опалённые головы в плечи. Я ногой врезал в дверь своего кабинета и не получил удовлетворения. Доводчик всхлипнул, и выдержал. Оля, один референт и офис-менеджер на наши четыре кабинета, от неожиданности подскочила.

– Юлиан Сергеевич, вы… Что-то случилось?

Знаете, как нас называют? Четыре танкиста и собака. Собака, естественно, Оля. Какой-то старпёр из правления придумал. Я даже посмотрел пару серий этой чёрно-белой нудятины, но никаких аналогий, кроме арифметического совпадения, не заметил. А собака мне правда не помешает, чтобы сидела под дверью и не пускала. Никого видеть не хочу.

Я шумно вдохнул, стравил давление. Саттаров прав, я не умею держать эмоции в себе, и да, это пахнет профнепригодностью.

– Всё хорошо, Оль, споткнулся возле самой двери, можете себе представить.

– Полы, наверное, мыли… а табличку не поставили, – подыграла она мне.

– Да, может. Вполне. Оля, прошу вас, по возможности, никого ко мне не пускать. Мне нужно разобраться с кучей дел и…

– Да, конечно, Юлиан Сергеевич, я прослежу… Юлиан Сергеевич, к вам Инга Борисовна заходила.

– Что? – я замер перед дверью в кабинет, выпучил глаза на Олю. Ну вот, опять. Саттаров мудак, но он прав. Моя левая бровь взлетела вверх, челюсть отвисла, как у бездарного сериального актёра. Я с трудом расслабил мышцы и спросил уже спокойно: – Она просила что-то передать?

– Нет, сказала, что зайдёт позже.

– Значит, ничего важного, – кивнул я, – спасибо, Оля.

Я скажу, почему удивился. Я точно знаю, что НЕ зацепил её. Я просрал элементарное дело: заморочить голову запавшей на меня женщине. Как? Я сам не мог понять. Она была выше меня на голову, во всём, и меня это бесило невыразимо. какая-то возрастная секретарша была принцессой, а я вонючим гопником с прилипшей к губе шелухой. Никогда раньше я не чувствовал себя так паршиво и неуверенно. Никогда раньше я не порождал разочарование у женщины, тем более за один вечер. На это новое чувство я не умел реагировать.

Я хорошо считываю температуру женских мыслей и, в принципе, привык к тому, что она всегда выше температуры тела. За очень редкими исключениями, типа воинствующей фемки за дверью напротив, но там просто клиника. А тут… Она горела, когда села в машину, а потом только гасла, гасла, что бы я ни делал. Провал.

Так, она зашла сама, значит, не хочет оставлять цифровые следы. Она ничего не просила передать, значит, не по поручению Звейниекса. Принцессу заинтересовал гопник? Решила устроить сексуальный дауншифтинг? Чушь. Вряд ли… Возможно.

Я скинул в корпоративный чат:

“Коллеги, у вас вентиляция нормально работает? У меня в кабинете еле тянет”

Скрытый смысл: "Я в кабинете, уже вернулся"

Посыпались ответы. У нормальных нормально, тревожным сразу показалось, что тоже что-то не так. Инга ответила, что тяга в норме, но может прислать техника проверить. Я ответил:

“Нет, спасибо, наверное показалось”

Через десять минут появилось сообщение от Инги:

“Уважаемые коллеги, это просто свинство. В курилке на крыше кто-то бросил недопитый стакан с кофе и накидал в него окурков. Я сейчас выкинула, но в следующий раз сделаю анализ ДНК и вылью свинтусу на голову, не взирая на должность”

А ведь нравится она мне, не смотря на возраст. Месседж принял.

Я поднялся на крышу. В курилке было пусто. Я попетлял между воздушными коробами, блоками систем вентиляции. Потом увидел тонкую спину Инги. Она сидела на краю, на бортике, за спутниковой тарелкой. Со стороны не заметишь. Не знал бы, что она где-то тут, не нашёл бы. Я залез на стенку и сел рядом. От сумасшедшей глубины под ногами закружилась голова, и сетчатая галерея в метре ниже не давала перепуганному мозгу облегчения.