– Как всё прошло? – спросил он, ехидно улыбаясь.
– Офигенно! – ответил Марат. – Траходром у тебя охренеть можно. С покрывалом.
– Балдахином, – поправил рыжий, скривившись – бабка ёбнулась графиню из себя корчит.
– Это чё, старухина койка?
– И чё?
– Да ничё. Ну ладно, спасибо, брат, выручил. Бывай!
Рыжий проводил взглядом Марата и скрылся за деревьями. В квартире давно умершей бабушки он залез, не разуваясь, на кровать и из складок полога вытащил экшн-камеру.
***
Босая девочка, пошатываясь, брела по траве между деревьями. Солнечные лучи копьями пробивали густые кроны деревьев и вонзались в зелёную шкуру. Зелёный леопард с жёлтыми пятнами под ногами выл от боли, или устало подвывало тело измученное тело девочки, кто поймёт. Острая разрывающая боль только притупилась, она не ушла. Она давила и мучила её, как уставший но ответственный палач.
Саби не могла купить обезболивающего, не могла обратиться к врачу. Наличных не было ни копейки, а каждую покупку по карте контролировал отец. Девочка настолько не умела врать и настолько его боялась, что любой разговор закончился бы признанием, а это конец.
Больно. Уши горят, и щёки, как будто все уже знают, как будто на её лбу написано большими буквами, что она сделала, и стыд выжигает её изнутри. Сердце сжалось и, обжигаясь, гонит кипяток по венам.
Она держалась, долго держалась, но не смогла. Она – орех, Марат расколол её ножом, и целой она больше не будет никогда. Он расколол, а она распахнулась, потому что тоже долго этого ждала. А сейчас ей больно и противно. Это пройдёт. Надо перетерпеть, и жить дальше, как будто ничего не случилось. Через неделю осмотр у гинеколога. Очередной осмотр, который подтвердит, что ничего не изменилось
“Амир Бехзад, ваша дочь невинна”
Перетерпеть и жить дальше. Почему никто не сказал, как это больно и грязно?
Из-за дерева показался край скамейки. На спинке сидел Марат. Саби остановилась. Тот человек, о котором она думала и днём и ночью был рядом, но она скорее умерла бы, чем подошла к нему сейчас. Так странно. Это тоже пойдёт?
В той квартире, на той старинной кровати с балдахином внезапно всё изменилось. Их чистая любовь покрылась коркой грязи, но почему Саби показалось, что всю эту грязь она втянула в себя, а Марат остался чистым? Это несправедливо.
Саби прижалась к дереву.
Рядом с Маратом сидели его друзья, ещё двое топтались напротив. Марат окутался клубами дыма и хрипло рассмеялся:
– Что ты видел в своей жизни? Ты, считай, не трахался, если тебе сзади не давали.
– Слышь, сто раз.
– Под хвостик?
– А?.. Нет. Типа тебе давали.
Марат выпустил ещё одно облако. У Саби все сжалось внутри. Вся эта боль и грязь – это просто “дать под хвостик”? О том, что должно быть только между ними двоими, он сейчас хвастается друзьям?
– Марат?! Что правда?
– Ты гонишь!
– Твоя арабка?
– Офигеть…
– Заливаешь?
– Чё ты лыбишься?
Марат сплюнул.
– Это любовь, пацаны. Ради любви на всё согласишься.
– И как там?
– Попробуй узнаешь.
В её глазах сместился спектр. Листва стала багровой, загорелая кожа Марата и его друзей мерзко-голубой. Она увидела под деревом обломок кирпича. Схватила его и, не думая, кинула в голову того, кого совсем недавно любила больше жизни. Она хотела его убить, она надеялась на это. Но кирпич полетел неточно и слабо, вяло стукнул в плечо. Марат соскочил со спинки скамьи, чуть не упал.
– Какого хуя?! – заорал он, и тут увидел, кто бросил камень.
– Саби… – сказал он растерянно, – Саби! – заорал он в ужасе ей в спину, потому что понял, что потерял её навсегда. Но Саби мчалась через парк, не разбирая дороги и больше всего на свете сейчас хотела умереть.
– Больно бегать, наверное, – заржал один из друзей, и Марат без замаха врезал ему в зубы, хоть лучше вырвал бы себе язык.
***
– 15:10: Начинаю трансфер.
***
Лес солнечных копий пробивал густые кроны над головой. Босая девочка с мокрыми глазами, шатаясь, брела между ними. Острая разрывающая боль немного притупилась. Она давила и мучила её, как уставший но ответственный палач.
Саби не могла купить обезболивающего, не могла обратиться к врачу. Наличных не было ни копейки, а каждую покупку по карте контролировал отец. Девочка настолько не умела врать и настолько его боялась, что любой разговор закончился бы признанием, а это конец.
Больно. Уши горят, и щёки, как будто все уже знают, как будто на её лбу написано большими буквами, что она сделала, и стыд выжигает её изнутри. Сердце сжалось и, обжигаясь, гонит кипяток по венам.
Она держалась, долго держалась, но не смогла. Она – орех, Марат расколол её ножом, целой она больше не будет. Никогда. Он расколол, а она распахнулась, потому что тоже долго этого ждала. А сейчас ей больно и противно. Это пройдёт. Надо перетерпеть, и жить дальше, как будто ничего не случилось. Через неделю осмотр у гинеколога. Очередной осмотр, который подтвердит, что ничего не изменилось
“Амир Бехзад, ваша дочь невинна”
Перетерпеть и жить дальше. Почему никто не сказал, как это больно и грязно?
Из-за дерева показался край скамейки. На спинке сидел Марат. Саби остановилась. Тот человек, о котором она думала и днём и ночью был рядом, но она скорее умерла бы, чем подошла к нему сейчас. Так странно. Это тоже пройдёт?
В той квартире, на старинной кровати с балдахином внезапно всё изменилось. Их чистая любовь покрылась коркой грязи, но почему Саби показалось, что всю эту грязь она втянула в себя, а Марат остался чистым? Это несправедливо.
Саби прижалась к дереву.
Рядом с Маратом сидели его друзья, ещё двое топтались напротив. Марат окутался клубами дыма и хрипло рассмеялся:
– Что ты видел в своей жизни? Ты, считай, не трахался, если тебе сзади не давали.
– Слышь, сто раз.
– Под хвостик?
– А?.. Нет. Типа тебе давали.
Марат выпустил ещё одно облако. У Саби все сжалось внутри. Вся эта боль и грязь – это просто “дать под хвостик”? О том, что должно быть только между ними двоими, он сейчас хвастается друзьям?
– Марат?! Что, правда?
– Ты гонишь!
– Твоя арабка?
– Офигеть…
– Заливаешь?
– Чё ты лыбишься?
Марат сплюнул.
– Это любовь, пацаны. Ради любви на всё согласишься.
– И как там?
– Попробуй узнаешь.
В её глазах сместился спектр. Листва стала багровой, загорелая кожа Марата и его друзей мерзко-голубой. Она увидела под деревом обломок кирпича. Схватила его и, не думая, кинула в голову того, кого совсем недавно любила больше жизни. Она хотела его убить, она надеялась на это. Но кирпич полетел неточно и слабо, вяло стукнул в плечо. Марат соскочил со спинки скамьи, чуть не упал.
– Какого хуя?! – заорал он, и тут увидел, кто бросил камень.
– Саби… – сказал он растерянно, – Саби! – заорал он в ужасе ей в спину, потому что понял, что потерял её навсегда. Но Саби мчалась через парк, не разбирая дороги и больше всего на свете сейчас хотела умереть.
– Больно бегать, наверное, – заржал один из друзей, и Марат без замаха врезал ему в зубы, хоть лучше вырвал бы себе язык.
***
– 15:10: Начинаю трансфер.
***
Саби мчалась босиком, не разбирая дороги. Ноги кровоточили, но что такое боль в израненных ступнях, когда болит сердце? Она выбежала к дороге и растерянно оглянулась. Дальше пути не было. Только сейчас она почувствовала, как вибрирует в кармане телефон.
“Любимый”…
Она отбилась и заблокировала его. Хотела удалить, но не успела. Сверху выпало сообщение от электронного кошелька, которым никогда не пользовалась:
“Зачислен перевод 30000р…”
Потом ещё одно:
“Саби, отправила тебе деньги. Это всё, что у меня есть. Твою карту отец заблокировал. Домой не возвращайся. Кто-то рассылает грязное видео с тобой и Маратом. Беги, только не к родственникам. Люблю тебя, сестрёнка.”