− Такой же ты мне подарила на день рождения! – сказал он.

− Да, твой подарок мы клеили вместе с папой, а этот я уже сама сделала, как только научилась.

Когда у нас накопилось примерно десять готовых самолетов, папа договорился и отвез их в детский дом. Постепенно о наших маленьких благотворительных акциях под лозунгом «Здесь живет искусство» узнала вся деревня.

В Перми скромные тихие улочки сменяются оживленными кварталами, и ты сам вправе выбирать, что больше тебе по душе. Наша с папой квартира зависла на третьем этаже пятиэтажного дома. Дом прячется в окружении точно таких же панельных зданий. Живя в этом районе города, чувствуешь себя пассажиром, который грустными глазами наблюдает одну и ту же остановку, каждый день выезжая с нее на работу.

Как только звезды высыпали на небе золотой гирляндой, я села на велосипед и поехала в сторону мастерской, планируя поработать пару часов. Свет уличных фонарей отражался в высыхающих лужах. Я маневрировала между ними ради развлечения. Мне навстречу из бара вышли трое мужчин. Один из них был не способен удержаться на ногах самостоятельно, поэтому прибегнул к помощи своего товарища, который любезно вел его под руку. В одно мгновенье самый пьяный из трех друзей освободился от опеки и, сделав несколько шагов к дороге, чуть не попал мне под колеса. Я вовремя среагировала и отвернула руль в сторону, объехав пьяных пешеходов. Позади послышались ругательства, и я начала быстрей крутить педали, оставляя внизу улицу Мира.

Среди однотипных деревянных построек моя мастерская выделяется только скромной вывеской «Здесь живет искусство». Поверх одноэтажных джунглей я сразу заметила угольные клубы дыма, комками ползущие вверх. Я не могла поверить в то, что горит моя мастерская, но трудно обмануть себя, когда на твоих глазах полыхает деревянный дом. Вдалеке показались огни пожарной машины. Не отводя взгляда, я слезла с велосипеда и покатила его в направлении людей, столпившихся перед представлением.

− Ладно хоть не перекинулось, − говорила в толпе какая-то бабушка, по-видимому, ставшая первой свидетельницей случившегося. – Смотрю, вспыхнуло что-то и через минуту уже весь дом в огне.

− Наверняка, эти подростки подожгли. Пару дней тут ошивались, − вмешалась только что подошедшая женщина.

− Да уж… тут поджечь дело не хитрое, дерево же… − сказал дедуля, стоявший в первом ряду.

Меня охватила волна страха при виде объятого огнем искусства. Чернеющая на земле вывеска заставила заплакать. Чудовищная мысль – вбежать в дом и попытаться спасти хотя бы пару макетов, почти сразу сменилась осознанием − спасать уже нечего.

− Я не знаю, что делать… Там было все… Вся моя работа, − жаловалась я папе.

− Нужно будет позвонить клиентам и объяснить, что случилось, − он гладил меня по плечу, а я не могла перестать плакать.

− Они же ждут результата. У некоторых уже подошли сроки и их макеты были готовы, стояли в ожидании, когда я их отвезу.

− Может попросить о помощи кого-нибудь из знакомых? Я бы и сам рад помочь, только вот и подушку перевернуть не способен, − он немного нахмурился, вспомнив о своем состоянии.

Я думала о том, чтобы позвонить университетским друзьям и попросить помощи. Вот только я не смогу доверить такую ответственную работу людям, которые ни разу этим не занимались.

− Сейчас тебе надо поспать. Ты всю ночь не ложилась. Как только проснешься, мы с тобой все обдумаем и примем решение. Я тебе помогу. Обещаю.

Тут я вспомнила полное беззаботности детство, и мне так захотелось туда вернуться. Душевная неустойчивость и слабость говорили мне, что я не могу справиться с проблемой, с которой столкнулась. Может быть я недостаточно взрослая? Трудности должны закалять, а я сразу будто бы утонула в них и никак не могу вынырнуть, чтобы сделать глоток воздуха.

Рядом с папиной кроватью, на тумбочке стоит фотография. На ней мне где-то восемь. Одной рукой папа обнимает меня, а в другой держит удочку. Я была очень счастлива тогда. Заходит солнце. Папа забросил удочку. Вода кругами бежит в стороны. Где-то у камыша плеснула рыба.

− Следи за поплавком, − говорит мне папа и дает в руки удочку. – Как только начнет клевать, поплавок вверх-вниз забегает – вытаскивай.

И я смотрела только на поплавок. Ждала, когда он хоть чуточку дернется, но вода была спокойной. Кругом тишина. Природа вокруг словно замерла. Во мне росло недовольство, ширилось, постепенно выходя из берегов.

− Почему не клюет? – спросила я.

− Просто не везет пока, − сказал мне папа и заметил, что я немного раздражена. – Иногда нужно просто ждать и все получится. Смотри, утки плывут! – папа показывал на небольшую стаю диких уточек, приставших к берегу у камышей.

Мама утка заметила нас и притаилась. Она, то высунет голову из-за камыша, то тут же спрячется обратно. Я отвлеклась от поплавка, и все свое внимание сосредоточила на этой стае уток. В один момент мама утка что-то прокрякала, и вся стая вмиг взлетела над водой и вскоре скрылась за крутым поворотом берега.

− Алиса, клюет! Тяни! – шепнул мне папа, чтобы не спугнуть рыбу.

Я вспомнила тот вечер на рыбалке и поняла, что иногда и вправду нужно просто ждать. Набраться терпения, немного отвлечься. Самое главное, сохранять самообладание. Оказывается, ловить рыбу – это целая философия. И я решила в очередной раз последовать совету папы – хорошо выспаться, а потом с холодной головой взяться за принятие решения.

С Сашей Мироновым я познакомилась в кружке английского языка. Ольга Владимировна готовила ребят к показу небольших спектаклей на английском языке. Я была ужасно рада, когда после урока она пригласила меня на репетицию – попробовать свои силы в театральном искусстве. Участвовать в постановке в пятом классе – серьезное достижение.

В начальной школе мы учились в разных классах и видели друг друга лишь на школьных линейках. В старшей школе Саша стал моим одноклассником. Он показался мне отстраненным. Саша был немного бледным. Всегда носил строгий пиджак, который ему не по размеру. Глаза у Саши карие. Временами взъерошенные волосы. Он был выше меня, и от него приятно пахло свежевыглаженной белой рубашкой. В моем однокласснике существовала какая-то загадка. Хотя бы в сочетании иногда нелепого внешнего вида и задумчивого сосредоточенного взгляда над книгой.

Репетиции поначалу проходили прямо в классе. Ольга Владимировна говорила, что нужно хорошо выучить сценарий и проработать диалоги персонажей. Чтобы лучше вжиться в роль, Саша пришел на первую же репетицию в бело-красной шапке. Ольга Владимировна считала, что Саша отлично передаст характер Санта Клауса с имеющейся у него темной душевной энергией и магической притягательностью. Его детский смех на репетициях порой и правда казался загадочным, гулким хохотом рождественского духа, мчащегося в оленьей упряжке.

После репетиции я шла по школьному коридору. Мне всегда нравилось проходить вечером мимо пустых кабинетов. Школа казалась такой безлюдной, словно это совсем другой мир. Я заметила, что Саша идет без портфеля.

− Саша, Саша! Ты забыл портфель, − запыхавшись, крикнула я.

Саша был рассеянным. Один раз он даже забыл заглянуть в раздевалку и зашел в класс прямо в куртке, недоумевая, почему все переглядываются и смеются. Мне кажется, он слишком задумчив, летает в облаках, как и я иногда. Складывается впечатление, что большую часть времени Саша проводит в какой-то своей параллельной реальности.

− Thank you, − улыбнулся он и взял портфель.

− Ты классный Санта Клаус, − я попыталась поддержать разговор.

− А ты эльф, − ответил Саша, сбегая вниз по лестнице.

− Почему ты ни с кем не дружишь? – выпалила я, даже не подумав о том, что ему будет обидно это слышать.

− Не знаю… не получается, ну это… дружить, − Саша немного смутился, но вроде не таил на меня обиду. – Я никогда особо ни с кем не говорю, вот и вышло так, что друзей нет.