— Я не обязан вам ничего объяснять.

«А я не обязана молчать о том, куда делся Клаас», - возникла в ее голове неожиданная, резкая мысль.

Не иначе, как Александр читал ее мысли — другого объяснения тому, как он помрачнел, Элиза не видела. Ее саму колотило от страха, но она продолжала упрямо стоять, задрав голову и пытаясь найти в разноцветных глазах что-то, хоть смутно похожее на ответ на ее вопросы, которых накопилось слишком много, чтобы она и дальше молчала, довольствуясь сухими, неправдоподобными объяснениями. Прежде, чем ответить, барон выдержал долгую паузу. Элиза чувствовала, как ее голова на несколько мгновений стала страшно тяжелой, а в глазах потемнело.

— Поэтому я и сказал тогда, что наука для вас не предназначена, — сказал наконец Александр куда мягче, как будто пытаясь успокоить ее и увести разговор в другое русло. — Вещи, которыми мы занимаемся с Даниэлем, требуют серьезных рисков и определенных жертв.

— Каких жертв?

— Крысы, кролики, разная мелочь. Просто Даниэль… Оказался очень чувствительным молодым человеком. Он пережил много ужасных вещей, но они не закалили его, а наоборот, сделали куда восприимчивее. Сейчас, я думаю, ему стало лучше, и, так уж и быть, вы можете его навестить.

Элиза прекрасно понимала, что барону хотелось просто как можно скорее от неё избавиться, и была благодарна за то, какой способ он выбрал: не стал и дальше кричать на нее и прогонять, даже их с Даниэлем утренний танец не припомнил, хотя она была уверена, что до этого дело еще дойдет, просто сейчас проблемы были куда важнее. Поклонившись и еще раз попросив прощения, она выбежала из кабинета и вернулась на кухню за вторым подносом, предназначенным для гостя.

Остановившись у двери в гостиную, Элиза постучала, но не услышала ответа. Надеясь, что англичанин спит, она проскользнула в комнату и заглянула в спальню. Даниэль неподвижно лежал на животе, уткнувшись лицом в подушку. Осторожно, на цыпочках, она прошла дальше и поставила поднос на стол. Услышав странный свистящий звук, Элиза обернулась и увидела, что Даниэль вовсе не спал: он плакал, мелко дрожа всем телом и тихо всхлипывая.

— Даниэль? — спросила Элиза робко, подходя ближе. — Все хорошо?

Англичанин поднял голову и посмотрел на нее невидящим взглядом, застланным слезами. Элиза вспомнила слова барона о том, сколько Даниэлю пришлось перенести перед тем, как приехать в Бренненбург, и ее сердце снова сжалось. Она никогда раньше не сталкивалась с чужим горем вот так, лицом к лицу — даже когда умирал кто-то из близких, она чувствовала странную отчужденность, не дававшую ей сойти с ума так же, как все вокруг, но теперь этой отчужденности больше не было. Была только она сама и человек перед ней, которому было больно настолько, что он не мог сказать и слова, и Элиза совсем не знала, как ему помочь.

— Может, мне позвать Александра? — спросила она, аккуратно присаживаясь рядом. Даниэль отрицательно замотал головой и, слегка повернувшись, взял ее за руку. Его ладонь была влажной и горячей.

— Не уходите, — пробормотал он, и Элиза послушно осталась, гладя его по плечу, пока всхлипы становились все тише. — Пожалуйста.

— Я здесь.

В ее присутствии он успокоился быстро, и вскоре Элиза поняла, что они просто сидят в молчании, держась за руки. Еще пару дней назад она умерла бы от смущения, но сейчас ей даже не хотелось шевелиться, чтобы не нарушить тишины, прерываемой лишь ровным дыханием Даниэля. Он не выдержал первым: отпустив руку Элизы, он сел рядом с ней и убрал с лица налипшие пряди.

— Так зачем вы приходили? — спросил он первое, что пришло в голову.

— Я принесла вам поесть. Вы ведь даже не обедали.

— Спасибо, — пробормотал Даниэль, опуская голову. Что-то мучило его, но он не хотел говорить, а Элиза — боялась спрашивать.

— Я могу еще что-то для вас сделать?

Он посмотрел на нее долгим, полным вины и грусти взглядом, но ничего не сказал. Элиза поймала на мысли, что ей вовсе не хотелось знать, чем они там занимались, чтобы не разрушать образы, укоренившиеся у нее в голове, и даже неизвестно, в ком она больше боялась разочароваться — в Даниэле или в Александре. Как бы она ни были привязана к ним обоим, есть вещи, на которые просто так глаза не закроешь.

— Наверное, нет, — сказал наконец англичанин. — Спасибо вам, Элиза.

— Не за что. Наверное, я пойду. Отдыхайте, Даниэль.

Она ушла, плотно закрыв за собой дверь, и, выйдя наконец в прохладный зал, поняла, насколько жарко и душно ей было в гостиной. Добравшись до окна, Элиза рывком распахнула тяжелые створки, вдыхая прохладный вечерний воздух. Наверное, хорошо, что он ничего больше не попросил. Она не умела утешать и поддерживать людей, кроме Маргарет, которая была ребенком, и тем более она не знала, как утешать мужчин. Их горе, тяжелое, яростное, выражавшееся либо злыми слезами, либо криками, вызывало в Элизе только страх: она вспоминала отца в день похорон Фридриха.

Еще два дня прошли подозрительно тихо и спокойно. Александр и Даниэль пропадали в подземельях с утра до вечера, и Элиза только видела, как они выходят из лифта почти на закате. Все как будто бы успокоилось, даже красной гадости по углам стало намного меньше, но Элиза не могла не заметить, как с каждым днем Даниэль становился все беспокойнее и беспокойнее, как будто он куда-то торопился. С ней он был все так же приветлив, но с Александром все чаще разговаривал резко, и больше всего ее удивляло, что барон на это почти никак не реагировал.

На третий день, когда они решили взять перерыв от своих исследований, Элиза решила, что это ее шанс исполнить свою маленькую задумку, как отвлечь Даниэля от мрачных мыслей и хоть как-то развлечь. Эта мысль пришла ей в голову еще в тот вечер, когда она утешала его, но последние два дня у них не было времени даже поговорить, что уж думать о прогулке. После обеда, подловив момент, когда Александр уже ушел из столовой, она нарочно замешкалась, убирая посуду, чтобы они остались вдвоем. К ее удивлению, англичанин понял ее намек и подмигнул.

— Элиза, — он заговорил с ней первым, не успела она даже слова сказать. — Скажите, вы сейчас заняты?

— Нет, — ответила Элиза честно, радуясь, что их намерения совпали. — А что?

— Я хотел бы позвать вас прогуляться по замку, — Даниэль улыбнулся. — В конце концов, мы уже несколько дней никуда не ходили.

— Хорошо. Только… Я боюсь, как бы господин барон снова не разозлился. Мне кажется, ему не нравится, что я с вами туда хожу.

— Я буду отвечать за вашу безопасность головой. Честное слово.

— Поберегли бы вы голову, Даниэль.

Усмехнувшись, англичанин взял ее под руку, подражая городским джентльменам, и вместе они отправились в восточное крыло, где Элиза раньше никогда не была и от которого у нее даже не было ключей. То, какую свободу Александр дал своему гостю, заставляло ее по-черному завидовать Даниэлю. Для нее Бренненбург был ограничен холлом с архивами и дальним залом, и только недавно к этому списку добавилась лаборатория, и то неизвестно, надолго ли.

Они шли по пустому коридору, который был заброшен не одно поколение. Кирпичная кладка местами провалилась, а стекла в окнах были выбиты, позволяя прохладному ветру спокойно гулять между заросших мхом и плесенью стен. Вид разрушенной галереи, залитой дневным светом, по полу которой расстелился густой ковер низкой травы, одновременно пугал и восхищал Элизу. Даниэль, как и она, оглядывался по сторонам, но его взгляд был совсем другим: он выискивал среди каменных кирпичей и ободранных полотен на стенах что-то, что сказало бы, как давно восточное крыло оказалось в запустении. По пути он дергал за ручку каждую дверь, которая им встречалась, но только несколько из них поддались. Две комнаты были абсолютно пусты, но одна — почти самая дальняя, выделявшаяся среди всех остальных, заставила их удивленно застыть на пороге.