Главное, что Вадиму лучше. Вчера, пока Сефана его кормила, я делала ему знаки так, чтобы она не заметила. В ответ он улыбнулся мне своей самой широкой улыбкой. Наверное, это значит, что он меня простил. А это для меня самое главное.

Остальное не важно.

Но каждый день я молюсь о том, чтобы Изри не пришел к Шарандонам, пока я полностью не поправлюсь. Я бы не хотела, чтобы он увидел меня такой. Ему бы стало противно. Несколько раз заходила Межда, но, к счастью, без сына.

Так что иногда и мне везет.

Она вновь закрыла глаза. Она выходила из комы, как выходят из темного зала, и еще не могла находиться на свету. Первое, что она ощутила, была жажда. Ужасная жажда.

Она снова попыталась поднять веки, с трудом разглядела верх стены, часть потолка, а потом снова погрузилась в темноту. Однако боль помешала ей потерять сознание. Острая боль, происхождение которой ей установить не удалось.

Так что она в третий раз открыла глаза и попыталась подвигать головой. Словно множество иголок было натыкано ей в затылок, а череп сжимали тиски. Пока что все оставалось для нее как в дымке. Но несколько секунд спустя девушка различила окно, мебель. Комнату она видела впервые. Она лежала на кровати, постель застелена бельем бежевого цвета, на дворе стоял день.

Правое запястье ее оказалось прикованным к одной из металлических перекладин в изголовье кровати. Когда девушка это поняла, то захотела подняться и почувствовала, как в бок ей вонзилось острие.

Она с криком упала на матрас, она задыхалась. Потолок начал кружиться, стена опасно пододвинулась прямо к ней.

Девушке показалось, что она увидела бутылку воды, и она попыталась протянуть к ней руку. Но у нее не получилось, не было сил.

Она ничего не помнила.

Она почувствовала, как какая-то горячая жидкость потекла у нее по щекам, а потом внизу живота. Затем неизвестная сила вновь погрузила ее в темноту, беззвучную и пустую.

Прежде чем покинуть скромный отель, в котором он остановился под вымышленным именем, Габриэль заплатил за два дня вперед. Этим утром в Тулузе шел дождь. Холодный дождь, почти снег.

Габриэль поднял воротник куртки и закурил.

Он думал о Лане. На самом деле он никогда не переставал думать о ней. Он думал о ней, делая каждый шаг, закуривая каждую сигарету, думал каждую секунду.

Когда он прибыл на место, то остановился около журнального киоска. Напротив флорист поднимал металлическую рольставню своего магазина и выставлял вазы с множеством срезанных цветов, цикламенов и вереска. Габриэль вспомнил, что Лана ненавидела, когда ей дарили букеты.

«Мертвые цветы», – говорила она.

Она любила только живые растения, уходящие корнями в землю.

После Ланы он подумал о Луизе, второй женщине его жизни. В отличие от Ланы, та обожала букеты и расставляла их повсюду в доме. Розы, лилии, анемоны. Но больше всего она любила фрезии.

Входная дверь открылась, и показалась его будущая жертва. Она была с девушкой лет шестнадцати или семнадцати.

Валери Ленуар выглядела взволнованной, торопящейся. Начинался ее рабочий день, и она еще не знала, что он станет для нее последним. Что ей осталось жить менее часа.

Как не думала и девушка, которая шла рядом с ней, что ее жизнь тоже скоро навсегда изменится.

Десять минут спустя девочка-подросток обняла мать.

В последний раз.

У Габриэля кольнуло сердце. Он смотрел, как девушка повернула к лицею, в то время как Валери продолжила свой путь в магазин. В обувной магазин на одной из торговых улиц.

Он следовал за ней двадцать минут, но она ни разу не обернулась.

Зачем ей оборачиваться?

«Она не чувствует за собой никакой вины. Скорее всего, не чувствует».

Женщина вошла в собственный магазин, открыв боковую дверь, но рольставни не подняла. Габриэль знал, что каждое утро она сначала делает легкую уборку и готовит к работе кассовый аппарат.

Эти несколько минут она в магазине одна.

Последние несколько минут ее жизни.

Она снова вышла из забытья. Она все чаще приходила в себя, все дольше оставалась в сознании. Ей удалось приподняться, что вызвало ужасную боль, и она снова закричала.

Обстановка казалась немного туманной, налетали обрывки воспоминаний. Странные образы, утопающие в густом тумане.

Добраться до бутылки с водой представлялось ей вопросом жизни и смерти. Поэтому она собрала все силы, напряглась и протянула руку к прикроватной тумбочке. Она ухватила бутылку и пододвинула к себе. Затем несколько секунд переводила дыхание, обессиленная этим титаническим трудом. Она с трудом открутила крышку и выпила всю воду прямо из горлышка. Пол-литра – это так мало. Она могла бы выпить озеро, море, океан. Девушка продолжала сжимать пустую бутылку и почувствовала, что снова погружается в небытие. Она попыталась сопротивляться, держаться, бороться. Нужно было узнать, где она находится. Почему ее привязали.

Но ее снова поглотила темнота. Комната перестала быть тихой. Теперь ее наполняли крики, страхи и чудовища.

Тама выключает из розетки утюг и вздыхает. Она уже несколько часов на ногах, ноги сводит судорога, которая доходит до спины.

Она берет кипу выглаженной одежды и пересекает коридор. Дверь в хозяйскую спальню открыта, но, прежде чем войти, Тама стучит. Сефана лежит на кровати и листает глянцевый журнал. По названию Тама понимает, что это журнал мод, журнал для женщин. По крайней мере, для тех из них, у кого есть время почитать и право походить по магазинам.

Тама тщательно раскладывает в шкафу футболки хозяйки дома и рубашки ее мужа. Затем вешает платья и брюки. Когда она заканчивает, то смотрит на Сефану и покашливает:

– Мадам?

– Что?

– Я все погладила…

– И что?

– Можно я отдохну, пока дети не вернулись из школы?

– «Отдохну»?! – повторяет Сефана, отрываясь от журнала.

– У меня болит спина и…

– Бедняжка! Может, организовать тебе массажик?

– Нет, но…

Сефана надевает тапочки и хватает Таму за запястье. Тащит в коридор, открывает дверь комнаты девочек и толкает Таму внутрь.

– Считаешь, что все сделала? – бросает она.

Тама внимательно оглядывает комнату: кровати заправлены, простыни чистые, вещи аккуратно разложены, окна протерты, она также пропылесосила. И не понимает, что имеет в виду Сефана.

– Ты бог знает сколько ковер не чистила! Так что поторапливайся.

Женщина возвращается к себе, а Тама идет в кухню. Вытаскивает из-под раковины чистящее средство и щетку. Иногда Сефана требует, чтобы она продезинфицировала ковер. Вроде бы для того, чтобы избавиться от клещей, маленьких насекомых, на которых у Адины аллергия. Тама тщательно осматривает ковер, но не видит никаких букашек и говорит себе, что если где-то и есть букашки, так только в голове у Сефаны.

– И чаю принеси! – кричит хозяйка дома.

Тама на секунду закрывает глаза.

– Чертова идиотка! – шепчет она. – Чертова идиотка…

Она ставит чашку в микроволновку, берет блюдечко и пакетик чая с мятой. Как только вода становится горячей, Тама опускает в нее пакетик. Потом она берет стакан, идет в постирочную и садится на горшок.

– Ну что, скоро там? – нетерпеливо спрашивает Сефана.

– Да, мадам. Иду.

Тама облегчается в стакан, затем «приправляет» чай, хорошо размешав жидкость, прежде чем положить туда заменитель сахара. Несет напиток в спальню Сефаны и ставит на прикроватный столик.

– Долго же ты чай готовишь, рохля!

– Простите, мадам.

От ворса ковра горят колени. Тама чистит каждый квадратный сантиметр, постоянно отирая пот со лба. Она медленно распрямляется и смотрит в окно. На улице ветер чуть колышет ветви дерева. Тама представляет, что лежит на траве, что ее укачивает ветерок. В следующее мгновение она мечтает о том, что рядом с ней Изри. От этой мысли она краснеет.