– Ох, и вредный же, – вздохнула я.

– Юлия, он нисколько не вредный, и всё справедливо. Экспедиция была нашей с вами общей идеей, коллега Уиссхаиньщщ много сделал для ее скорейшего осуществления, и с его стороны я встречал лишь заинтересованную поддержку. Но с какой же стати он должен в одиночку подписывать документы, которые составлялись, по сути, не им?.. Это было бы просто нечестно ни с какой стороны. Наши с ним коллегиальные взаимоотношения не предполагают интриг и неискренности.

– Да уж, вообразить себе интриганом можно скорее Уиссхианьщща, но никак не Ульвена, – согласилась Маилла. – Но всё-таки, дядя, мне кажется, ты иногда слишком скрытен.

– Для этого есть причины, дорогая племянница. Мы, космолингвисты, знаем цену словам. Какими-то словами можно поиграть на досуге, какими-то лучше не надо – здесь нужно уметь останавливаться. А есть слова, которые произносить без особой причины вообще нельзя. И это вовсе не бранная лексика.

– Церемония у очага, – понимающе кивнула я.

– Императорский титул, – добавила Илассиа.

– Вам предоставили эти карты, потому что признали в вас законного императора? – спросил доктор Саонс.

– Именно так, – подтвердил Ульвен. – Запрос от Межгалактического совета мог бы долго лежать без движения или даже наткнуться на учтивый отказ. Хранители документации просто великие мастера в этом деле. С годами они превращаются в касту, и у них возникает уверенность, что никому ничего никогда выдавать не следует. Но, по местным законам, музей и архив – Императорские. Мне они не могли не прислать документов, потому что я – в своем праве. Впрочем, о формальном признании сана речь пока не идет. Оно неосуществимо без моего недвусмысленного согласия. Поэтому, помимо исторических материалов и надлежащего сопроводительного письма на адрес Тиатарского университета, я получил и особое именное послание.

Он щелкнул пультом и вывел его на экран.

Появилось факсимиле, стилизованное под старинную грамоту на изысканной зеленоватой бумаге, написанное вычурным каллиграфическим почерком по-уйлоански. Всё письмо, от внешнего вида до витиеватого слога, выглядело как артефакт из далекого прошлого. Сам язык мне тотчас напомнил церемонию у очага, где меня тоже именовали «благороднорожденная, славночистая и высокомудрая дева» – но в устах моего дорогого учителя это звучало скорее возвышенно и поэтически, чем старомодно и официозно. Здесь же господствовала такая архаика, что слова «университет» и «профессор» смотрелись как чужеродные общему стилю, но без них нельзя было обойтись.

«Аммоэ уликаноэссиэ уликао»…

«Его императорскому высочеству, принцу-иерофанту Уйлоа, Тиатары и Лиенны, высокороднейшему господину Ульвену Киофару Уликенссу, известному от края до края Вселенной как первый из двух управителей Тиатарского Межгалактического университета и как прославленный велемудрый знаток всех сущих наречий, профессор Джеджидд»…

Далее от имени правительства и народа Лиенны обладателю всех этих пышных титулов предлагалось посетить планету в любой назначенный по его августейшему усмотрению срок, дабы осчастливить своих верных подданных благосклонным принятием императорского сана, который неоспоримо принадлежит ему по праву рождения, и удостоить Лиенну изъявлением своей воли относительно новых прекрасных и справедливых законов, а также вкусить отвечающие всем его величайшим достоинствам почести и удовольствия.

– Ты полетишь туда? – спросила Иссоа.

Мне показалось, он ответит сейчас своей давней фразой – «Я же не сумасшедший»…

– Возможно, – сказал он почти обреченно. – Но попозже. И только ради тебя.

– Браат, не наадо! – взмолилась Иссоа. – Пусть останется так, как есть!

– Так, как есть, уже ничто никогда не останется, – возразил он. – Мы отмечены на картах судьбы, и до нас докопаются непременно.

– Хорошо. Тогда я поеду с тобой!

– Вероятно, придется пойти и на это, – сказал он с пугающей мрачностью, но тут же сменил тон на более мягкий и даже мечтательный: – Если нам всё-таки доведется там оказаться, то моим первым и самым прекрасным законом станет сложение всех моих полномочий и возведение на престол новой императрицы – Иссоа.

Видел бы он, с каким ужасом взирал на обоих Эллаф Саонс, несчастный влюбленный. Для него это был приговор.

«Гране» прибыл на орбиту Уйлоа. Основные раскопки планировались на территории императорского дворца в столице, Уллинофароа, расположенной почти в центре материка Фарсан. Но до этого профессор Лаон Саонс предложил разведать совершенно другую область – материк Сеннар и океан между ним и Фарсаном. Ведь, если экспедиция занята поисками следов уйлоанских океанид, разумно обратить внимание на острова или на то, что от них уцелело. Сеннар (в местном варианте произношения – Сеннай) заслуживал изучения сам по себе. Большинство лиеннских переселенцев были выходцами оттуда, в том числе предки Лаона Саонса.

На Сеннаре когда-то сложилась культура, в которой превыше всего ценились искусства и знания. Процветала там и торговля, тоже требовавшая ума, расчетливости и отточенных навыков: знать цену вещам, уметь договариваться, создавать сети поставщиков и учить всему этому младших помощников.

Обитатели континента Сеннар обладали миролюбивым нравом, из-за чего их полностью поработили уроженцы Фарсана, где властвовали воинственные императоры. Многие выдающиеся ученые Уйлоа имели сеннайское происхождение, даже если работали в императорских учреждениях Уллинофароа и в других городах Фарсана. Не хочу вдаваться в подробности и загромождать мой рассказ уйлоанскими названиями и именами, но это обстоятельство оказалось важным и для истории Тиатары. Даже девичья фамилия Маиллы, «Сеннай», говорит о том, что дальний предок ее отца, господина Иллио, принадлежал к исконным сеннарцам (иначе, сеннайцам), хотя никакой особой ученостью не обладают ни сам господин Иллио, ни его здешняя родня – все они заняты предпринимательством (видимо, в них сказалась склонность сеннайцев к коммерции).

Предложение Лаона Саонса одобрили, но «Гране» не собирался совершать там посадку. Это слишком затратно, да и рискованно. На поверхность сначала отправили автоматические дроны-разведчики, а затем пилотируемый флаер-челнок.

Один из островов показался особенно примечательным. Съемки с воздуха выявили нечто похожее на следы рукотворных сооружений, причем необычных. Обнаруженные «ступени», «террасы» и «стены» должны были бы находиться под уровнем океана. Сейчас, когда океана больше не существовало, они стали видны. Издали, впрочем, руины могли сойти и за естественные образования – нагромождения каменных плит и результаты воздействия сильных прибоев.

На картах, полученных с Лиенны, остров отсутствовал.

Барон Максимилиан Александр склонялся к мнению, будто заснятые дронами остатки архитектурных сооружений – аберрация зрения. Профессор Лаон Саонс не соглашался, и археологи-виссеванцы поддержали его: руины не выглядели хаотическими.

«Гране» завис на стационарной орбите, и на остров послали флаер (назову его так, хотя на самом деле это маленький космолетик, а не те простые машинки, которые летают над Тиатарой). В корабле находились Саттун и Мендарруихх, пилот-космолингвист и археолог.

Для посадки флаера на острове было достаточно места. И почти сразу же стало ясно, что неровные «стены» – действительно архитектурное сооружение из природного камня. Примерно такими же стенами была изначально окружена Тиастелла на Тиатаре.

Мендарруихх послал на «Гране» запрос: еще раз посмотреть на совмещенных картах, что это за поселение. Ответ Лаона Саонса подтвердил картографическую аномалию. На картах не значилось ни самого поселения, ни даже этого острова. Проверили еще раз, уточнив координаты. Старинные карты молчали. Провели топографические измерения. Ошибки не выявили. Остров мог бы отсутствовать на лиеннских картах, если ранее его покрывала вода. Но, судя по уровню, на котором находилась вершина с крепостными стенами, это было не так. Допустим, остров периодически захлестывали огромные волны, и тогда бы все здания оказывались под водой. Отсюда возникла версия, казавшаяся самой правдоподобной: стены когда-то построили уйлоанцы, использовавшие остров как стоянку для кораблей, а потом были вынуждены забросить – из-за часто повторявшихся катастроф. И всё-таки даже в этом случае его следовало обозначить на картах как опасное для мореплавателей место. А он не был отмечен, словно о нем вообще ничего не знали. Или нарочно умалчивали.