К сожалению, больше отличий он обнаружить не успел, его угрюмая Аня развернулась и ушла в сторону вывески «Супермаркет».

Хитромор выпрыгнул из машины и припустился следом. И все повторилось уже в который раз: за кассой стоял безликий близнец его безликой головной боли. И если раньше теория о похожести людей могла сработать, то теперь Хитромор в нее верить перестал. Потому что сам запросто мог отличить Рейчел от Моники, и их обеих от неубиваемой вампирской подружки. Ночью он это специально проверил! А в случае Ани он оказался бессилен. Хитромор не мастак в догадках, но чувствовал: происходит что-то странное. Очень странные дела, не иначе!

– Ты передумал? – обратилась к нему… скорее всего, его Аня. Угрюмая и недовольная, значит, точно она.

– Нет, идем отсюда быстрее.

Хитромор чуть ли не бегом вернулся в машину и захлопнул за собой дверь.

– Жми уже на газ, полукровка! – рявкнул он, глядя, как Аня и пристегивается.

– Что с тобой?

– Это с тобой что!

Она тяжело вздохнула и наконец вернула машину на дорогу.

– На будущее: бросать автомобиль открытым на заправке не стоит. Если хотел зайти в магазин, стоило сразу так сказать. Или что ты там хотел… сделаешь так еще раз, в следующий раз запру тебя.

– Давай помолчим, прошу.

Его нервное предложение было принято с удовольствием, предположительно Аня включила музыку (вкус у нее так себе, слушает пресную современность) и потеряла всяческий интерес к спутнику. Пока тот напряженно мыслил. С этой Аней что-то не так, дураку ясно, и дело не только в ужасном музыкальном вкусе. И углядел это один лишь Хитромор. Потому что он из лесного народа и способен видеть сквозь любые чары? Он не слишком понимал, как все с людьми работает. Да и с полукровками тоже, хотя с этими он хотя бы встречался чаще… Стоп! Аня ведь полукровка, быть может, в этом все дело? Ответы необходимы, и срочно.

Еще бы зуд по всему телу не отвлекал.

– В чем твоя ущербность? – напряжено спросил он, разглядывая размытый профиль девушки. Теперь она перестала выглядеть копией всех подряд и вернулась к прежней неописуемой безликости.

– Что?

– Нестор выглядит, словно нескладное дитя, говорит как дитя. Он ущербен. И ты тоже, раз полукровка. Так в чем твоя ущербность?

– Моя главная ущербность – несвободная воля. К примеру, я не могу прямо сейчас остановить машину и живьем закопать тебя в ближайшем лесу. А мне этого ужасно хочется еще со вчерашнего вечера.

– Однажды я так закопал своего брата. Воука, – припомнил Хитромор. – Выгадал момент, когда тот крепко уснул, вытащил его на улицу, и закопал. Но он выбрался уже к полудню, поэтому приятного мало. Вот если бы он дня три провозился, папа был бы доволен.

– Доволен?!

– Конечно. Отец охоч до подобных развлечений, иногда собирал весь лес и давай придумывать для нас, детей его, испытания. А лес делал ставки на победу и наблюдал. Как в «Голодных играх», только никто не умирал. Почти. Так, пара-тройка братьев, но они слабаками уродились.

– И это делал ваш отец? Стравливал вас, детей?

– Удивление в твоем голосе… удивляет. Ты же не чужая в лесу!

– Но… вы же принцы и принцессы. Дети короля.

– И что? Я ведь уже говорил, сколько нас во всем лесу. Заведи ты несколько сотен детей, тоже начала бы швыряться ими направо и налево, в конце концов, собственное веселье намного важнее, чем пятьсот двадцать третий ребенок, и неважно, принц он или принцесса.

– Кажется, ты молчать предлагал, – некстати вспомнила Аня. – Так помолчим.

Это Хитромора устраивало, но ровно до тех пор, пока он не вспомнил, с какой целью завел этот разговор. У него же миссия, а он скатился в рассказы про семейные отношения, как какой-нибудь Угрим! Хотя нет, Угрим бы как начал хвастаться бесконечными победами над всеми братьями… гордость отца, чтоб его!

А у Хитромора дело вообще-то.

– Ты выглядишь безликой серостью, – начал лесной принц с другой стороны. – Это твоя ущ… твой дар? Мимикрия? Но почему тогда более никто не видит твоей сути? Ты для каждого должна быть серостью.

Аня раздраженно выдохнула:

– О каком даре речь?

– Дар полукровки, бестолковый человек! Чем-то же полукровки должны отличаться от людей? И каждый, кого я встречал, имел ущ… особенности. Третий глаз на затылке, ветки вместо пальцев, умерщвление живого одним касанием… ущербность полукровок, понимаешь? Само ваше существование – ошибка, и это подчеркивается самой природой. Так всегда было.

– Не знаю, где ты этого нахватался, но все знакомые мне полукровки мало чем отличаются от людей. Мы устойчивы к вашим чарам, видим скрытое, без проблем ориентируемся и выживаем в лесах, местные жители принимают нас за своих. Но это все, никаких… убийств прикосновением.

Бред какой-то. Может, она стесняется своей сути? Или скрывает от него слабость? Ладно, признаться честно, за тридцать лет, проведенных в обнимку с телевизором, Хитромор малость подзабыл прежнюю жизнь, окостенел. Вчера его буквально выбросили в мир и принудили выживать, общаться, но теперь-то он вспомнил, что к чему! И про полукровок вот вспомнил. Мог еще вчера, между прочим, подумать об этом, но как-то раньше эти полукровки слишком мало его занимали.

А сейчас он сообразил. И правда ведь, пример братца перед глазами! Вечный недоросль с писклявым голоском жалкого щенка. А сколько ему подобных Хитромор встречал в прошлом? Да полно! И у всех, у всех имелись недостатки. Причем не скрытые, а на самом что ни на есть виду. Недаром над полукровками вечно потешались, считали их едва ли не хуже людей. Люди хотя бы задумывались людьми, а эти… нелепость.

– Не может быть, – в конце концов пропыхтел Хитромор. – Ошибки природы всегда имели выраженные черты.

Машина резко затормозила.

– Выметайся, – рыкнула Аня.

Хитромор огляделся:

– Мы уже приехали?

– Нет, ты мне надоел. До места сам доберешься.

– Но…

– Что «но»? Растворяться больше не умеешь? Ах ты ж бедная ошибка природы.

– Обиделась на меня, что ли? Но я же правду говорил! – возмутился Хитромор. – Ты вообще меня слушала? Со стороны виднее, и вот что увидел я: ты настолько бесцветна, что с легкостью походишь на каждого встречного человека, тебя невозможно запомнить! Что это, если не ущ… дар полукровки. Мимикрия.

– Нет у меня такого дара!

– Еще как есть!

– И видишь его только ты, и никто больше? А глаз на затылке того парня тоже только ты мог разглядеть?

– Нет, его все видели. Глаз-то огромный был, величиной со спелое яблоко.

Теперь Хитромор задумался – а ведь правда, в словах этой Ани есть смысл. Неужели дело не в факте ее рождения, а в чем-то другом? Какая там была первая версия? Чары, точно. На ней какие-то чары, природу которых трудно распознать. И полукровка настроена это отрицать, вон как злобно зыркает. Хммм…

– Такую же тишину я надеюсь сохранить и дальше. Одно слово – и отправишься пешком на все четыре стороны, – сообщила Аня, трогаясь с места.

Но Хитромор ее почти не слышал, он погрузился в размышления.

Дорога получилась бесконечной.

Поначалу спасало хотя бы радио, но потом им пришлось идти пешком по лесу в полной тишине. И девушка отлично слышала, как рядом напряженно пыхтело навязанное ей лесное чудовище. Пыхтело и чесалось, пыхтело и чесалось. Здесь много комаров и различного вида гнуса, это да, но они даже полукровок как добычу не воспринимали. Аню в жизни ни один комар не укусил. Значит, Хитромор тем более от них никогда не страдал. Прикидывается, что ли?

И к черту комаров и неадекватное поведение! Самое ужасное, дурацкие комментарии этого чудовища возымели действие, Аня принялась судорожно перебирать всех знакомых ей полукровок и гадать, а не было ли у кого третьего глаза на затылке! Так вот – не было. Уж Аня встречала немало себеподобных, пока училась в закрытом пансионате Нестора.

Она до сих пор помнила, как отец привез ее туда. Хотя нет, не так. Отец привез ее в лес и выбросил. Аня тогда едва окончила школу, собиралась поступать в один из московских ВУЗов. Они с отцом вдвоем жили в Москве и вполне себе ладили, возможно, идеальной дружбы между ними не сложилось, но все шло нормально. И вот однажды утром отец ее огорошил: