– У вас с Мальфридой были близкие отношения? – повторила Аня.

– Она была невестой брата, я же сказал! В семьях всегда близкие отношения, все по заветам Доминика Торетто7.

– Да или нет. Ты спал с ней?

– Рядом?

– Рядом, на ней, под ней, в обнимку с ней.

Хитромор оскорбленно поджал губы и отвернулся.

– Спал с невестой брата? – ахнула Аня. – Зачем?

– У меня от тебя какая-то дрожь по позвоночнику, будто слизни прилипли и ползут, ползут… в общем, отвратительное ощущение. Нельзя мне сменить прислужницу? Я согласен даже на того душного слепца. Видел, у него есть Нэтфликс. А еще он считает меня убийцей и боится, что не может не устраивать.

– Когда ты видел Мальфриду в последний раз?

– Трудно припомнить, – запыхтел недовольный принц, и судя по его жалкому виду, готов был зарыдать от отчаяния. – Часто я ее видел, не мог отделаться, она все приходила и приходила. Моя вина в чем? Я ее не звал, на минуточку! Ни единого разочка не звал! Но как обычно окажусь крайним. Вечная история: кто обвинит Хитромора во всем подряд, тот молодец!

– Перед смертью она плавала в озере. Уж не с тобой ли? А еще кожа под ее ногтями, – Аня аж подпрыгнула от посетившей ее догадки: – Только не говори, что и кожа твоя! А ну снимай халат, показывай спину!

Хитромор вскочил и в ужасе отшатнулся в угол:

– Прекрати наступление, безликая женщина! Твои пытки слишком действенны, я согласен рассказать все! О, великий дедушка, помоги мне… Да, Мальфрида была у меня недавно! Может, даже вчера. Вот! Услышала? Теперь прекрати свои угрожающие манипуляции!

– Может, вчера? Как это понимать?

– Иногда я немного теряюсь во времени. И в пространстве. Вот и Мальфрида… как начала шастать, я даже не заметил. Может оттого, что первые десять лет изгнания я провел под грибами, и это были не опята.

Аня уже не понимала, когда он говорит серьезно, а когда пытается ее запутать. И вообще… этот цирк ее выматывал похуже, чем многокилометровые прогулки по скалистому лесу. К последнему она хотя бы привыкла.

– Скажи, ты правда убил тех охотников?

В этот раз ответ был коротким:

– Да.

И Хитромор об этом никогда не жалел.

О случившемся с Остролиной ему рассказала Утоплина, ее сумасшедшая сестрица. И что-то случилось с Хитромором в тот миг. Он не обезумел, как многие подумали, нет. Наоборот, что-то умерло внутри него безвозвратно, а голова стала чистой. Хитромор неспешно вышел из леса, отыскал одного охотника, а через него вышел на других. На это потребовалось очень много сил, люди были обвешаны с ног до головы защитой. Глупцы. Он внук божественной лесной сущности, а не какая-то нечисть. У охотников не было шансов против его гнева. Может, в обычный день защита и спасла бы тех охотников, но гнев решил все.

Хитромор выстроил их в ряд и отправил в лесную чащу. И за это отец отправил его в бетонные людские дебри, выживать, как те мерзкие охотники. А еще думать о том, как он подвел семью. Лицемерие в чистом виде! Отец всегда мнил себя самым умным, мол, людей жалко, пострадали… ха! Ха! И еще сто раз ха! Отца люди никогда не беспокоили, одним больше, сотней меньше… разве что перед Нестором лесной король натягивал на себя роль благодетеля, а в остальное время он оставался беспринципным жестоким собой. Так вот: лесной король только прикрылся человеческими жертвами, а на самом деле ему не понравилось выступление Хитромора. Его бунт.

И вовсе Хитромор не подвел семью. Это семья подвела его, ведь у Хитромора было право отомстить за любовь всей его жизни. Изгнание должно было стать невыносимым наказанием, но ко всему, что с ним случалось после смерти Остролины, Хитромор относился с равнодушием. Тридцать лет сплошного равнодушия. И немного тоски по родному лесу.

Возможность возвращения домой подпитывала его мечты о лучшей жизни. Может, когда он станет собой, все образуется. Дыра в его груди не зарастет, нет, но станет хоть немного меньше. И тоска по Остролине превратится в сладкий дым былой жизни, и перестанет разъедать его изнутри.

Безликая Аня внезапно проявила тактичность и с вопросами не полезла. Она молча показала ему комнату для гостей (с телевизором, хоть тут не обманула) и примыкающую к ней душевую, и напоследок сунула в руки увесистый пакет с одеждой.

– Надеюсь, утром нам не придется спорить из-за твоего халата, – заявила она. – Напомню: люди так не одеваются. Ты не должен привлекать к себе внимание, – и захлопнула за собой дверь, Хитромор не успел ей сообщить, что он вообще-то не тупой и не слепой. И, к тому же, очень насмотренный. Просто ему комфортнее в его одеянии, так с какой стати он должен следовать человеческим правилам, под кого-то подстраиваться? Тем более, к людям он до сей поры выходил не так часто. А прошлой ночью понятия не имел, чем обернется прогулка с Угримом, и что домой он не вернется.

Хитромор брезгливо откинул человеческую одежду, через пакет почувствовав, насколько там все колючее и искусственное, отыскал пульт и включил телевизор. Ему срочно требовались ответы, иначе он спятит. Завтра опять придется выбираться в люди, а вдруг он потеряет безликую Аню в толпе? И ни за что ведь не отличит от других.

В конечном итоге он так и уснул со своими вопросами.

Новое утро началось ничуть не лучше предыдущего – его сон был прерван нагло и бесцеремонно. Правда, в этот раз не братцем, а его подпевалой-полукровкой. Аня, чтоб ее… едва ли не угрозами она заставила Хитромора принять душ, а после вместо завтрака предложила жухлую корку хлеба вкупе с чем-то, отдаленно напоминающим сыр.

– Дорога предстоит дальняя, плюс время в лесу, так что ешь, – напутствовала она, жуя точно такую же корку и запивая ее вонючей горькой бурдой, которая ну вообще не кофе.

– Есть это? – вяло возмутился Хитромор.

– Что тебя не устраивает?

– Да буквально все. Где свежие ягоды? Где утренняя роса или молоко синей озерной коровы? Где… хотя бы свежеприготовленная яичница с тремя полосками бекона, листьями салата и брускеттой с авокадо и творожным сыром?

– Я тебе не служанка. Хочешь утренней росы – вставай раньше и добывай ее сам. Яичницу тоже делай самостоятельно. Или ешь, что дают.

– Да ты бы мне еду дала! Или хотя бы разбудила пораньше, чтобы я все сделал! Я бы и не возмущался. А это… как долго все это пролежало?! Годы? На твоем куске хлеба я вижу плесень! Нет-нет, так не пойдет. Я поем в лесу.

– Тогда поехали, – коротко согласилась Аня, но судя по поджатым губам, едва сдерживала недовольство. Как будто Хитромор должен был ей в ноги упасть и в благодарностях рассыпаться за поданную корку хлеба! Она за кого его держит? За равного себе?!

Хитромор раздраженно натянул на себя черные джинсы (пришлись по размеру) и темно-серую футболку (болталась, точно на пугале). От разговоров о еде ужасно хотелось есть, а от нелепости внешнего вида – выть, но Хитромор упорно напоминал себе, что за награда его ждет в конце – возможность вернуться домой. Домой. До-мой. Замечательное слово. Надо вспоминать его каждый раз, когда ноги будут чесаться от искусственных человеческих тряпок.

– Заедем на заправку, – бросила Аня уже в пути, съезжая с дороги. – Сможешь выбрать что-нибудь в магазине, если передумал терпеть с завтраком до леса. Путь неблизкий.

– Обойдусь. – Хитромор по неизвестной причине чувствовал себя униженным. Да и вообще… редким страдальцем. Чесались не только ноги, а все тело, но разве этой Ане об этом скажешь? Она же явно не склонна к пониманию: либо смотрит на него, точно на последнего идиота, либо игнорирует.

– Как хочешь.

Аня полезла из машины и завозилась рядом, пристраивая заправочный пистолет к машине. Ее мельтешение мешало сосредоточиться, Хитромор выглянул в окно… и опять, опять случилась эта катастрофа! Его взгляд мазнул по попутчице и остановился на девушке, что сидела в соседней машине. Очередной жуткий человеческий близнец! Хитромор моргнул несколько раз и постарался собраться. Это происходит не впервые, пора привыкнуть. Теперь он уже придирчиво оглядел девушку в машине, а потом Аню. Аню и девушку (та разулыбалась, заметив его внимание). И опять Аню (ни намека на улыбку).