Хондо вернулся, избегая наступать на сухие сучья. Дикие животные не наступают на них. Только белый человек может так опрометчиво выдать себя, вдавив обломки веток в мягкую землю лощины. Забравшись в ивняк, Хондо ослабил у коня подпругу и сел, прислонившись спиной к тонкому стволу.

Еще не было полудня, солнце сильно палило наверху, но здесь в тени была прохлада. Хондо пожевал вяленого мяса с галетами, потом напился из ручья и набрал во фляжку холодной, свежей воды.

Примерно через час он проснулся, надел ботинки и подтянул седло. У края оврага Хондо остановился и выглянул на равнину. Он хорошо знал апачей и потому не надеялся на то, что ему удалось от них уйти. Только бы время выиграть. Конь легко вынес его из оврага и помчал вперед мимо скальных обломков и песчаных насыпей.

Впереди медленно вырастал огромный камень. Вдруг из-за него, пронзительно крича, вылетела птица. Хондо пришпорил коня, и в то же мгновение услышал воинственные вопли появившихся апачей.

Конь без понукания помчал седока еще быстрее. Хондо пригнулся, густая трава хлестала его по лицу. Оглянувшись, он увидел отстающих индейцев, но в то же мгновение на гребне холма, куда Хондо надеялся уйти, показалось еще четверо краснокожих. Оставался последний путь — вверх по противоположному крутому склону.

Теперь за спиной у Хондо оказалось восемь преследователей. Конь взлетел на гребень, земля резко уходила оползнем вниз. Остановить разгоряченного коня уже было невозможно, передние ноги скакуна провалились в рыхлую землю. Он присел на задние, и поднимая облака пыли, медленно начал спуск. Почувствовав под копытами твердь, конь выпрямился и на мгновение задержался, давая седоку время устроиться в седле.

Время уже было потеряно. Индейцы успели объехать холм кругом, пока он спускался по склону. Вниз скатился, в облаке пыли, Сэм. Пес бежал к нему на трех лапах, поджав четвертую к брюху. Хондо наклонился, подхватил раненого Сэма и посадил к себе на седло.

Теперь Хондо не смог бы и винтовку вынуть из чехла. Индейцы подлетели к нему, окружили и стащили на землю. Хондо ударил одного в лицо, Сэм вцепился в другого, но нападавших было слишком много.

Лэйна придавили к земле, заломили руки и связали их за спиной кожаным ремнем.

Поодаль, вздыбив шерсть, стоял и рычал Сэм, ожидая команды человека. Но человек молчал.

Хондо обвел взглядом индейцев. Девять.

Сильва увидел пса, и гортанно выкрикнул команду. Кто-то потянулся к луку.

Хондо повернул голову.

— Сэм! Прочь, Сэм! Прочь!

Пес одним прыжком отскочил в сторону и бросился в заросли кустарника.

Сильва подошел к связанному Хондо и ударил его в живот. Он торжествовал. Вечером в деревне его встретят, как победителя. Он приведет сильного пленника.

— Белый человек знает наш язык, — сказал Сильва. — Хорошо. Он сразу узнает, что его ждет.

— У тебя на поясе много скальпов.

— Да.

Хондо говорил медленно, подбирая самые обидные слова и зная, как задеть индейца.

— Ты снял их с женщин, детей и собак. Тобой по праву гордятся соплеменники.

Хондо дважды повторил это, сначала по-испански, потом на местном наречии. Кто-то хохотнул.

Злоба вспыхнула в глазах Сильвы.

— Хорошо, ты. узнаешь, как это бывает, на себе.

— Ничего, — прохрипел Хондо,-легко мучить связанного. Ты не мужчина, ты охотник на зайцев. Без смелых товарищей — ты мясо для койота.

Хондо говорил с холодным расчетом. Он за долгие годы хорошо изучил апачей и знал, что надеяться на побег нечего. Пленники всегда были обречены на смерть… смерть медленную и мучительную: привязанным ли к муравейнику, подвешенным ли вниз головой над огнем. Но можно умереть быстро. Если Сильва придет в ярость…

Но Сильва сохранял спокойствие и невозмутимость. Он жаждал помучить пленника перед смертью. Наслаждение от страданий умирающего обещало быть долгим: на земле лежал сильный человек, сквозь изорванную одежду проглядывало мускулистое тело.

Оскорбительные слова пленника полоснули его по живому, но он сдержался. Он ждал своего часа. Белый человек распростерся перед ним, и Сильва мог сделать с ним, что угодно. Лэйна перебросили через седло, и так туго стянули руки, что кисти посинели, и Хондо не мог и пальцем шевельнуть.

Индейцы поехали мимо длинных холмов. Хондо, повернув голову, увидел вокруг плоские застывшие лица.

В полдень пустыня превратилась в раскаленную жаровню, подогреваемую сверху пышущим багровым солнцем. Путь показался бесконечным: боль, жара и монотонность движения притупили сознание, и Хондо впал в забытье.

Время для него остановилось. Руки опухли, рубашка прилипла к телу, и соленый пот заливал покрасневшие веки, глаза щипало.

Но сильнее боли и усталости была жажда жизни. Даже теперь оставалась надежда на счастливый исход… А может…

Хотелось сражаться, вырваться, скрыться, жить. Было стыдно признаваться, что таким образом попал в плен. Хондо разлепил веки, впереди маячила спина Сильвы.

Марево застилало горизонт, в волнах горячего воздуха изменяли свои очертания горы, камни и редкие кусты можжевельника. Струйки пота щекотали спину, стекая между лопаток. Кожаный пояс глубоко врезался в запястья, малейшее движение причиняло невообразимую боль.

Хондо поднял голову и сплюнул.

— Женщина! — прохрипел он от переполнявшей грудь злобы. — Старуха!

Сильва оглянулся, животная ненависть сверкнула в его глазах.

Хондо так и подмывало пришпорить коня, врезаться в индейцев и умереть быстрой смертью, но он сдерживал себя. Может быть, еще выдастся удобный момент, нужно ждать. Хондо согнул затекшие пальцы и зажмурился от боли. Но никто не услышал стона, едва не сорвавшегося с губ.

Каждый шаг коня причинял ему боль.

Хондо подался вперед и закрыл глаза. Он вспоминал домик, ручей с холодной и чистой водой, ясноглазую женщину, хлопочущую по хозяйству, голос ребенка… Боль утихла, Хондо задремал. Сквозь сон он услышал сухой шелест листвы и почувствовал запах дыма и кофе.

Запах дыма становился все сильнее. Хондо открыл глаза: они подъезжали к индейскому поселению. Он увидел перед собой плоские смуглые лица с широкими скулами и квадратными подбородками. Среди них на мгновение мелькнуло женское лицо, чем-то напомнившее ему Дэстат, но Дэстат давно умерла, давно. И он жил когда-то среди апачей. Сколько раз Хондо выходил с ними на охоту и участвовал в опасных вылазках за мустангами! Может быть, здесь он встретит тех, кто знает и помнит его?

Хондо выпрямился в седле, гордо поднял голову и уставился в одну точку перед собой, не оборачиваясь и не глядя по сторонам.

Когда они остановились, Хондо обвел взглядом окружившую его толпу. Чуть поодаль стоял один человек, и Хондо узнал его.

Хондо громко произнес:

— Я сам виноват, что попался в руки женщине.

Его стащили с лошади и поволокли к костру. Там Лэйну развязали ремень, стягивавший руки; он увидел таз с водой и сунул туда опухшие кисти. Боль медленно затихала.

Витторо, стоявший отдельно, подошел к костру и взглянул сверху вниз на Хондо.

— Белый человек говорит на нашем языке, — сказал Сильва. — Он оскорбил меня.

Хондо, стоял, поглаживая покрытые рубцами запястья рук. Он поднял голову и наткнулся на пристальный взгляд Витторо.

— Ты смелый, если решился оскорбить воина. — И вдруг резко спросил: — Где твои люди на конях? Сколько их?

— Этого я не знаю, Витторо.

— Тебе известно мое имя?

— Я видел тебя на совете в Мид-форте.

— Совет! Это слово ничего не значит для белых людей! — Голос его стал еще резче. — Где всадники?

— Я не знаю.

Витторо показал рукой на седло.

— На нем военное клеймо.

— Я когда-то служил в армии. Теперь — нет.

Витторо мрачно взглянул на Хондо.

— Если ты не шпион, что привело тебя в нашу землю?

Лэйн помолчал, потом медленно, растягивая слова, ответил:

— Это касается только меня, Вождь. Я не собирался вредить ни твоему племени, ни другим племенам апачей.