Паника возросла. Семела вспомнила о прослушке. Любое помещение Акрополя было нашпиговано жучками и звукозаписывающими устройствами. Что теперь делать? Отрицать? Но она слишком встревожена, никто не поверил бы ей.

— При этом я очень хорошо вижу вас, Доктор. Вам неприятны мужчины, а с женщиной быть вместе вам не позволит ваш благодетель. Вы боитесь двух вещей. Что по вашей вине его секрет придастся огласке и что он сам узнает о ваших предпочтениях.

Страх ледяной глыбой застрял в горле. Лучше молчать. Это глупо, но это лучшее, что она сможет сделать сейчас. В шаге от гибели. Пойманная с поличным. Она услышала, как запела пружина ловушки, в которую угодила.

— Почему вы так вжались в кресло, Доктор? Вы удивлены, что я обыграл вас? Думаете, я хочу уничтожить вас? Я могу, но нет, мой интерес совсем в другом. Не стоит так дёргаться и переживать. Нас никто не слышит. Все записывающие устройства отключены. Поверьте, это я разрабатывал систему слежения для Акрополя. Никто лучше меня её контролировать не сможет.

Она почувствовала, как из лёгких вытащили стальной прут. Воздух опять смог беспрепятственно проникать туда. Только легче не стало. Она по-прежнему ощущала, что угодила в капкан.

— Чего вы хотите от меня? — осмелилась спросить Семела. Голос предательски дрогнул.

Алкид смотрел на неё с томной улыбкой на губах, а его глаза самодовольно подёргивались. Они блистали, как две взорвавшиеся галактики.

— Мы наконец-то сменили тон, не так ли? Это славно, но мне больше нечего добавить, я уже сказал. Вы придёте ко мне ночью. Не сегодня. Скажем, дня через три, когда камеры опять будут отключены. Я отвечаю честно на все ваши вопросы, даю всю необходимую информацию и навсегда сохраняю вашу тайну в секрете. Уж поверьте, я умею хранить секреты. Отдам вам папку с вашим личном архивом, по которому я сумел установить все эти смешные несовпадения. Вы взамен проводите со мной ночь и подписываете своё врачебное заключение. Мне присуждают статус «Перфекции», вы получаете материал для диссертации и продвигаетесь ещё выше по вашей лестнице.

Семела глубоко вздохнула. Очень сильно захотелось курить, хотя ей удавалось это делать лишь украдкой. Нестор злился, когда чуял от неё сигаретный запах. Она смотрела на Алкида словно сквозь призму огня. Согласиться — значит прыгнуть. Хватит ли разбега, чтобы перелететь через эпицентр? В таком случае, языки просто оближут пятки. Не рассчитает прыжок — сгорит.

— Умоляю вас, перестаньте так хмуриться. Вам предлагают не просто прекрасно провести время, но испытать и воочию увидеть что-то невероятное. Вы же слышали в детстве мифы о перволюдях — обоеполых существах, населяющих землю. Вы не можете отказаться, Доктор. Вам любопытно, как и всем остальным. Не нужно тянуть, это бессмысленно. Соглашайтесь, Доктор. Выбора у вас всё равно нет. — Посоветовал Алкид. — Я же не Нестор. В этот раз всё будет иначе.

— Почему иначе? — сумела выдавить из себя Семела.

— Потому что в этот раз вы получите удовольствие. — Подмигнул ей Алкид.

Фрикс был деревом, в которое ударила молния. Огромным толстым дубом с отшибленной верхушкой и поломанными ветвями. Он стоял посреди чёрного пепелища, на месте которого раньше был густой непроходимый лес.

Всё сгорело.

Только уголь и зола. Он мог сочувственно взирать с высоты на общую могилу своих падших братьев — своей семьи, Эдипа, егеря Кроноса, на Кору — всех тех, кто его знал и, кто помогал ему. Они должно быть уже мертвы, как эти сожжённые деревья. Но он всё ещё держался. Почерневший обугленный ствол всё никак не хотел сдаваться огню. Изрубленные топором корни упрямо вгрызались в почву. Изуродованный горящий дуб торчал крестом над чёрным кладбищем. И горел изнутри.

Даже когда пошёл дождь, вырвавший его из сна, Фрикс не ощутил облегчения. На миг он понадеялся, что конец уже пришёл. Что он сможет освободиться от боли и этого глупого тела. Но видимо дуб — слишком упёртое дерево, чтобы сломиться. У Фрикса был редкий и очень ценный дар. Он выживал. Из раза в раз, он всегда находил лазейки и выбирался из самых безнадёжных ситуаций. «Скажи ещё, что выберешься и отсюда», — прогнусавил раздражающий внутренний голос.

А где он собственно был?

Ледяная вода потекла за ворот рубашки, но пожар не заглушила. Фрикс собрал все силы и открыл глаза. С первого раза не получилось, точнее не получилось открыть сразу оба глаза. Как оказалось, один заплыл и превратился в огромную пылающую шишку. Он попытался развернуться, потому что здоровый глаз смотрел в серую шершавую стену, вот только контролировать собственные движения стало слишком сложно. В итоге он завалился на бок, а всё тело отдалось нестерпимой болью. Фриксу показалось, что он опять увидел феникса, но тут же вернулся в сознание и списал своего верного вестника смерти на вспышку перед глазами.

Кажется, рядом всё-таки кто-то находился, потому что струя воды вновь заскользила по губам. На этот раз Фрикс смог сделать несколько глотков. Оказывается, всё что ему было нужно это вода. С ней пришла жизнь. Даже огонь стал не таким горячим. Ноздри были забиты запёкшейся кровью, дышать приходилось через рот. Во рту был привкус золы и ваты, язык не поддавался.

— Выглядишь скверно, — услышал он далёкий голос, возвращающий его назад. Туда, где он находился.

Но где?

— Если продолжишь молчать, то будешь терять конечности. Уверен, начнут с пальцев, но довольно скоро перейдут и к более интересным частям тела.

Этот голос. Фрикс был уверен, что уже слышал его. Но никак не мог вспомнить где. Мужской или женский? Кому он принадлежал? Голова гудела, мозг отказывался работать трезво.

— Ты хорошо знаешь законы Ойкумены? Уверен, в Гиперборее они могут немного отличаться. — Он не замолкал, вливая крошечные порции воды в рот Фрикса. — По закону, гиперборейского шпиона, пойманного на государственной измене, имеет право застрелить без суда любой военный. А вот до вынесения обвинительного приговора они могут держать тебя здесь сроком до двух недель. А для раскрытия измены все средства хороши, даже самые жёсткие пытки. Невероятно удобно, правда? Они будут тебя пытать до тех пор, пока ты не умрёшь. А если через две недели ты всё ещё будешь жив, они объявят тебя шпионом и застрелят без суда. Здорово же!

Фрикс пил, слушая голос. Ничего больше не существовало. Только боль, огонь, вода, они двое и беспросветный мрак.

— У тебя два варианта. Либо ты умрёшь от заражения крови и лихорадки, либо от пули в висок. Пока ты не шибко выдаешь им тайны. Но только после первого допроса с пристрастием. Впереди будут ещё. И глядя на твоё нынешнее состояние, долго ты не протянешь, — чужая рука утёрла пот со лба. Из-за горячки Фрикс почти не разобрал её прикосновения, но пальцы не отступали, они легли на голову и ласково погладили вспревшие волосы. — Но у меня есть для тебя ещё один вариант. Просто потому, что мне жаль упускать тебя. Человек, побывавший на двух сторонах границы. В наше военное время знания, что хранятся в этой светлой голове бесценны, красавчик. Если мозгов у тебя столько же много, как и секретов, ты прислушаешься ко мне и сделаешь именно так, как я говорю.

Пальцы стали поглаживать висок. Словно пытались втереть в голову Фрикса навязчивую идею. Шпион напрягся, почувствовав подвох. Последние капли воды растворялись на языке, и живительная влага вливалась в тело, пробуждая его от лихорадки.

— Любопытно, что при обыске был конфискован флакон с очень сильным болеутоляющим. Наверняка это связано со свежеампутированным пальцем на ноге. Терять конечности бывает довольно неприятно, а мне кажется, в ближайшем будущем ты потеряешь ещё несколько. Наверняка морфий смог бы тебя спасти. Только как ты уже понял, шансов на жизнь у тебя не так много. Зато выпей ты весь флакон залпом, всё можно было бы оборвать гораздо раньше. Только представь, это же верный способ перехитрить их. Уйти из жизни героем, который не выдал своих тайн врагу. Не мучиться и не страдать. Уснуть крепко и навсегда. Без боли…