Рука гладила контур лица. Прикосновения становились всё более навязчивыми, напоминая ласки смерти. Кончики пальцев зарывались в волосы, распутывая их. Голос убаюкивал, будто нашептывая колыбельную, после которой невозможно разнять веки. Только Фрикс всё-таки собрался с мыслями. Голос… этот голос… он же запомнил его. Что-то неотступно знакомое засвербело в мозгу.

— Есть один простой способ получить отпущение грехов. Я отдам тебе таблетки при одном условии. Ты расскажешь свои тайны только мне одному. Ни солдатам армии Акрополя. Ни грязным политикам. Ни генералам. Ты доверишь их мне, и я обещаю тебе, что твои секреты лягут в основу чего-то большего. Они не станут продолжением этой бессмысленной войны, я сотворю из них новый мир. И сохраню твоё имя в памяти потомков. Подумай об этом. Твоя смерть не станет напрасной. Ты, мелкая сошка политических игр и грызней за власть над материком, станешь символом нового начала свободного человечества. Не об этом ли стоит мечтать каждому бойцу? А по тебе я вижу, что ты истинный воин. Иначе бы выдал им свои секреты после первого удара. Или сразу после того, как я тебя раскусил.

Сердце пропустило удар.

Беспокойное сердце.

Оно подпрыгнуло, собрало всю оставшуюся силу. Фрикс резко рванул голову от руки посетителя. Он извернулся как угорь, подскочил и отдёрнулся. Всё его сознание воспротивилось идее близости с этим человеком. Лихорадка и слабость отступили на задний план, здоровый глаз раскрылся насколько мог широко и даже в полумраке тюремной камеры Фрикс разглядел его черты лица сквозь решетку. Довольную ухмылку хищника, чёрные неестественно аккуратные волосы, два разных по размеру глаза, кривой нос.

Он опёрся о стену и выпрямился, поджимая больную ступню. Дыхание хриплым лаем рвалось из сухого горла. Сердце клокотало в груди яростью. Этот человек. Он.

Он выдал его. Вывел на чистую воду. Раскусил.

Победил.

Но чёрта с два Фрикс сдастся ему.

Кожа отрицала недавние прикосновения, резко захотелось умыться, чтобы смыть даже не пот, а присутствие этой ненавистной руки на своём лице. К горлу подступила тошнота.

Фрикс смотрел на него сквозь решётку. Один в один попавшийся в ловушку зверь, глядящий на охотника взглядом, которым готов сожрать. Спрячь свои хитрые приёмы, ружьё. Сразись в честном бою один на один.

Он собирал из ослабевшего нутра последние остатки силы духа, чтобы ответить. Подбирал слова, но быстро понял, что его ресурсов на слова не хватит. Всей сущностью Фрикс отторгал его присутствие, его жалость, его предложение. Он бы с радостью отказался от воды, которую принял из рук врага. Они были по разные стороны не только тюремной камеры, но и морали. В лице своего ловчего Фрикс видел конкурента. Противника, который был слишком похож на него самого и потому вызывал искреннее отвращение.

Он так и не нашёл в себе слов, зато собрал всю влагу, появившуюся во рту от этой проклятой воды. Как змея изогнулся, почти приникнув к решетке, и так точно, как мог плюнул ему в лицо.

Враг дёрнулся назад, но не избежал попадания. Фрикс самодовольно смотрел на то, как его слюна стекает по щеке этого надменного урода. Если бы только это оказалась кислота, если бы только она могла прожечь ему кожу и оставить отпечаток, чтобы навсегда стереть эту мерзкую ухмылку.

К его разочарованию, губы врага всё равно изогнулись серпом. На миг он подумал, что получит ответный плевок. Или удар. Фрикс был готов ко всему. Вместо этого рука противника влезла в карман медицинского халата и вдруг швырнула в него какую-то мелкую дробь, заставившую ослабшего Фрикса пошатнуться, потеряв равновесие и в конце концов, осесть на пол.

— Хорошо. Значит, ты выбираешь другой сценарий. Посмотрим, как скоро они развяжут твой поганый язык. — Заключил посетитель после чего растворился в сумраке.

Фрикс переместился на четвереньки. Пальцы случайно натолкнулись на брошенную в него дробь, рассыпанную теперь по полу. Мозг соображал всё ещё медленно. Говорили о себе не только жар с лихорадкой, но и множественные удары по голове.

Пришлось поднести дробь к лицу и даже лизнуть её, чтобы идентифицировать.

Таблетки.

Отторжение к врагу отступило вместе с ним. Сработал инстинкт выживания. Фрикс зашарил по грязному полу своей камеры, сгребая таблетки в кучу. Пальцы дрожали, ходили ходуном. Только теперь он почувствовал боль на последних фалангах. Ногти ему уже успели выдрать. Руки были покрыты бурым слоем запёкшейся крови.

Горсть таблеток на трясущейся руке так и манила заглотить её целиком. Он сумел оценить силу их действия. При таком ослабленном состоянии лошадиная доза действительно могла привести к остановке сердца.

Буйное сердце.

Фрикс забросил одну таблетку в рот. Не смотря на выпитую воду, во рту всё ещё был привкус сухости и пепла. Пришлось разгрызть и, подавив тошноту от едкой горечи, протолкнуть в горло содержимое ампулы.

При себе хранить нельзя, отберут. Фрикс принялся шарить руками по периметру камеры. Нашёл место, где пол отходил от стены. Ссыпал туда запас таблеток, всё, что сумел найти. Эти действия забрали у него оставшиеся силы, благо анальгетик Коры уже начал действовать. Морфий постепенно вытягивал боль и жар из тела. Кажется, даже разбитый нос стал пропускать струйки воздуха. Убедившись, что лекарство надёжно спрятано, Фрикс обессиленно откинулся на стену, закрыв спиной тайник.

Две недели — это тоже приличный срок. Он не рассчитывал выжить. В Акрополе держат только политических заключённых и чаще всего держат не очень долго. Фрикс бы не стал терзать себя ложными надеждами, но возможность продержаться как можно дольше теперь у него была. Осталось не переборщить с лекарством. — Подумал он перед тем, как его застлало крылом огромного чёрного феникса. От него пахло золой и углём.

***

Вторая сторона зеркала была вогнута вовнутрь, чтобы увеличивать отражение. Такие использовали для макияжа, когда Семела покупала его, ей показалось, что это хорошая идея — можно нарисовать идеальные стрелки и прокрасить каждую ресницу щёткой, но по факту пользоваться им было невозможно. Каждый раз, когда она заглядывала в эту воронку, ей в глаза бросались морщины. Эти три рытвины на лбу, трещинки в уголках глаз. В какой момент её веки так обвисли? Эти синяки под глазами. Что вообще стало с кожей? Почему она так поблекла? Несколько раз Семела пыталась загримировать всё пудрой, но несовершенства лица как будто подчёркивались ещё сильней. Вместо того, чтобы скрывать, косметика выделяла их. В конце концов, она почти перестала красится, а если и подводила глаза, то пользовалась только обычной стороной зеркала, без вогнутой линзы.

В этот вечер она осмелилась заглянуть в увеличивающее зеркало только после бокала вина. В отражении она увидела усталую от жизни очень злую женщину. Ей даже показалось, что она ещё сильнее стала похожа на мать. Стала той, кого ненавидела. Мать никогда не говорила Семеле, что любит её. Она проработала всю жизнь в средней школе в Харибде. Сначала преподавала математику, потом стала завучем. Её мать была образцом железной леди. Развелась с мужем сразу после рождения дочери, «поднимала» её сама. Семела не получала подарков на праздники, одежду они часто брали в благотворительных фондах, и она испытывала стыд перед одноклассниками, которые одевались лучше. Денег, которые зарабатывала мать хватало только на еду и на самое необходимое. При этом она умудрялась сэкономить копейку-другую на будущее обучение Семелы. Единственную цель, которую она ставила — дочь должна получить образование, чтобы стать медиком. Учительница с двадцатилетним стажем видела своё чадо только врачом. Но Семела, как только обрела свободу от властной матери, решила по-другому. Она поступила в медицинский, но на «психологию и бихевериостику», чтобы позлить мать. Тогда Семела познакомилась с Кассандрой. Единственным человеком в своей жизни, от которого она слышала слова любви. Они жили вместе два года, пожалуй, самые счастливые два года в жизни Семелы.