***

Из секретных документов Акрополя. Личные дела лиц, попавших под арест.

Досье № 178958

Имя: Фобос

Звание: –

Пол: м.

Приметы: Рост 180 см. Возраст не установлен. Темные волосы. Атлетическое телосложение.

Особые приметы: –

Дата рождения: не установлена

Место рождения: не установлена

Работа: не установлена

Преступление: покушение на жизнь высокопоставленного лица

Период совершения: 31.10.685 г.

Место совершения: Термина

Мотив: не установлен

Дата ареста: 31.10.685

Дата слушанья: 01.11.685

Наказание: приговорен к смертной казни через расстрел, дата назначена на 7.11.685

Статус: Содержится в камере № 4.

***

Алкид вернулся в свою комнату. Тесное, заваленное кипами книг и бумаг помещение. Стены выбелены, красятся, если прислониться, как и все казенные помещения Акрополя. Из мебели в комнате стояла только кровать, пустующий шкаф и два стола, приставленные друг к другу и заваленные папками с документами. Алкид знал, что ему было достаточно попросить о новом помещении или необходимых предметах роскоши, но он не питал к ним никаких чувств. Его устраивала аскетичность этого жилья. Чем меньше предметов, тем меньше отвлекает от дел. С другой стороны, он бы добавил в интерьер больше красок для подпитки воображения, но власти точно на такое не согласятся.

Лишь бы уровнять всех под одну гребенку. Лишить индивидуальности. Отнять всё чужеродное.

Алкид лёг на кровать, смахнув на пол сваленные в ногах доклады, которые он изучал днём. Боль всеми зубами вгрызлась в спину, заставив его зажмуриться. Спирт притупил её. Во всяком случае теперь получится быстрее уснуть.

Ты верно сказала, звёздочка. Мы никому не нужны кроме нас самих. Никто из нас не думает перед сном о живых и любимых. Мы всегда вспоминаем только самые тёмные эпизоды наших жизней. Загоняем себя в камеру пыток, запираемся там наедине с собой. Планируем часы расплаты со своими врагами. Злость. Только она питает нас и даёт нам воздух. Наши планы о том, кого мы уничтожим на своём пути.

Алкид был уверен, что доктор Семела думала о своей научной работе. О том, какого уважения она сможет снискать у коллег после того, как опишет его случай. Глава разведки, вне всяких сомнений, представлял мальчиков. Куда моложе тех, кого обычно мог себе позволить. Доктор Хрис и все начальники — как можно сэкономить побольше, чтобы отпилить себе кусок пожирнее. Все они — падальщики. Мерзкие паразиты.

О чём я думаю, чтобы уснуть, Доктор Семела, — обратился к ней мысленно Алкид, — только моё дело. Потому что даже в самых своих смелых мечтах ни вы, ни они не можете себе это представить.

Алкид погрузился в коридоры своей памяти. Он развернул огромный невероятно подробный инженерный чертёж, который ни за что не поместился бы даже в трёх таких комнатах. План Акрополя, который он тщательно расчерчивал и дополнял в голове на протяжении лет. Здесь было всё — карты здания и помещений, коды дверей, камеры слежения, пароли от компьютеров, графики работы и планы передвижения охранников и сотрудников. Это был главный труд его жизни, самая настоящая «Перфекция» — идеальное воплощение человеческой мысли.

Алкид понимал, что память — это самый ненадёжный хранитель информации, но попытайся он хотя бы примерно набросать такой план на бумаге — его бы немедленно лишили всех привилегий и приставили к нему охрану. Этого нельзя допустить. Поэтому он обращался к карте каждую ночь перед сном, дополняя и обновляя информацию на ней. Расчерчивая маленькие красные стрелки и пунктирные линии. Он старался просчитать каждый шаг и проверял весь план сотней различных способов, как делали компьютеры или взламывающие устройства при подборе паролей. Если хочешь создать поистине хороший план — убедись, что каждая шестерёнка работает, как часы.

Потому что второй попытки не будет.

А первая и единственная провальная закончиться пулей в затылок.

Это и есть, моя звездочка, то, о чём я думаю перед сном. Я думаю о том, как сбежать из Акрополя.

Лихорадка не проходила двое суток. У неё были широкие крылья с колючими перьями. Красный, оранжевый и жёлтый — цвета заката. Цвета пламени, в котором Фрикс горел.

Всего три дня назад он был бы рад оказаться в таком яром тепле, но сейчас оно пожирало его, облизывая, обсасывая, вытягивая жизнь.

Взмах крыла. Плеск перьев. Спасительная рука опять обрушивает на разгорячённое лицо холод. Вода стекает по лбу, смешивается с капельками пота, затекает через потрескавшиеся губы в рот. Горячая. Всё равно слишком горячая. Во рту тягучий привкус смерти. Слишком тяжело дышать.

— Ты только держись.

На миг огненные крылья феникса раздвигаются в стороны. Сознание проясняется, в рассеянном свете глаза выхватывают блеклые образы, очертания плохо знакомой комнаты. В первую секунду мозг отдаёт команду бежать. Тело подчиняется, рвётся вперёд. Если хочешь жить — беги. Остановка всегда стоит жизни. Опять та же рука удерживает его, вдавливает обратно в сон. Моментально всё его тело отвечает смертельной усталостью, обмирает. Рассудок вновь проваливается в этот кипящий котёл. Он видит пылающую птицу. Взмах её огненных крыл застилает небо.

— Тише, тише, — успокаивает она. Так поют только самые искусные сирены. Именно так они баюкают на морском дне утопленников.

Дни проходят в горячих объятьях огненной птицы, в мельтешении её крыльев. Каждое перо — язычок свечи на алтаре. Фриксу кажется, что её клюв и когти с каждым разом, вонзаются всё глубже в тело. Улетает она, только когда насыщается. Тогда опять приходит осознание. Спасающие руки, прохладный голос. На третий день они окончательно прогоняют феникса. Тот уходит, поглядывая алым, как солнце глазом. Он вернётся однажды. Будет подстерегать.

Жар наконец-то спадает. Горячие беспокойные сны сменяются глубокими и густыми, как прогалины весной на реке. Болезнь отступает постепенно, с неохотой. Фрикс приходит в себя только к концу третьего дня.

— Чёрт! — разозлился он, едва проснувшись. — Как долго…

Она там. Ждёт его. Под глазами серые круги, волосы под платком растрёпаны. Кажется, даже щёки впали в череп.

— Три дня, — сказала Кора, выбираясь из кресла.

— Завтра утром мне надо быть в Акрополе, — Фрикс резким движением попытался поднять измождённое тело из кровати. Ему удалось только сесть. Одежда была мокрой от пота, липла к телу. Зато жар наконец прошёл, так что он мог чувствовать живительную прохладу.

— С ума сошёл? Ты три дня висел на волоске от смерти. — Заключила Кора строго. — Истощение, обморожение, ампутация пальца, лихорадка. Тебе нужно отлежаться как минимум неделю прежде чем ты куда-то пойдёшь.

— На это нет времени, — отрезал Фрикс, помогая себе руками перебросить ноги на пол. Правая ступня, замотанная розовым бинтом, огрызнулась на него. — Я не могу потерять эту работу.

— А жизнь можешь потерять?!

Он взглянул на неё исподлобья.

— Куда бы, по-твоему, я дела твоё тело? Обо мне подумай! Одинокая женщина укрывала в своём доме гиперборейца. Это расстрел без суда.

Фрикс задумался. Он понимал, что Кора рискует также, как он. Никакие деньги не могли оправдать такой риск.

— Если поможешь привести меня в порядок, я обещаю, что больше не приду. Заплачу за этот последний раз… и хватит. Уже зашло слишком далеко.

Кора наклонилась, облокотившись о колени. Спасительные руки бессильно свисали над полом.

— И куда ты пойдёшь? Где найдёшь другую такую же сумасшедшую? — спросила она.

— Пожалуй, ты такая одна. — Согласился Фрикс. — Помоги мне. В последний раз. Прошу.

***

Она прошлась по комнате. Подошла к очагу, чтобы подбросить полено в огонь. На миг кусок дерева в её руках налился таким весом, словно это был кирпич. Красные всполохи пламени танцевали, ярились в пасти очага, как перья феникса. Горящие искры. Казалось, что огонь обращается в плоть. Он становился густым, осязаемым, его хотелось взять в руки и прижать к груди. Насладиться его благодатным теплом. Коре не хватало в этой жизни ребёнка. Если бы её муж не допивался постоянно до состояния свиньи, они бы в конце концов смогли его зачать. Родись мальчик, ушёл бы на войну. Хваткие руки ойкуменской армии не оставили бы его без дела. Её нерождённый сын непременно бы погиб в окопах. Стал бы новой ступенью для тех солдат, что шли позади него. А если бы была девочка… ей бы вскоре надоело помогать матери в трактире. Она бы захотела большего и непременно уехала в Сциллу торговать телом. Продавала свою молодость и красоту до тех пор, пока от неё ничего не останется.