Нина сделала несколько шагов и обернулась к дому. Вообще-то сам по себе он хорош. Старый, каменной кладки, с толстыми стенами и дубовыми балками на потолках. Я помню, как его строили, он лет на сто меня младше. Он в типичном тосканском стиле – так теперь выражаются, когда говорят об обычных крестьянских постройках. Нина с удовольствием подбирала шторы, расставляла мебель и посуду в открытой кухне, старалась навести уют в детской. Они с мужем выбрали этот дом, потому что он подходил им по цене и расположению. Семья Костанте Амадеи произошла из нашей деревни, и ему хотелось поселиться ближе к родным. Они с Ниной и сыном Алессандро живут здесь первую весну. Жизнь кажется чудесной и… чего-то в ней не хватает. Нина убеждает себя, что просто ещё не привыкла, оттого и не чувствует себя дома. Но ей тесно. В этом доме, в этой жизни.

Нина перевела взгляд. Справа от дома – зелёная лужайка с ковром из маргариток. Сын Нины, Алессандро, любит там играть и просто валяться на согретой солнцем мягкой травке. Может подолгу смотреть в небо и безмятежно улыбаться своим мыслям. Детство – это когда тебе тепло, и не важно, какая погода. Муж говорит, что нужно поменять заплесневевшую плитку перед домом и снести старый забор. Тогда патио и лужайка станут единой территорией. Уличный гриль купить, стол большой поставить, лавки вдоль него… Он вообще обстоятельный, Костанте, весь в семье, в доме, в сыне. Я знаю всю его родословную, помню малышом и его, и прадеда – первого из Амадеи.

Нина считает, что мужу нужно верить, – так воспитали. Он хорошо знает эти места. Его деды и бабки родились здесь, жили просто, по-крестьянски, и дышали тем же воздухом. Ухаживали за огородом и фруктовыми садами, выращивали оливки и виноград, делали запасы на зиму. Что-то в нём есть от предков. Он крепко стоит на ногах, прагматичен во всём, не требователен к жизни, не верит мечтам и живёт, думая о будущем дне. Его немного раздражает романтичный флёр в характере Нины, и он старается не обращать на него внимания, списывая недопонимание на разницу менталитетов.

Нина же иногда задаёт себе вопрос: как они, настолько разные по характеру и мировоззрению люди, вообще сошлись? Былая страсть и обожание закончились с рождением сына, и теперь осталось…. А что, собственно, осталось? Привычка? Уважение и дружба? Правильные слова из статей по психологии семейных кризисов, читая которые Нина пыталась наладить отношения с мужем, никак не помогали вновь почувствовать любовь. И все их разговоры и по сей день сводятся к текущим бытовым проблемам. Скучно, тесно…

Костанте ездит в офис каждый день, работает с восьми до пяти и возвращается домой. Нине такая жизнь кажется невыносимо одинаковой. Ещё ему нравится работа руками, будь то устройство новой клумбы во дворе или выпиливание книжной полки в зал. Он мигом обзавёлся множеством необходимых в сельской жизни инструментов и, как выдаётся выходной, постоянно чем-то занят. Пожалуй, главная для обоих цель – устроиться на новом месте, вырастить сына и, возможно, ещё детей – и держит их вместе. Когда есть общая идея, проще договориться о мелочах.

Впрочем, ей нравится тихая деревня. Чем-то она напоминает ей детство в далёкой России. Только вот дом.… Купить его было скорей решением Костанте, а Нина согласилась. Просто потому, что жить в такой красоте – уже само по себе счастье. В её духе жить одним днём, здесь и сейчас. Видится мне, что это у неё от неуверенности в будущем и от тоски по прошлому. Ищет опору под ногами, пытается определиться, найти себя и искренний интерес. Я часто слышу её тягостные мысли: мол, проплывает мимо жизнь, а я стою не берегу и не могу войти в поток.

Миленькая моя…. Нашла бы ты себе занятие по душе! Вспомнила бы, как любила в детстве собирать цветы в бескрайних полях, усаживать всех кукол и зайцев за одним столом, как строила им домики и придумывала истории их жизни! Когда же ты забыла свою радость?..Не слышит.

В нашу деревню она влюбилась сразу, в первый же приезд. Они тогда бывали лишь наездами – в гостях у кого-нибудь из родственников. Вокруг маленькой долины – со всех сторон горы и холмы. Мы  тут веками живём неспешной жизнью. Местные, которых не наберётся и тысячи человек, чувствуют  неторопливый дух и слышат его пульс в течении каждого из бесчисленных ручейков. Поколениями хранят тепло семейных очагов в одних и тех же жилищах за каменными ограждениями с разросшимся плющом. Сколько судеб, сколько тайн за спокойными стенами. И одна общая идея: в каждом доме должна быть душа. Иначе дом спит, не дышит, почти не живёт. Моя душа давно ушла из моих стен, и я почти дождался другую…. Она вернёт тепло и жизнь в промозглые стены, вырвет из объятий разрушения, пробудит ото сна! Я жду....

Нине хорошо в наших местах. А дом…. Обживётся и наладится. Ей даже вдруг захотелось рисовать. Картинки карандашами или акварелью. Спасибо маме, в своё время она заставила Нину ходить в художественную школу. Те нехитрые навыки вспомнились и пригодились, чтобы делать несмелые зарисовки. И никому их не показывать.

– Нина! Доброе утро! – бодрый голос вырвал её из мыслей о предстоящих хлопотах. – Ты чего так рано?

Нина обернулась. Адриан стоит за калиткой, широко улыбаясь. Он давно ей улыбается, смущая её и зная это. Открыто и украдкой, когда никто не видит, кроме неё. И она, конечно, понимает не слишком безобидный смысл этих улыбок. Но он не позволяет себе ни на что намекнуть вслух, а она делает вид, что и её ответные улыбки – только дружеские.

– Вода кончилась, хочу вот на родник сходить, – сказала Нина, подхватывая оплетённую  лыком пятилитровую бутыль, и направилась к выходу из патио.

Нина открыла калитку и замешкалась. Адриан, кажется, смеётся одними глазами и не двигается с места. Что за манера заигрывать… Он набрал полную грудь воздуха, закинул голову назад, закрыл глаза и раскинул руки в стороны. Шумно вдохнул и выдохнул. Постоял так секунд пять и снова посмотрел на Нину. Она, не глядя на него, неловко теребит в руках бутыли.

– Какое утро, а? Костанте дома? Я ему тут кое какой инструмент привёз, он просил.

– Рано же, он спит ещё… Скоро встанет. Дел, говорит, много на сегодня запланировал.

– Представляю… Ну, пошли! Помогу, что ли, донести на обратном пути.

– Давай…

Грунтовая дорога петляет между спящих домов. Они идут неспешно, болтая о недоделках после ремонта. Дом был в довольно печальном состоянии, когда его купила молодая семья. Там уже лет пять никто не жил, так что стены и пол поросли чёрной плесенью, а окна держались на ржавых гвоздях, пропуская все ветра. Найти хорошего строителя было делом техники: хозяйка местного бара, Дора, сразу вспомнила Адриана. Мол, таких рук ни у кого в округе нет. К тому же, у него своя строительная фирма, сделает всё в лучшем виде. И велела ещё передавать ему привет, мол, раз от меня, то будет вам скидка. И подмигнула. Адриан оправдал свою славу – выполнил работы в срок и очень качественно. Костанте и Нина удивлялись его неитальянской расторопности, а он скромно вспоминал о родине и о том, что у них принято работать на совесть. Он эмигрант, как и Нина, только из Хорватии.

За разговором они свернули за угол и направились к основной дороге. Вдруг Нина замедлила ход. Справа, чуть на возвышении она видит явно заброшенный дом. Здравствуй… Окна выбиты, дверь еле держится, у сараев провалились крыши. Солнечным утром во дворе громко поют птицы и бестолково суетятся бабочки. Я долго ждал этого утра. Нина словно забыла о мире вокруг, остановившись у входа во двор. Она смотрит на меня, и ей кажется, будто я жив, только сплю.

«Здравствуй, я твой дом…», шепчу я ветром. Не слышит.

– Чей это дом? – сдавленным голосом спросила она в пустоту. Адриан уже прошёл вперёд и не услышал её вопроса. Нина сделала три шага и замерла. «Ну, что же ты, милая, решайся…» – пропели ей птицы, и ветер взметнул её солнечные волосы.

К крыльцу ведёт некогда ухоженная гравиевая дорожка, вся теперь поросшая веселой травой, розовым клевером и мятой. Нина наклонилась, сорвала тёплый, нагретый солнцем листочек, вдохнула нежный аромат ментола. Что-то очень знакомое всколыхнулось в памяти. Бабушка любила и выращивала мяту во дворе, и вдоль всех заборов на солнечной стороне росла радостная зелень. Сушила её потом под потолком в дровянике, и холодным январём было так уютно пить мятный с ромашкой чай.