– Что за женщина это была? Вещи которой она распорядилась сжечь. Любовница отца? Сестра? Соперница? Или…

– Ой, ну вы же шпион! У вас же там столько историй собрано, и вы не узнали заранее о госпоже? – пристыдила собеседника служанка. – Почему так не подготовлены-то?

Она неспешно начала подниматься из-за стола. Узловатые пальцы Мануиля крепко обхватили её запястье. Эта резкость совсем не сочеталась с тоном его слов:

– Я не шпион, – мягко сказал он. – Я Королевский секретарь с расширенными полномочиями. Да и как ни посмотреть, земельные господа не выносят семейные неурядицы в общество. Может, об этом и знают домашние, как ты, но до столицы такие новости никогда не доходят.

Девушка медленно села, не сводя с него взгляда. Мануиль ослабил хватку, и она тут же рывком освободилась и убрала руки под стол. Коробочка с шоколадом её больше не интересовала – Бавва внимательно смотрела на навязчивого собеседника.

– Вещи её матери. Они не ладили. Хотя с ней никто не ладил. Но это никакая не тайна. Вы могли спросить любую сплетницу, кроме меня, и она бы вам рассказала всю историю семейства Сфета. И, возможно, даже больше, чем на самом деле. Ха-ха! Да, намного больше.

– Вот как! Чем её мать так провинилась перед всеми?

– Ладно, и это расскажу. Это тоже не тайна, к слову. Но при Радис ни слова. Дело вот в чём, – почти прошептала она, наклонившись к собеседнику. – Многие, как и госпожа, уверены, что если бы Олхи́на, её мать, была более… хорошим человеком, скажем так, то первый сын покойного господина не ушёл бы из дома. А Госпожа Радис жила бы в поместье, и, скорее всего, никто бы никогда бы не узнал, что она «порченая». И её бы не отдалили от дома. Цифитха, второй сын, бы тоже дома был бы. И…

Девушка печально вздохнула. Она отстранилась от Мануиля и уставилась куда-то в пустоту.

– И господин остался бы жив. Он тоже был не самым хорошим человеком, но неплохо вёл дела. Без него всё пришло в упадок. Эта женщина уничтожила семью, поверьте. Больше всего это всегда тяготило Радис. Мать всё-таки. Так что пусть горит этот хлам, если ей так лучше.

– А что в письмах было? В письмах из комнаты её матери. Она даже в них не заглянула?

Бавва пожала плечами и снова взяла в руки подарок.

– Да все знают, что там что-то мерзкое. Переписки с любовниками. С тем же господином Ихиром. Зачем ей эта грязь? Она и так всё давно знает. Я бы тоже на её месте не стала читать всё это. Зачем прошлое ворошить?

– Почему раньше не очистили дом раз так не любили Олхину? Два года со смерти господина её комнату никто не трогал, верно?

– А что тут непонятного? – усмехнулась она. – Если бы в дом вернулся старший сын господина, то он бы, наоборот, всё изучил. Знаете, у него не нужно было долго ждать розги. Увидит, что пыль, понимаете ли, неровно лежит, и всё. Всё! Мы боялись попасть в немилость. Уж больно он на отца похож всё-таки был. И такие люди не меняются. Всё ему что-то надо…

Мануиль, услышав о ещё одном наследнике, обеспокоенно уточнил:

– А где он сейчас? Почему всё-таки не вернулся?

– Госпожа сказала, что нашла его, но он отказался поехать с ней домой.

– А это уже тайна?

Бавва поднесла коробочку к носу и вдохнула аромат шоколада. Предложенный подарочек грел ей душу. Служанка сдержанно улыбнулась, пытаясь показать своё расположение собеседнику, хоть это и не вязалось с тоном истории, которую она рассказала.

– Совсем чуть-чуть. А этого мне всё-таки не надо. Хотя пахнет он очень сладко. Даже слюнки текут. Хе-хе! Это что, в городе такой делают?

Мануиль пожал плечами и забрал шоколад.

– Да, в кондитерских. Такие коробочки выдают на улицах бесплатно, чтобы завлекать к себе клиентов.

Секретарь вышел без прощания. Бавва сидела, нахмурившись и поджав губы.

***

Не шалить.

Не говорить об усмерах.

Не кричать.

Не пытаться колдовать.

Не смотреть в пол, если отец говорит. Но вот и прямой взгляд он приравнивал то ли к личному оскорблению, то ли всегда видел в нём недовольство.

Не выглядеть слишком грустной, если рядом мать. Но вот только и фальшивая улыбка ее раздражала.

Скоро все эти правила окажутся не нужны потому, что рядом не будет ни отца, ни матери.

Ранним утром я стояла у поместья. В руках у меня был крошечный чемоданчик с новыми красивыми вещами. Мне собрали их, чтобы в пансионе не подумали, что я хожу в простой и, какой кошмар, поношенной одежде.

Второй чемодан стоял рядом с моими ногами. Он был куда больше. Там было несколько книг, повседневная одежда, предметы гигиены, учебные принадлежности и многое другое. На самом деле, этот чемодан для меня куда ценнее, чем тот, что в моих руках. Что мне до шелковых тряпок, которых насовали для вида? Я просто боялась, что если отец решит, что пренебрегаю его даром, то взбесится.

Он стоял рядом. Смотрел, как слуги открывают ворота для экипажа. Господин Сфета выглядел недовольным и зло зыркал на меня, словно это по моей вине утро выдалось прохладным. Как только экипаж остановился, отец вымученно выдохнул и радушно оскалился. Первые мгновения маска с приветливым выражением никак не хотела смотреться естественно. Из-за этого лицо вблизи казалось настолько перекошенным, что вызывало ужас.

– Господин Сфета! Рад вас снова видеть! К сожалению, ау́н11 Унъён не смог приехать. Ему нездоровится. Он распорядился, чтобы все вопросы уладил я, его первый помощник, аун Ёоклё́.

Они пожали друг другу руки. Отец распорядился, чтобы им принесли небольшой стол, на котором они поспешно расписались в бумагах. Я не знала, почему отец не позвал гостя в дом.

– Хм-м, а это, я так понимаю, ваша дочь?

Он приветливо протянул мне руку. Я с искренним желанием понравиться такому галантному мужчине крепко её пожала. Он удивлённо усмехнулся.

– Вы должны были вложить свою руку в мою. Я бы накрыл её другой своей рукой. Так знакомятся в Анулейне с благородными девушками.

Его спокойный тон и внимательный мягкий взгляд застали меня врасплох.

– Я запомню, – смущённо заверила его.

– Господин Сфета, – обратился он к отцу. – Мне представлялось, что ваша дочь несколько старше. Что ей хотя бы четырнадцать…

Я оглянулась. Слуги стояли у поместья и качественно изображали грусть. Некоторые женщины старательно прикладывали к глазам платочки, а мужчины смотрели вперёд, словно великие мыслители, погруженные в мрачные раздумья. Среди всей этой своры я так и не нашла того, кого бы хотела видеть. Моя мать так и не вышла. Уж не знаю почему. Мне бы хотелось думать, что это потому, что она не смогла встать с постели в такую рань, а не потому, что была ко мне настолько безразлична. Хотя оба варианта нельзя назвать уважительными.

– Вы пропустили графу, господин Ёоклё!

– Нет, что вы. Я не собирался её заполнять. Ауну Унъён очень нравится имя девушки.

– Вот как, – озадаченно произнёс господин Сфета.

Эта крайняя озадаченность оказалась забавна – была настолько яркой, что даже Ёоклё смутился такой реакции. Я не удержалась и усмехнулась. Отец зло посмотрел на меня.

Мать назвала меня сама и, по мнению отца, сильно оплошала. Он невероятно любил красивые имена со сложным произношением. Например, как у братьев: Ста́йхион, Цифи́тха. Меня он хотел назвать Схисаа́рфис. Слуги шептались, что это из-за того, что так он хотел перебить неблагозвучность фамилии. Но в итоге я осталась Радис, и отец не упускал возможности припомнить это матери.

– Как тебе вообще пришла мысль назвать МОЮ дочь таким именем? Мою дочь! – кричал он в своём кабинете. – За что тебя так обделила судьба, раз ты не умеешь ни думать, ни читать? Ты назвала дочь земельного господина домашней змеёй! Так даже деревенские тупари своих не называют. Или ты сделала это специально?

Я вздохнула, избавляясь от дрожи, которая всегда приходила, как только вспоминала скандалы родителей. И тут же нашла для себя предмет, интерес к которому помог вытеснить из головы неприятные мысли.