– А таких женщин, тем более, следует загрузить домашней работой и рожанием детей, чтобы они не мешали мужчинам создавать «правильное» общество!
Даже в передачах центрального телевидения начали, то и дело, появляться какие-то тетки, «облаченные», «по русской традиции», в уродливые платки и бесформенные хламиды (молодые, кстати, тетки), и «вещать» в телеэфир о неком «высшем женском предназначении», которое заключается, якобы, в том, чтобы признавать мужчин «высшими существами», а женщин, соответственно,– низшими,-со всеми вытекающими отсюда последствиями. Такие тетки, обычно, бывают очень говорливы, неуемны, и настойчивы в стремлении навязать телезрительницам некую «истину» о том, что женщины самостоятельно развиваться, как личности, «не могут», а «должны» («в соответствии с божественным замыслом»), служить тем существам (мужчинам), которые самостоятельно развиваться «могут», и могут вести «низших существ» «в правильном направлении». Если же женщины от своего «предназначения» уклоняются, то они, тем самым, «губят свою душу». Если же женщины терпят мужское самодурство молча, и своего мнения мужчинам никогда не высказывают, то они, якобы, «возвышаются в Духе».
– А откуда эти тетки сами-то знают столько всего про «божественный замысел»? Они что, лично общались с Богом? – Но ведь даже если бы они до «Бога» и добрались, то «Бог» разговаривать с ними все равно бы не стал, потому что главное правило «Бога» (как это всем известно), заключается в том, чтобы никакие «бабы» к нему даже приближаться не смели!
– А они говорят, что им муж про «божественный замысел» рассказал!
– А-а-а, ну тогда все понятно!
Но мало ли кто в передачах центрального телевидения чего ни говорит! Но ведь одной говорильней дело же не заканчивается! Ведь вокруг этих теток на телеэкранах начинают кучковаться какие-то, на первый взгляд, нормальные женщины, которые начинают к ним внимательно прислушиваться! Тетки же, от проявленного к ним интереса, воодушевляются еще больше, расходятся уже не на шутку, и доводят степень проповедования женской покорности вплоть до уровня Серафимы (героини фильма «Вечный зов»).– Если кто подзабыл, то напомню, что Серафима жила в начале двадцатого века, и покорялась мужу во всем беспрекословно. Когда муж приказал ей отрубить себе палец и выйти нагишом на улицу, то она, не раздумывая, тут же взяла топор, и начала снимать с себя одежду. Спасло эту Серафиму только то, что мужнино самодурство дальше этого не зашло, и муж ее остановил. А будь муж хоть немного «потверже»,– так и пришлось бы этой Серафиме всю жизнь обходиться без пальца, и ходить по деревне при всеобщем хохоте и издевках. – Но зато какую бы она проявила, при этом, «духовную мощь»!
Однако, давайте теперь снова вернемся к Германии, которая обращалась,– и обращается,– с народными традициями немного (или, даже, сильно) иначе, чем Россия. Германия, в свое время, тоже переживала период «киндер, кюхе, кирхе», но давно уже, в отличие от России, с этим периодом распрощалась. Однако даже и во времена того мрачного периода Германия такие действия, как отрубание пальцев и приношение мужьям тапок в зубах,– не поощряла.
А затем Германия, и вовсе, осознала неразумность утилитарного подхода к женщинам, и изменила свое к ним отношение. Германия начала предоставлять женщинам место в общественной жизни, и начала их к общественной деятельности, даже, подталкивать. Она расширяла место женщин в общественной жизни все больше и больше, и так, наконец, в этом деле преуспела, что сделала женщин уважаемыми членами общества. Немецкие мужчины изменили свое отношение к женщинам даже в быту: они начали делить с женами хозяйственные обязанности поровну, и перестали сваливать их на жен так, как до сих пор сваливают «прогрессивные» российские мужчины. Многие немецкие женщины, благодаря тому, что у них появилось больше свободного времени, начали заниматься общественной жизнью, и занимать, даже, ключевые посты в государстве.
Внешний вид немецких женщин тоже отличался и отличается от вида руских женщин. Он и в прежний, мрачный период никогда не напоминал старушачий, а сейчас не напоминает и вовсе (однако, и претенциозный вид- другую крайность облика русских женщин- он тоже не напоминает). Хотя немецкие женщины мало пользуются косметикой, и не любят носить слишком яркие наряды, но делают они это не из-за того, что мужчины им это делать запрещают, а потому, что сами предпочитают деловой, удобный, и естественный стиль.
В России же период «киндер, кюхе, кирхе» находится, все еще, в самом расцвете, и сейчас, кажется,– даже в большем расцвете, чем раньше,– чем в «отсталое» советское время.
А ведь в древнерусской традиции,– не в той, которую преподносят нам иные «знатоки», а- в исторически-достоверной традиции, женщины, нередко, занимали места во главе семей, и, даже,– во главе государств! А мужчины таким женщинам безропотно подчинялись! Так когда же женщины свою общественную роль в России потеряли, когда они согласились на роль «киндер, кюхе, кирхе», и когда они захотят, наконец, из этой роли выйти,– да и захотят ли?
Началось все, видимо, с фетишизации «передовой» частью общества крестьянской жизни, которая легла в основу псевдо-русской традиции, и приобрела в обществе большую популярность. В псевдо-русской традиции женщинам места в обществе, действительно, не отводилось,– да и в семье им отводилось одно из последних мест, несмотря на то, что всю основную работу в семье выполняли именно женщины. Псевдо-русские мужчины руководили семьей и обществом «без баб», и создавали такое семейное, общественное, и техническое обустройство, которое считалось в то время «прогрессивным», и последствия которого мы расхлебываем до сих пор, и расхлебать никак не можем. (Взять хоть, к примеру, обустройство российских дорог, которое все русские классики единодушно высмеивали, и которому они единодушно ставили в пример обустройство немецких дорог.) Но вот что интересно: ведь Россией управляли не одни только цари, но иногда Россией управляли и царицы, которые, вдобавок к тому, что были женщинами, так были еще и немками,– но именно царицы-немки, почему-то, старались внедрять в России не псевдо- русские, а- русские традиции! Однако, когда перид правления таких цариц заканчивался, то Россией снова начинали управлять мужчины, и Россия снова опускалась до уровня мужских «традиций».
В прошлом веке псевдо-русские традиции и псевдо-народный стиль жизни служили предметом для многочисленных фельетонов и пародий. Одним из культовых пародийных персонажей был персонаж Ильфа и Петрова, которого звали Ромуальдычем. В прошлом веке Ромуальдыч воспринимался читателями, как было авторами и задумано, однозначно-комически. В нынешнем же, «прогрессивном» веке Ромуальдыч, внезапно, начал восприниматься россиянами как-то подозрительно-серьезно, и, даже, служить им, кажется, примером для подражания! Да и сами подобия ромуальдычей начали, внезапно, плодиться и множиться по России с огромной скоростью!
Ох, и насмотрелась же я на одного такого ромуальдыча в нашем институте! Вернее, ромуальдычей у нас было два, но «исконно-образцовым» был только один. Первый до классического образца не дотягивал тем, что соблюдал некоторую гигиену (хотя,– только физическую, но не нравственную). Второй же на гигиену, хоть- на физическую, хоть- на нравственную, вообще плевать хотел, и, «ничтоже сумняшеся», распускал вокруг себя такие забористые запахи, что иные сотрудники от них аж «заколдабливались», «инда озимые взопрели»! Спасало сотрудников от его запахов только то, что большую часть своего времени он проводил в каких-то удаленных от города командировках.
Но главным, что роднило обоих персонажей с классическим Ромуальдычем, были не столько их нравственно-физиологические запахи, сколько манера их разговора, которая была настолько «былинно-певучей» и восторженно-задушевной, что сразу же намекала на некую «исконную правдивость» того, о чем ромуальдычи «глаголили». Эта манера как-то так мягко собеседников обволакивала, и как-то так мягко их гипнотизировала, что мягко подталкивала их к «осознанию» того, что им просто необходимо выполнить то, чего ромуальдычи от них добивались. А чего они добивались? Да всего-то ничего: поменьше работы, побольше зарплаты, да «вяще» почтения к своей особе! Если поначалу кое-кому такие требования и казались чрезмерными, то затем их «сермяжная проникновенность» неизменно доходила и до «неверующих».
