Гиви и Влад вынули наручники, защелкнули на руках братьев и тычками погнали их к машине. Бадма пытался что-то сказать, но Влад незаметным тычком в область солнечного сплетения, перебил ему дыхание, Бадма задохнулся и потерял сознание. Безвольное тело быстро закинули в кузов, Аршан взобрался сам, все погрузились, и машина тронулась. Пятнадцать минут гонки, если это можно назвать гонкой по разбитой в хлам дороге и автомобиль остановился в низине возле скудной речушки.
– Ну, сидельцы, здорово что ли? Ещё не окочурились на казенных харчах? Значит будете жить долго, – по верху борта кузова показалось довольное лицо Шульги, – хорошо, что вас не отправили на Колыму, там сейчас непроходимые болота и мрак от гнуса и комаров. Так Симонова, приведите в чувство своего боевого товарища, что он такой квёлый? Раечка жестом стукнула щелчком по горлу, Гиви и Влад поняли, откупорили фляжку со спиртом и поднесли братьям, —Давай генацвале, пейте за своё благополучное освобождение и пожалуйста, больше в такие заведения – ни ногой. Ослабевшие братья быстро захмелели, они всё ещё не понимали, что с ними произошло, без сил они опустились на пол кузова и вид у них был весьма ошарашенный.
– Времени у нас в обрез, быстро переоденьте братьев и в путь. Раечка с Викторией, без малейшего стеснения, содрали с них зековскую робу, выкинули за борт уродливые четозы (ботинки из грубой кожи, без шнурков), не забыли про исподнее, быстро переодели их в чистую, не бросающийся в глаза, одежду и автомобиль ходко двинулся к аэродрому. Уже в самолете, нервное напряжение у всех спало, и Шульга решил расспросить братьев.
– Ну бедолаги, давайте рассказывайте. Надеюсь не пытались бежать?
– Командир, куда мы пойдём без документов и денег, когда кругом лагеря, посты и патрули, мы и десяток километров не смогли пройти, как нас схватили бы и отняли последнее здоровье, вы же знаете, что при поимке, нас могут расстрелять на месте и будем мы растерзанные лежать возле вахты много дней, в назидание другим. Нас заключенных по 58-й статье, здесь не очень жалуют и при малейшем неповиновении сразу расстреливают. К таким как мы снисхождение не полагается, а только усугубляют нам жизнь с каждым днём. Здесь, нормальная жизнь почти невозможна и по сравнению с тем немецким концлагерем, который мы разгромили в начале 1945 года, почти такое же гиблое место и вдвойне обидно, что нам такую жизнь устроили не немцы, а свои русские люди. Братья ещё не до конца верили, что их кошмар уже закончился.
– Мне это очень хорошо знакомо, сам провел в таких местах несколько лет.
– А нас не поймают? За нами следом ведь пойдёт формуляр, где черным по белому будет написано: совершили дерзкий побег из ИТЛ105 и к не отсиженному сроку, в десять лет тюремного заключения с последующим поражением в правах на последующие пять лет по ст. 58-1г, добавят ещё десятку за побег…если доживём конечно до суда. А вы понимаете, чем вы рискуете? Недонесение и пособничество со стороны военнослужащего о готовящейся или совершенном побеге, влечет за собой лишение свободы до десяти лет. Это не шутки!
–Так вот сука, на ком он смог отыграться, – заскрежетал зубами Шульга, всё-таки он отомстил мне за Глорию и Дрона. Ну дела!
– Ваши опасения напрасны, мы не выдумывали вам вычурные имена и фамилии, а выбрали первые попавшиеся, теперь вы военнослужащие особого отдела №4 СМЕРШ 48-й армии, которая дислоцируется в Забайкалье, старшие лейтенанты Аркадий и Борис Петровы, по национальности вы тувинцы.
– Извините, кырзызы, но мы никак не могли вам дать грузинские фамилии – носом не вышли, да и глаза у вас почему-то зажмуренные, – заржал Гиви и похлопал их по плечу. Все нервно засмеялись, это был итог их опасной операции. Вдруг, как по команде, все затихли и незаметно всех сморил сон. Лететь было еще четыре часа…
Глава третья 16
За три дня до этих событий. Москва
Генерал Григорьев опаздывал на встречу с агентом, который прибыл из Северного Китая и торопил своего водителя, —Давай-давай Паша, кто тебя водить учил – черепаха Тортила, что ты как столетний дед еле-еле гладишь акселератор?
– Да еду я, товарищ генерал, еду, давно я вам говорил, что карбюратор пора менять, двигатель захлёбывается и не развивает полную мощность.
– Будет тебе карбюратор, не трынди, я… но его прервал громкий зуммер автомобильной радиостанции, – Генерал Григорьев? – раздался голос в наушнике, – Да, я вас слушаю, – Вас ждёт заместитель наркома, генерал-лейтенант Олейников.
– Через пятнадцать минут буду в управлении, – и отключившись, ругнулся.
– Черт возьми, как же это некстати, – посетовал в слух Григорьев, – на самом интересном месте. Ничего не поделаешь, к начальству опаздывать нельзя.
– Давай Паша разворачивайся, едем на Лубянку в Управление спецопераций, в 6-й отдел.
–А этим хитрожопым интриганам, что от нас вдруг понадобилось? Это же не наша епархия!
– Так старший лейтенант, за такие вопросы, тебе никогда не быть капитаном.
– Молчу, товарищ генерал, молчу, – сразу сник Павел Буйнов. Генерала он знал давно, еще с фронта, и если он перешёл на официальный тон, то не стоит усугублять и лучше промолчать. Эмка, завывая, дышащим на ладан, двигателем, рыкнула в последний раз и остановилась у главного входа в Управление. Предъявив удостоверение дежурному, он поднялся на второй этаж и вошёл в приемную, где вышколенная секретарша, немедленно, проводила его к комиссару.
– Здравствуйте, Андрей Семёнович, – из-за стола поднялся генерал-лейтенант Олейников – крепкий пятидесятилетний мужчина с резкими чертами лица, – проходите и устаивайтесь поудобней, разговор наш будет не из приятных, но он не терпит отлагательств, – Валечка, принеси нам по стакану чая с лимончиком и нас не беспокоить, все встречи перенеси на вечер. Григорьева он знал давно, однако, учитывая его жесткий и бескомпромиссный характер, дружбы с ним не водил, но уважал за профессионализм и способность выкрутиться из любых щекотливых ситуаций.
– Ну что генерал, разрешите вас поздравить с Победой, сколько же мы не виделись?
– С августа 1944 года, если мне не изменяет память.
– Точно, я командовал ещё Особым отделом 54-й армии.
– Товарищ комиссар, может быть мы перейдём сразу к делу?
– Узнаю ершистого Григорьева, вы не меняетесь, ладно, к делу так к делу.
– Что вы знаете о надвигающихся событиях на Дальнем Востоке?
– В рамках того, что мне положено знать, политика не моё дело, я человек военный, прикажут буду действовать, а пока, война закончилась и пора видимо мне снимать погоны и уходить на покой. Устал я воевать, двадцать пять лет под погонами, пора и честь знать. Уеду в деревню, разведу кур, сад высажу, я ещё не безнадёжно стар может быть найду прекрасную деревенскую женщину и буду жить поживать, да добра наживать.
– Прекрасная перспектива для боевого генерала, прошедшего три войны. Такими специалистами как вы, мы не можем разбрасываться, на, читайте приказ наркома НКВД СССР.
– Я уже давно, с дня образования СМЕРШ в 1943 году, не состою в рядах НКВД, а приписан к Министерству Обороны и мои командиры кадровые военные, а не… – Григорьев запнулся, подыскивая слова, но вовремя опомнился и замолк.
– Ну продолжайте, продолжайте, что же вы примолкли? Сейчас придётся забыть все разногласия и недомолвки, которые происходили между нашими ведомствами и сплотиться для одного немаловажного события для нашей страны. Надеюсь вы в курсе, что на Дальнем Востоке зреет ещё одна война, но на этот раз с союзником Германии, с милитаристской Японией? Мы подозреваем, что Япония является главным организатором в подготовке бактериологической войны на советской территории и ряде других стран. Что скажете, генерал?
– Пока ничего определённого, я сегодня собирался получить информацию от одного человека, но вы меня перехватили.
– Вы торопились на встречу с агентом, прибывшим из Северного Китая? Не стоит его светить, всю информацию вы сейчас получите от меня. Вести более чем тревожные. Нужна ваша группа в полном составе.
