Нет, погодите. Поворачиваюсь в санях на спину и смотрю в небо…
А если они украинцы или белорусы, они как крестятся, я не знаю…
Ооо, – вырывается у меня стон, потому, как каша в голове.
Надо мной склоняется лицо, всё того же коренастого.
– Аааа, черт напугал – ору потому, что не слышала, улетев в своих мыслях, как он подъехал на коне.
– Не кричати дурная, не чертыхайся7, – он отпрянул от меня.
– Отвали от меня идиот, хватит уже говорить не по-русски. Нормально говорите. Вы вообще кто? Украинцы или белорусы?
– Не разуметь ась она глаголит8.
– Хватит, – ору я и начинаю плакать.
У меня истерика, не помню, чтобы мне было когда-то так плохо. Слышу, как вокруг что-то говорят, но не могу остановиться.
Меня обнимает девушка, назвавшаяся сестрой, похлопывает по спине, успокаивая. И потихоньку я успокаиваюсь, перестаю всхлипывать.
Смотрю на неё, вытираю слёзы и вновь пытаюсь познакомиться.
– Марина, – показываю рукой себе на грудь.
– Ефросинья, – показывает на себя, та в ответ.
– Вот и познакомились, Ефросинья, – указываю на неё.
– За знакомились, Марья, – тычет пальцем в меня.
Ладно, пусть Марья. Хоть, что-то. Мария, Маруся или Мафаня мне уже всё равно.
Марья – или сумасшедший дом.
Не знаю, сколько прошло времени в дороге, но я очень устала. Избитая, замёрзшая уснула, правда ненадолго. Разбудила меня Ефросинья, легонько подёргав за рукав.
Спустившись с саней, поняла вокруг ограда и мы внутри, и я уже не сопротивляясь пошла за группой людей, нас распределили в два помещения. Мужчин загнали в землянку и закрыли. Женщин в низкий завалившийся сарай. Мы с сестрой моей Ефросиньей уселись сено на полу настеленное.
Прошло немного времени, в сарай зашёл мужик, и схватил меня за руку, потянув за собой. Сказать, что я была испуганна, это ничего не сказать. От испуга я громко заорала и заревела, слезы хлынули градом, и я вцепилась в руку Ефросиньи, мертвой хваткой. Мужик был не слабый и так, нас двоих и вытащил из сарайки.
Уже на свежем воздухе, меня и сестру мою, мужик пытался растащить. Крики мои, Ефросиньи и мужика разносились по всей округе. Раздался громкий и зычный голос:
– Отрешати9, – как я поняла, это был коренастый мужик.
Мужик отпустил, я стояла, вытирая сопли и слёзы, пытаясь успокоить своё рыдание. Коренастый у них я так поняла главный, подошёл ближе.
Сказал, что-то мужику, тянувшему меня, тот в ответ согласно кивнул головой. А затем повернулся к Ефросинье и проговорил:
– Младоуменъа суще10? – и махнул головой в мою сторону.
– Яко има твое? – это он уже мне, и я увидела, как улыбка коснулась его губ.
От происходящего, от того что всё это никак не могло уложиться в моей голове. А потому, я просто стояла и на него смотрела.
– Есмь Марья, – это сестра Ефросинья.
Коренастый посмотрел на меня, прищурив глаз, и провёл рукой по моей голове, отчего я впала в ступор. Или я дура, или мужик ко мне подкатывает.
Точно я дура, потому как стояла, уставившись на него и хлопала ресницами.
Коренастый отошёл, тот что меня тащил, подтолкнул легонько меня и сестру мою к другому сараю, покрепче и побольше.
В этом сарае был настелен деревянный пол, в углу большая копна сена, а ещё было тепло, что было странно.
Немного обвыкнув, я огляделась, расстегнула пуховик и осталась в джинсах и свитшоте, поверх джинсов юбка длинная до пят. В юбке с непривычки неудобно, она на мне аж по земле волочётся, как не подгибаю, спадает.
Устроившись на сене, рядом с Ефросиньей, я решилась заговорить, тихонько шепотом:
– Фрося, а когда квест закончится?
Она в ответ покосилась на меня, но промолчала.
Я продолжила, прям ей в ухо.
– Камеры везде пишут?
Девка заёрзала на сене и заговорила:
– Люба ти старшому мечнику Марья11.
– Чего? – надоел мне их не понятный язык.
– Мечник? – я указала пальцем на дверь.
– Старшой, – подтвердила она.
Я закрыла глаза и улеглась на сено. В голове крутились её слова, мечник, старшой. Очень похоже на старшего воина с мечом. Так и решила про себя старший воин он.
Так, что она там ещё говорила? " Люба ти" – что это может быть? Люба? Марья я же.
" Люба ти старшому мечнику Марья" – повторяю про себя.
Подскочила на сене, как ужаленная.
– Люба? – тычу в себя пальцем.
– Старшому мечнику? – округлив глаза, смотрю на Ефросинью.
– Ти, – говорит она в ответ.
– Вот поверь мне, совсем это не смешно, – говорю, а сама падаю вновь на сено.
Не знаю, сколько времени прошло, час или два. Попыталась уснуть, но сон не шёл, по мне так квест был очень жёсткий. Я пыталась сообразить, кто меня на него отправил, или может я сама на него записалась и потом забыла. Ничего не вспомнив и не сообразив, лежала с закрытыми глазами.
Вдруг дверь, скрипнув, открылась, на пороге показался старшой мечник, в руках чашку держал, из неё валил пар, я поднялась, присела. Он подошёл ко мне и сунул чашку в руки, потом достал из-за пояса деревянную ложку и положил в чашку.
– Еси, – сказал и присел рядом на сено и уставился на меня.
Глубоко вздохнув, в ужасе смотрела на него. Но в животе так заурчало, организм отреагировал на запах еды, и я перевела взгляд на чашку.
– Спасибо, – глянула на мужика, тот сидел с открытым ртом.
– Ну, это то самое…– замялась я.
– Благодарю, – может так поймёт, подумала.
– Еси, – повторил, а сам всё смотрел на меня.
Достал, если честно.
Посмотрела на еду в чашке, там была каша, похожа на плохо очищенную перловку с мясом. Запах был не плохой, пахло дымом, с костра видимо. Очень хотелось, есть, около суток во рту не было и соринки маковой.
Зачерпнула ложкой деревянной кашу и в рот, чуть не подавилась оттого, что мне смотрели в рот. Но было ещё, отчего я с трудом проглотила мясную кашу, несолёная она была.
Сварена не плохо, но несолёная и жирная. С трудом съела три ложки, а дальше не знала, что делать. Он мне еду принёс, а я отказываюсь. Как-то неудобно, вроде бы.
Ещё две ложки каши проглотила, ругая себя, какая я избалованная и привередливая в еде.
– Благодарю, – протянула мечнику чашку.
Он продолжал смотреть на меня, так и не взял чашку.
– Даи э эи12. – произнёс.
– Въдажь ми13 – это Ефросинья.
Она взяла у меня из рук чашку, и по характерным звукам я поняла, она кушает.
Мне было не уютно, под пристальным взглядом мужика, сидевшего рядом, и чтобы сгладить ситуацию, решила заговорить.
– Мечник, – я ткнула в него пальцем.
Он в ответ удивлённо поднял бровь, и даже рот открыл.
– Марья, – ткнула в себя пальцем
– Марья, – он повторил и улыбнулся.
Я в этот момент глянула на него, пытаясь рассмотреть.
Крепкий с широкой грудью, волос соломенного цвета, голубоглазый, кожа обветренная, на улице много находится, подумала.
–Хотю ти быти наказателе, не изуметися ти14.
Я вдохнула глубоко, потому, как устала от непонятного языка. В голове рой мыслей.
Уж поняла, ми это мне, ти это тебе, тебя.
" Хотю ти быти наказателе" – это похоже, на хочу тебя наказать.
" Не изыметися ти" – это похоже не изменишься ты,– размышляю.
Ааа, может, не извинишься ты? Точно.
"Он хочет меня наказывать, если я не извинюсь".
Вот же засада, что делать то? Надо с ним пообщаться, может он отмякнет немного.