– Мы не знаем предыстории. – Глубокий голос Ву воздействовал на Вирджин чарующе. Волнение только усиливалось, так что сбивалось дыхание. А омэйю продолжал улыбаться и сверкать золотистыми глазами. Его длинные лиловые волосы были уложены в сложную причёску, и несколько локонов красиво ниспадали на дорогой золотистый пиджак. Ву чуть хмурил свои тонкие лиловые брови, словно въедливые расспросы журналистов его слегка напрягали.

– Но должен заметить, что польщён такой ярой защитой фанатки! Конечно, это приятно, но, главное, чтобы у девушки в связи с этим не было проблем. Всё-таки мой статус довольно высок, и я могу не обращать внимания на недовольные подростковые комментарии и едва ли нуждаюсь в защите.

У Вирджин слегка отлегло на сердце, и в то же время стало ужасно тоскливо. Она и сама понимала, что Ву во всём прав. Известные личности давно привыкли к злым высказываниям и откровенной клевете, едва ли слова Эри и в самом деле могли его задеть! А она поступила, как последняя дурочка!

– А Вы не хотели бы познакомиться с ней лично?

– Даже не знаю, всё-таки вот-вот начнётся фестивальная пора, и я собирался посетить Айм…

Вирджин, наконец, выдохнула. Всё оказалось ненапрасным. Ву придёт. Всё-таки мама тоже сказала правду: Эри сделал Вирджин рекламу, и теперь её выступления будут ждать. С этой счастливой мыслью она выключила айпи и накрылась одеялом. Сражаясь с бесконечной чередой назойливых мыслей, Вирджин, без конца ворочаясь, никак не могла успокоиться. Она вновь и вновь вспоминала слова Ву, и те сначала окрыляли её, а потом, снова печалили. То ей казалось, что шансы произвести на омэйю впечатление у неё довольно высоки, то накатывало ощущение, что роковая встреча с Эри, окончательно погубила её будущее. Мысленным терзаниям не было ни конца, ни края. Вирджин в сотни раз прокручивала в голове всё происходящее: как назло вспоминались особенно едкие комментарии одноклассниц и резкий резонанс в Сети. Осуждение, зависть, откровенная злоба. Когда-то она уже переживала подобное. На выпускном из младших классов её некогда лучшая подруга приревновала Вирджин к однокласснику. И не просто приревновала, а устроила жуткую сцену, порвав красивое выпускное платье Вирджин и наговорив ей при всех кучу гадостей. Кажется, тогда голограммы тоже ходили в Сети. Но Вирджин было всего девять, и она не до конца понимала, насколько жадно общество накидывается на подобные сенсации. Для неё то событие стало серьёзной травмой, приведшей, в конечном счёте, в школу для девочек и к занятиям музыкой.

С выпускного они с мамой возвращались через парк, и так как вечер был праздничным, повсюду играла музыка. Большую часть дороги домой Вирджин проплакала, хотя леди Виолетт всячески её утешала. Кажется, она даже купила ей большое шоколадное мороженое, хотя в ту пору отец ещё перебивался случайными заработками, а школа брата стоила неимоверно дорого. Мама отвела её в небольшую тенистую беседку возле пруда, где Вирджин, постепенно успокаиваясь и поедая солоноватое от слёз мороженое, впервые услышала невероятную мелодию. Лиричную, нежную, немного похожую на колыбельную и в то же время очень современную, хотя в ней солировала скрипка. Мелодия так ярко запомнилась Вирджин, что вскоре стала её самой любимой. Она хотела не только петь её, но и играть. К сожалению, в новой школе скрипку не преподавали, но старая учительница по музыке некогда играла на флейте и согласилась давать дополнительные уроки. Эти занятия оказались настолько увлекательными, что юная Вирджин очень скоро стала предпочитать их общению со сверстницами.

Уснуть удалось лишь к утру, и то всего на пару часов. В школу категорически не хотелось идти, но леди Виолетт настояла.

– Сейчас нельзя отступать и прятаться! – уверяла она Вирджин. – Иди с гордо поднятой головой: ты поступила так, как считала нужным! В нашем мире женщине надо быть храброй и сильной, а не сдаваться из-за злых языков и чьей-то невоспитанности!

Леди Виолетт умела поддержать в трудную минуту. Вирджин почти уверилась в своих силах справиться с ситуацией, но по мере приближения к школе всё больше трусила. У ворот она сначала нервно огляделась, после чего резко ускорила шаг, желая поскорее скрыться за стенами здания.

– Поразительная наглость! Я бы после такого скандала месяцами из дома не вылезала! – донеслось до Вирджин. Эми, Нария и Люсиль гордо шли по самому центру аллеи, заполонив собой почти всю дорогу, так что желающим их обогнать приходилось забираться на бордюр. Собственно, Вирджин так и поступила, но теперь вынуждена была слушать новые колкости.

– Вчера в шоу Уоллера говорили, что прилюдный отказ омэйю, считай, крест на карьере! – самодовольно заявила Люсиль.

– Можно подумать, нашей мисс Нахалке и раньше что-то грозило, – фыркнула Нария.

– Один процент! – хмыкнула Эми.

– Одна сотая процента! – подхватила Люсиль.

– Не велика разница с нулём! – издав злобный самодовольный смешок, произнесла Нария.

Вирджин ещё ускорилась и радостно выдохнула, заметив, что до школьных дверей остались считанные шаги. В класс она вошла за пару секунд до звонка, и любопытная Мэри, подскочившая при её виде с места, не успела задать и пары волнующих вопросов, явно вертящихся на языке. На счастье Вирджин, вслед за ней сразу же вошла учительница и в очередной раз повторила уже набившее оскомину предупреждение:

– Экзамены не за горами, и тем из вас, кому не повезёт на фестивале, придётся их сдавать. Поэтому снова решаем логарифмы!

Одноклассницы Вирджин застонали и с явной неохотой принялись за уравнения, попутно жалуюсь друг дружке на ненавистную алгебру.

– И где нам это только пригодиться! – возмущалась позади Вирджин Эми.

– Слишком умные девушки не привлекают омэйю! – жаловалась Нария.

– Скорее бы уже фестиваль! – ныла Люсиль, и только Вирджин была рада математике как никогда прежде. Пусть она сама, как почти все её одноклассницы не отличалась способностями к вычислениям, но решение трудных задач хорошо отвлекало. Никто не шептался за спиной, да и самой некогда было думать о глупостях. Однако не успела она закончить второе уравнение, как её айпи нервно завибрировал.

– Вирджин из Дома Вийе, вас вызывают к директору! – сообщила учительница. Взгляд её при этом был совершенно нечитаемым, потому оставалось непонятным: страшиться ли или радоваться этому вызову. Может, Вирджин хотят отчислить накануне фестиваля? От страха ноги слегка подкашивались, а сердце в груди бешено билось как у кролика.

Кабинет директора находился в том же коридоре: всего пара дверей да лестничный пролёт. Столь короткий путь Вирджин показался дорогой на эшафот. Добравшись до двери, она нервно поднесла руку к сканеру. Красный датчик окрасился в зелёный и проход открылся.

В кабинете директора Вирджин была лишь однажды – за день до поступления в эту школу. Она приходила сюда с матерью и хорошо запомнила тёмную неуютную комнату, напичканную дорогими вещами без всякого вкуса и идеи. Здесь были и золотые настенные часы, и здоровый хрустальный глобус, и роскошные парчовые портьеры, и широченные кожаные кресла. Собственно, за пять лет кабинет не сильно изменился, разве что на столе прибавилось дорогих побрякушек.

– А вот и наша Вирджин, – поприветствовала её улыбчивая дородная директриса.

– Здравствуйте, – вежливо ответила Вирджин, чувствуя, как внутри всё сжалось от напряжения.

– Проходи, дорогая, – почти ласково предложила директриса, и Вирджин подчинилась. Бесшумно ступая по мягкому дорогому ковру, она слышала, как стучит в такт её шагам неугомонное сердце.

Возле директорского стола стояло два кресла с высокими спинками. Вирджин не сразу поняла, что одно из них занято, и была крайне удивлена, когда перед ней вдруг выросла фигура омэйю Ву!

– А вот и моя верная фанатка! – с улыбкой начал он, а Вирджин ошеломлённо замерла. – Спасибо Вам, леди Элеонор! Позвольте ненадолго украсть у вас это юное создание.

– Конечно-конечно, омэйю Ву! – льстиво замельтешила директриса. – У нас за школой отличная оранжерея, и в перемены там почти всегда пусто!