«Устрой мне с Пенелопою сегодня встречу,

Да дай в дорогу мне хороших лошадей

И знай, великий царь, едва наступит вечер,

Покину Спарту я, где был немало дней».

Так молвил Одиссей и Тиндарей ответил,

Что брата дочь его придет к царице Леде,

Покров с Еленой ткать, закончит на рассвете,

А кони у него, быстры, как южный ветер.

4

Стемнело лишь едва, и прямо по дороге,

Летела колесница, заглушая шум Эврота.

В ней беглецы, закон поправший строгий,

Так дорога для них любви была свобода.

Погоня далека, но все ж настигнет скоро,

До моря длинный путь, и им уже не скрыться,

В любви все нелегко и в бегстве нет позора,

Решенье лишь одно – пора остановиться.

И вожжи натянув, несущихся коней,

Рукой остановил послушно Одиссей

И просто ожидал, когда под звон мечей,

Приблизится к нему отряд из палачей.

Икарий весь в пыли, во шлеме и с мечом,

Кричал: «Презренный вор, убить тебя бы рад,

И сам готов тут быть твоим же палачом,

Но пощадить тебя просил меня мой брат».

«Я дочери твоей совсем не похищал,

Покинуть отчий дом решила лишь она.

Не от тебя ли я, согласье получал,

Теперь же дочь твоя для всех моя жена.

И ей одной решать, вернуться или стать

На родине моей хозяйкой и женой,

Спроси же, как отец, если желаешь знать

И будешь ли считать побег всему виной».

Сказав так, Одиссей от спутницы своей,

Наглядно отступился, давая всем понять,

Что в выборе любом, он не мешает ей

К отцу вернуться в дом или его принять.

«Неужто прав, обманщик и хитрец

И нас способна ты покинуть столь внезапно?

Ответь мне дочь, ведь я же твой отец,

Дай руку мне, вернемся в дом наш мы обратно».

Так говорил Икарий, подавая руку ей в надежде

Из колесницы Одиссея дочь в свою перевести,

Хотела Пенелопа объяснить отцу все прежде,

Чем в край далекий ее корабль сможет унести.

Но против ласковых и добрых глаз отца

Не устояла и последних слов лишилась,

И, чтобы любопытные, не видели лица,

Присела к мужу и плащом его накрылась.

Икарий был сражен, но все ж собрался духом:

«Ну, что же, дочь моя, твой выбор я уважу,

Теперь и я поверил, этим странным слухам,

Избранник твой не только красть отважен.

Не понимаю я, чем брат ему обязан,

Однако, думаю, заслуги велики,

Теперь через тебя и я с ним связан,

Иди за ним и счастье обреки.

Моя же учесть всех отцов подобна,

В тот миг, когда их дети вырастают,

И оставаться им под крышей неудобно,

И словно птицы из гнезда все улетают».

Едва договорил, как дочь, упав на шею,

В слезах шептала нежные прощальные слова

И удалялась колесница быстро с нею,

Пятном в ночи белела, Икария седая голова.

Еще задолго до описанных событий

Случилось то, что называют роком.

Среди бесчисленных судебных нитей,

Что Мойрами* прядутся слепым оком

Была одна – ее ткала сестра Лахесис,*

Что жребий всем дает еще с рожденья,

Так вот, если откинуть всякий скепсис,

Одной богине, в качестве виденья,

Предсказано, что сын ее своею славой

Затмит отца, и в том опасна Нереида*

И для богов стала любовь ее отравой

И даже Зевса привлекла краса Фетиды.*

Но разве он бы допустил такую слабость?

Конечно нет, ведь помнил, что посмеял:

С престола сверг отца,* не видел радость,

В том, что предсказала Крону как-то Гея.*

Бессмертные своей лишь жаждут славы,

Ведь им не нужен продолжатель рода,

У тех, кто правит небом, странны нравы,

Среди живых – особая порода.

И вот, чтоб миновать судьбы переплетенья,

Совет богов решил отдать ту Нереиду

Царю Пелею в жены с Зевса повеленья,

На свадьбе были все, забыли лишь Эриду.*

Как можно быть раздору и вражде,

Что служит атрибутом той богини,

На пире счастья, где царит везде,

Любовь и радость, и желанье жизни.

Понять всех остальных конечно можно,

Вот только с тем злодейка не согласна

И было ей практически не сложно

Среди толпы присутствовать негласно.

С собою принесла свой «дар» прекрасный,

В саду волшебном нимфы Геспериды*

Пытались сохранить его напрасно,

Поссорила их злобная Эрида.

И плод желанный сорвала воровка.

Чудесным было яблоко златое

И, сделав, на нем надпись ловко:

«Прекраснейшей» – его подняли трое.

И тотчас же поспорили богини,

Считала каждая – она подарка стоит,

По ним – пусть яблоко хоть сгинет,

Но красота других, ведь может и расстроить.

И для решенья щепетильного вопроса

В арбитры Зевса привлекли тот час же,

Однако тот, как будто своим носом,

Почувствовал подвох и был на страже.

С трудом отбившись от богинь и дав им,

В провожатые Гермеса на вершину Иду,

Сказал, что есть пастух, он всеми там любим,

Зовут его Парис,* и тот прекрасен с виду.

Пусть вверят яблоко красивому юнцу,

Он спор их разрешит в мгновенье ока,

Приятно будет и его великому отцу*

Такая честь подобна воле рока.

Был молодой Парис бессмертными сражен,

Представшими пред ним, во всем величье,

Таким вниманьем дам, что был он окружен –

Не каждый день богинь встречаешь лично.

На просьбу их решить известный спор,

Ни слова из него за час так и не вышло,

Тогда совет из трех усилил свой напор,

Шепнув на ухо то, чтоб было ему слышно.

И предложила Гера – жена царя богов,

Земную славу всю и царские богатства,

Пообещала власть и страх любых врагов

Мудрейшая Афина*, полон был коварства

Подарок третий, что сулила Афродита,

Любви богиня, красоты и женского соблазна:

Жену прекрасную подобную ей вида -

И протянул ей плод Парис, на все согласный.

И словно беглецы, спасаясь от погони,

Во гневе страшном оскорбленные богини,

Взметнулись в небо, двух бессмертных кони,

Врезаясь мощной грудью в воздух синий.

А, Афродита с нескрываемым злорадством,

Следя за стартом потерпевших крах соперниц,

Сказала юноше: Ты будешь одарен богатством,

Не каждый муж во сне, имел таких наперсниц.

Но должен подождать, обещанный мной дар,

Ведь те, кого лишил ты первенства и «жизни»

Высоко в небесах в тоске пьют свой нектар,

Желая отомстить виновнику их тризны.

Пройдет не год, не два и я подам свой знак,

Ты должен быть готов принять свою награду,

Сейчас паси быков счастливейший чудак,

Пока могу я дать лишь прибавленье стаду»