Он хитростью похож на Автолика,

То дед его родной, кого Гермес* учил,

Так клятвы составлять свои безлико,

Чтоб, не нарушив их, порвать, хватило сил.

И лучше бы тебе его совета

Спросить, не пожалев любых даров,

Уверен – не уйдешь ты без ответа,

Он успокоит тех, кому ты дал свой кров».

Закончив эту речь, ушел Агамемнон,

А Тиндарей устал от слишком тяжких дум,

Недолго размышлял, и погрузился в сон

И не мешал ему гостей привычный шум.

2

Дрова в камине яростно трещали

И двое у огня вели свой разговор.

Весь двор уснул – беседе не мешали,

Не стоит выносить из дома этот сор.

«О мудрости твоей, о, сын, Лаэрта,

Достигла слава Спарты берегов,

Она одна нетленна и бессмертна,

И ей одной не страшен бег веков.

И если б от меня зависел брак известный,

Увидеть бы хотел я зятем лишь тебя,

Но дочь моя, хоть видом и прелестна,

Не славы ждет, а блага бытия».

Так издалека начал свои мысли

Пред Одиссеем царь спартанский излагать,

Но в воздухе слова льстеца повисли,

Когда Итаки царь, позволил их прервать.

«О, если мог бы, дать совет тебе, учтивый,

То мужем лучшим для Елены был бы брат

Царя Микенского – сей выбор справедливый,

И разве сам ты, Менелаю не был рад?

Готов был породниться сам с тобою,

Но счастью друга я мешать не стану,

И нужно, чтоб к согласию со мною

Пришли все те, кто получили рану».

«О, да», – вздохнул властитель обреченно,

«Их гнева и боюсь больше всего», -

И Тиндарей добавил огорченно:

«Кто б мне помог – в долгу я у того».

Тут Одиссей задумался на время,

Потом к огню придвинувшись, сказал:

«О, царь, ты говорил, что мое семя

В наследниках твоих признать желал?

Я научу тебя, как свой отказ загладить

Пред теми, кто жену не получил

И всю их злость к избраннику уладить,

И помогать ему по мере своих сил.

Но обещай стать родичем со мною,

Просватав дочь мне брата твоего,

Пусть станет Пенелопа мне женою,

Иль ты боишься слова своего?»

«Клянусь тебе, просватать Пенелопу

И призываю в том я громовержца,

Похитившего некогда Европу,*

В свидетели беру сегодня Зевса».

Дослушав эту клятву Тиндарея,

Сказал, скрывавший радость, Лаэртид:

«Как ты, о царь, нарушить слов не смея,

Боишься бога, что сурово мстит.

Так и, гостей своих свяжи идеей,

Что после выбора невестой жениха,

Никто из них ни с мужем и не с нею,

Не сотворит во гневе страшного греха.

Пусть поклянутся в том на крови жертвы,

Кого б ни выбрала сама невеста,

Пообещают всем богам бессмертным,

Что в их сердцах не будет гневу места.

И мало в этом, уговор тут нужен,

Что, если вдруг беда случится,

С женой или с ее признанным мужем,

Готовы в вечной дружбе поручиться.

Прийти на помощь в трудную минуту

И сообща во всем помочь супругу,

И даже выпить горькую цикуту,*

Но не предать забвенью клятву другу.

И женихи конечно согласятся

Дать клятву в отношении друг друга,

Из них любому, так же может статься?

Нужна будет подобная услуга».

3

Лишь только лучезарный Гелиос*

Взошел на небо, щедро свет даря,

Вся Спарта, ждущая ответа на вопрос,

Пришла услышать имя нового царя.

На берегу собрались толпы горожан,

Расположились в центре знатные геронты*

Всем этим старцам дан особый сан,

Они известные в Лаконии Архонты*.

В кровавой мантии и жреческом венце

Царь Тиндарей перед народом появился,

В свидетели богов призвал и в их лице,

Обрек на кару тех, кто клятвы не страшился.

И жертвы кровь скрепила, как печатью

Всех женихов узами верности и дружбы,

И, кто бы после не причастен был к зачатью,

Должны другие помогать, отцу и мужу.

Что было жертвой, предано Эвроту*

И воды подхватили страшный дар,

Без жертвы нет любви, хвала Эроту,

Но кто бы знал, какой их ждет кошмар.

И распахнулись двери из покоев,

В венце из золота и скипетром в руках,

Внутри ликуя, но лицом спокоен,

Вошел наш царь, с улыбкой на устах.

За ним его жена – царица Леда,

Ее краса почти уж отцвела,

А с нею дочь – прекрасная Елена,

В час торжества лишь ярче расцвела.

Отец, конечно, знал, кого укажет дочь

И имя жениха, и брак – давно все обсудили,

Но все ж свой страх не мог он превозмочь,

И мысли тяжкие, словно вино в уме бродили.

Но тут Елена прервала отца сомненья,

Шагнув вперед, всех взглядом обвела

И напряглись тела мужей от нетерпенья,

Пред красотой, что их с ума свела.

Она найти старалась Менелая,

Но встретила один лукавый лик,

Напомнил ей он, вовсе не желая,

О роще масличной, ее позора миг.

И, вспыхнув, словно свечка от досады,

Не медля более, приблизилась к Атриду.

Был Менелай в восторге от награды,

А, проигравшие, пытались скрыть обиду.

Но клятва, данная, всех к дружбе призывала

И понемногу их сердца совсем смирились,

Ведь в выборе жены нет средства от провала,

Свидетели тому, кто «счастливо» женились.

Поздравив молодых и в дружбе поклянясь,

Все гости в путь отправились из Спарты

И только Одиссей к колоне прислонясь,

Все ожидал своей козырной карты.

Того, кого он ждал, был Тиндарей,

С Икарием недавно тот встречался

И царь спартанский выйдя из дверей,

В раздумье к Одиссею приближался.

«О многочтимый, был ли ты у брата?»

Спросил с тревогой в сердце царь Итаки.

«О, сын, мой, Пенелопу я сосватал,

Но в остальном, дошло чуть не до драки.

Ведь Пенелопа младшая их дочь,

А старшая, в Фессалии далекой, с мужем

Без дочери отца накроет ночь

И в старости он будет всем не нужен.

Икарий хочет, чтобы ты остался тут,

И жил с женой вдали от родины своей,

Сказал я брату, что тебе не подойдут,

Поля Лаконии и остров все ж милей».

«Ты правильно сказал, мудрейший из царей.

Не променяю я морских своих брегов

На море из цветов Лаконии полей,

Не брошу никогда суровых островов.

Но, если все ж тебе не изменяет память,

То помнишь ли, о, царь, в чем Зевсу поклялся»?

«Я помню, Лаэртид, слова твои так ранят,

Твой недоверья яд на сердце пролился.

Я клятвы не забыл и помню, как избавил

Мудрейший твой совет от злобы женихов»,-

Так Тиндарей сказал и, помолчав, прибавил:

«И я помочь тебе, по-прежнему готов».