– Как вы заметили, я серьёзный человек, а не уличная шантрапа. И знаете, мсье, если бы я в своей жизни в некоторых случаях не торопился, так и на свет бы не появился, и уже бы в своей жизни два раза покойником точно был, не считая того вечера, когда вы направили мне в лоб свой револьвер. К тому же у меня особое чутьё на людей, и особенно на женщин.
Вряд ли главарь банды, руководивший тридцатью двумя отчаянными мужчинами и десятком не менее отчаянных женщин, говорил неправду о своём чутье. Пусть даже он был по самые уши влюблён – таких людей, как Дюран, любовь не обманет. Ослепить на какое-то время – да, может, но чутьё такого матёрого волка всё равно не подведёт.
– Всё-таки ты не торопись, Тибо, – посоветовал Алябьев. – Вернёмся, тогда и попросишь девушку в жёны.
– Как скажете, мсье, – согласился француз. – Я потерплю.
Мужчины вернулись в дом. Состоялся ли в их отсутствие какой-либо разговор между пани Зосией и Боженой, им было неизвестно, но только после их возвращения девушка больше не обращала на Тибо никакого внимания, введя его в полное недоумение и разочарование.
Брюаном1 – Аристид Брюан и вышеупомянутый Морис Шевалье – легенды французского шансона.
– Что это с ней, мсье? – спросил он. – Ничего не понимаю.
– Я думаю, – ответил Алябьев, – что мадам Зосия заметила, как ты с мадемуазель Боженой переглядываешься и ей это не понравилось. Думаю, что она сделала Божене замечание. Я же сказал тебе: потерпи. Дождись мсье Ковальского, а там всё встанет на свои места.
Дождись! Порой дождаться – это не от яблока откусить: раз – и готово, жуй себе на здоровье. Дождись! Недаром говорят, что нет хуже, чем ждать да догонять. А если пану Ковальскому, также как и пани Зосии его чувство к Божене тоже не понравится? Дождись! Эка – сказанул! Тибо откровенно заскучал. Алябьев по-братски толкнул его в плечо, подмигнул. Тот дёрнул левым крылом носа: мол, нормально – дождусь! А это было самым верным признаком того, что он дождётся. Алябьев уже давно заметил: если Тибо так, порой, дёргал носом, то это было тем же, что и данное им мужское слово.
После ужина и завершения всех вечерних дел (а это кормёжка свиней, кур, дойка коров и прочее), пани Зосия заперла калитку на крепкий засов, прикрикнула на заскулившего было пса, что-то сурово и быстро сказала Божене, и они обе ушли в свои комнаты. Как-то грустно всё получилось. Утром, взглянув в покрасневшие глаза Тибо, Алябьев понял: он не спал всю ночь. Но как говорят сами же французы: се ля ви!
– Не вешай нос! – приободрил Сергей Сергеевич Тибо. – Она же сказала: «Как отец решит». Вот и нужно дожидаться пана Ковальского. Что раскис, серьёзный человек?
– Нет, не раскис. Просто обидно: впервые полюбил и как волк овце…
– А чутьё-то тебе что подсказывает?
– Чутьё-то? – он улыбнулся. – Всё будет у нас хорошо. Только не сейчас – чуть позже.
– Тогда совсем не о чем переживать! Или тебе нужно как всем женщинам: всё и сразу?
– В нынешнем конкретном случае не помешало бы! – совсем оживился француз.
К девяти часам утра к Ковальским пожаловал какой-то пан, привёз полную телегу мешков с зерном. Алябьев и Дюран быстро выгрузили их в амбар, причём Тибо брал сразу же по два мешка, и потом снова затосковали. После обеда Сергей Сергеевич изъявил желание сходить искупаться на озерце и заодно пройтись по сентябрьскому лесу, грибов поискать.
– Не заблудитесь, господа? – опять спросила пани Ковальская на чистом русском.
– Справимся, – отозвался он.
Она помолчала и сказала:
– Я русский язык хорошо знаю, но стараюсь его забыть. Почему – не спрашивайте.
И опять Алябьев подумал: «И всё-таки эта пани русская. Польки так не говорят».
Мужчины вернулись к ужину. Пан Ковальский и Януш до сих пор не возвратились. Отдав женщинам полную корзину найденных рыжих подосиновиков, поужинав и управившись с вечерними делами, Алябьев и Дюран, уходившиеся по лесу, отправились спать.
Так прошёл ещё один день, а утром следующего наконец-то прибыл хозяин хутора с сыном. Они приехали как раз в тот момент, когда Сергей Сергеевич проснулся по своему обыкновению ровно шесть ноль-ноль без всякого будильника.
Алябьев растолкал спавшего Дюрана и напомнил ему:
– Не торопи события, Тибо. На первом месте у нас с тобой дело. Сладится – деньги будут, а с деньгами свататься – это как на медведя с винтовкой идти, не с голыми руками.
– Я помню, мсье. Даже, пожалуй, не с винтовкой – с ручным пулемётом.
Дождавшись, пока пан Ковальский по-семейному поздоровается с женой и дочерью, они вышли из комнаты и тоже поздоровались.
Вернувшиеся из поиска мужчины выглядели устало. Видно было – умаялись.
– Нашли, – сказал Анджей. – Хотя участок и открытый, но пройти можно.
С его слов выходило, что с польской стороны от леса до реки всего 30 шагов. Со стороны Советов от реки до леса столько же, река не широкая, брод – по колено будет. Правда, там по ночам зачастую встречаются польские и советские пограничники, в основном конные, но советские ходят и пешком, всегда с собакой, оттого, верно, и никаких «секретов» на берегах нет. Но встречи дозоров ещё и к лучшему: когда они расходятся – это самое удобное время для перехода кордона. Ещё с обеих сторон границы есть по одному ряду колючей проволоки, однако Януш её уже разрезал и закрепил, так что миновать её затруднений не будет.
– Не сомневайтес, – говорил пан Ковальский, – пройдёте. Я вам дам порошку от собачьего нюха. К рани трава встанет, роса обильная будет – собаки ещче более следов не почуют. На той стороне в лесу вас будет ждать человек. Скажете ему: «Дедушка прислал вам орехов». Он ответит: «Дженкуе. У меня от орехов зубы болят». Так что, панове, нынче днём отдыхаем и к ночи в путь. Детали по дороге ещче уточним. Как вы тут? Особо не скучали, не?
Сергей Сергеевич неопределённо пожал плечами, мол, не знаю, что вам и сказать, и пани Зосия ответила за него:
– Не! Сон оне добже нам помагали. Добже!
Глава VII
Черна была сентябрьская ночь
Потом был отдых: хорошая баня, сытная еда и крепкий здоровый сон. Выспаться нужно было обязательно. Перед ужином приехал верхом тот самый неказистый мужчина, который привёз Алябьева и Дюрана из Столбцов на хутор. Он привёл для них двух гнедых лошадей. После ужина собрались. По настоянию пана Ковальского Сергей Сергеевич и Тибо убрали свои дорожные саквояжи в вещмешки, чтобы было удобнее ехать верхом. В свою очередь Алябьев отдал хозяину хутора свой нательный пояс и пояс Тибо, напичканные валютой, всё-таки решив, что с ними пребывать в Советской России небезопасно и сказав, что в случае их невозвращения, всё содержимое этих поясов принадлежит пану Ковальскому. Копыта коней обмотали тряпками. Всё у этих людей делалось слажено, всё было отработано – любо-дорого посмотреть. Потом Анджей и Януш дозором уехали первыми. Павел – так звали неказистого мужичка, выждав полчаса, тоже дал команду к выезду. Пани Зосия и панна Божена вышли их проводить. Дюран и тут остался верным себе: вновь на прощанье поцеловал дамам руки, и теперь Алябьев заметил, как мать девушки взглянула на него уже довольно благосклонно.
Поехали: первым Павел, затем Тибо, за ним Алябьев, сразу же определивший, что француз сел на лошадь впервые. Пока ехали шагом – куда ни шло, но едва перешли на рысь, Сергею Сергеевичу пришлось учить Дюрана на ходу. Тибо старался, ругаясь про себя, что лучше бы он ограбил парижский Банк Франции, чем сел в седло, однако мало-помалу приноровился.
Сгущалось быстро, и скоро всадников накрыла полная кромешная темнота. Павел надел себе на голову для ориентира белую шапку. И хотя плоховато её было видно, но всё же видно, а то ведь совсем глаз выколи, а мягкий лошадиный топот ещё и слух забивал.
Как никогда черна была та сентябрьская ночь.
Ехали, наверное, около часа, затем Павел велел остановиться и спешиться.
– Так, господа, – сказал он по-русски, снимая свою белую шапку. – Если надо оправиться и покурить, то только сейчас, и то, курить в кулак. Поедем далее – ни одного слова. Будет надо, я сам вам скажу. Поедем в прежнем порядке. Лошади у меня дрессированные, и без поводьев идут гуськом копыто в копыто, так что не бойтесь – не потеряетесь, но если у вас есть опаска, то могу дать верёвку: будете держаться за концы и поддёргивать друг друга для самоуспокоения. В лес заедем, берегите глаза от веток. Есть какие-то вопросы?
