– Я – Руслан Ибрагимович, хореограф в ледовом дворце. А вас как зовут?
– Розетта, – ответила за Инессу мама.
– А тебя, Инесса, я знаю, ты хоккеем занимаешься с Лизой.
– Да.
– Я по делу, Розетта и Инесса.
– Говорите, – Инессе мама отвечала «говори, а то у меня работа». Клиентам – «говорите, я вас внимательно слушаю, нет-нет, я совсем не занята»… Клиентов тогда было очень мало. Все они появились после Ваниного соревнования, но уже поступали угрозы от правильных дворцовых портних с именем. Перед каждым заказчиком мама старалась быть вежливой до невозможности. А тут новый вариант – «говорите» – не очень-то любезный.
– Вы сшили Ванюше комбинезон?
– Да, это мама сшила, – выпалила Инесса. – Вано был молния, пронзающая всё вокруг, а всех, кто на Ваню посмотрит, молния ударяет, и сжигает, и испепеляет. Обычная колдовская молния.
– Скажите, а кто придумал образ?
– Так мама и придумала! – с готовностью ответила Инесса, и кажется мама была этому рада.
– И эскиз есть?
– Нет. Я не рисовала эскиз. Я по собственной же инициативе.
– А обыкновенно рисуете эскиз?
– Да. Если заказчик просит.
– Мама техникум лёгкой промышленности закончила! – похвалилась Инесса.
После скучных разговор о мольбертах и модельерах гость продолжил закидывать вопросиками:
– А музыку для программы сколько раз слушали?
– Вообще не слушала, я и программу не знала.
– Как так?
– Понимаете, мне захотелось сделать маме Вани приятное, мы все были в шоке, даже подружка моей дочки Лиза…
– Лиза, которая всем хамит и посылает в пешие путешествия?
– Очень жизнерадостный ребёнок, – мама никогда и ни о ком не отзывалась плохо, – Лиза и та расплакалась. Никто не думал, что такое возможно, понимаете? Дети впервые столкнулись со смертью… И я представила, что жизнь раскололась на «до» и «после» понимаете? И вот такой родился костюм… Сам родился.
– Так уж и сам?
– Да.
– Я предлагаю вам сотрудничество.
– За процент? Не надо. Я не нуждаюсь в посредниках, – мамино лицо стало жёстким, непреклонным, губы тонкие, рот – щель.
– Нет, нет: вы меня не так поняли. Без всякого процента и на ваших условиях. То есть всё ваше в смысле финансов.
– Д…д…да-а-а, – после мама рассказывала, что ей стало жутко неудобно, ведь тогда на хоккейной коробке, она решила, что валяется бомж, пускай и в приличном пальто и в свитере, который вязала её сокурсница – одна из лучших ручниц-вязальщиц. А гость оказался не тем, кем казался, без его протекции остальные портнихи города, задействованные в шайбовском бизнесе по пошиву костюмов, её бы не пустили, могли бы вредить.
– Видите ли. Во дворце есть такая девочка – Настя, вы её видели тогда, когда я на льду валялся первого января, она ещё из машины выбежала.
– Настя – дочка большого дяди.
– Да. Она дочь сотрудника администрации.
– Не скромничайте. Она же дочка мэра. – Улыбнулась мама.
– Пока заместителя главы администрации, но скоро он станет мэром. Так вот: я её личный хореограф, ну и буду помогать другим нашим фигуристкам ставить программы, по мере загруженности. И мне очень хотелось бы, чтобы костюмы ей шили только вы. И ещё – готов вас рекомендовать, советовать, если вам это надо, всем девочкам.
Руслан Ибрагимович долго сидел, разговаривал и с Инессой, и с мамой. Инесса про себя прозвала его Кот. А потом оказалось, что все его так зовут, он со всеми шутит про уши под шапкой…
Мама пожаловалась Коту на отлуп в фигурном катании, Инесса показала, как сама занимается растяжками:
– Чтобы не задавались. А то фигуристы всегда задаются, – пожаловалась Инесса.
Она и станцевала Коту. Инесса часто тогда танцевала дома, вспоминая походы на ритмику и хорео в дом культуры. Кот всё похвалил: и танцы, и растяжку. И заметил, что в хоккее больше перспектив, рассказал о своём театре, и об интригах, из-за которых он оказался за обочиной жизни, горячо стал доказывать, что в фигруке то же самое, помноженное на амбиции родителей – Инессе просто повезло, что её не взяли, пусть другие себе психику портят и ломаются в прямом смысле слова.
– Но в хоккее ломаются ещё больше.
– В женском же запрещены силовые приёмы, разве нет? – задумался хореограф.
– Не знаем мы, вид новый, да и выбора особенно нет.
– Это верно. Но не жалейте о фигурке, умоляю! Хуже лишь в балете, да везде субъективность, в бальных танцах, в спортивном рок-н-ролле, нужно выбирать честный популярный спорт.
Теперь они с мамой посещали соревнования фигуристов, сначала – скрепя сердце, а потом привыкли. Инесса сидела рядом с мамой, жевала что-нибудь вкусное. Редко, но она узнавала детей, с которыми когда-то проходила отбор. Выступления фигуристов оказались на редкость скучные, никто не кричал «шайбу-шайбу!» как в «Паласе», никто не свистел, иногда хлопали. Вот синхронистки катались интересно. Их было сразу много на льду, они катили красивыми дугами, создавая на льду фигуры. А фигуристы корячились поодиночке и, ещё и постоянно шлёпались, начинали ныть, ревели и даже истерили после выступлений. У Инессы в группе хоккеистов мальчики тоже ревели, но у них случались такие драки в раздевалке, просто побоища, от боли плакали, а тут – от обиды. Всё что-то у этих недофигуристов не ладилось: ошибки на скольжении, дорожке, у новисов с оборотами2 «вечный бой» и с преротейшнами3 – как пожаловалась одна нервная бабушка. Мама что-то помечала в блокноте, говорила, что костюм должен быть второй кожей, чтобы фигурист о нём забывал; мама стала много рисовать и чертить на клетчатой бумаге конструкции, заказывала толстые каталоги, ткани, прочие аксессуары и фурнитуру; в заказах материалов оптом, ей помогали родители Лизы. А после у мамы появился компьютер и интернет, и она стала выбирать материалы по всему миру.
После посещения Кота Инесса стала гордиться, что у неё такая мама. Пришёл на дом договариваться хореограф этой важной девочки Насти! И был такой вежливый, согласный на все условия. Чем дальше, тем больше завораживал её ни в коем случае не мир фигурки, но мир шитья для фигуристов. Висящие на гвоздиках лекала, гудящий оверлок, гремящая лекальная бумага, манекены – портновские обрубки-ампутанты, и другие – похожие на людей, с головами… Инесса сама вырезала ножницами дырочки на лекалах, протягивала в дырку кромку от сетки или бифлекса, делала специальную петлю, вешала на гвоздики, с удовольствием читала буквы на лекалах: Аня-царевна, Лера-сова, Саша-гапак, Кристина-русалка. Инесса рассматривала рисунки на главной детали, как правило переде, на лекалах мама обязательно отрисовывала модель, мама утверждала, что это такие правила в мире моды. На Настиных комплектах мама не рисовала, эти комплекты висели на отдельно прибитой планке и получили название «мэрские». Все эскизы костюмов Насти лежали у мамы в секретном ящике старой швейной машинки со столом, мама установила её для красоты, как декор помещения, хотя машинка была рабочая – та тихая ножная, на которой маме приходилось шить в Москве после решения суда. Часто ночами мама стала смотреть видео с выступлением фигуристов, их приносил Кот. Если назавтра не было утренней тренировки, мама разрешала смотреть видео Инессе. Так Инесса узнала всех чемпионов фигурного катания, начиная с махровых годов. Обращала мама внимание в основном на костюмы. Мама почти всё критиковала, лишь в платье одной фигуристки от дома Валентино за десять тысяч долларов мама изъянов не нашла, мама очень горевала, что эта фигуристка так и не стала олимпийской чемпионкой – получалось, что платье такого изысканного бренда не принесло удачу, маму это очень волновало: почему так произошло? Мама сделала неутешительный вывод: костюм важен, но фигкатание прежде всего спорт, а не театр, она не волшебница и не может заговорить костюм на удачу, но как же и маме, и Инессе хотелось, чтобы именно их костюмы приносили только удачу, обязательно удачу и даже призовые места, что даже на региональном уровне было почти нереально, всё-таки Шайба – город хоккейный, а фигурка – просто приложение. Поэтому и тренеры-то в ледовом дворце ходили такие важные, строили из себя не пойми чего – только во дворце у них и был авторитет, а на серьёзных турнирах важничали исключительно тренеры синхронисток, остальные же имели несколько прибитый (тщательно скрываемый под маской высокомерия и каменной мимики) вид на фоне именитых тренеров лучших клубов и спортшкол страны.
