Хорошо, что Хорькус почуял недоброе, и пока это отребье пялилось на прелести девки у столба, потихоньку вышел из пещеры, отвязал коня и уехал в заранее снятую комнату в третьесортной таверне — дожидаться новостей. И дождался.

Сначала Хорькус сидел тихо, чтоб его перестали так рьяно искать. Пришлось несколько раз хорошо заплатить, чтоб убраться из центральных провинций. Демон бы побрал этого дворцового мазилу, что изобразил рисунок. А когда все стихло, Хорькус пересчитал деньги и понял, что двинься он за границу как есть, доедет нищим. Хорошо, если пять золотых останется. И что, прикажете, с такими крохами делать? Писарем наниматься? Но пришла, пришла мысль. Пришла…

Сегодня в эту дыру приехал купец, мелкий, негодящий, другие по таким местам не мотаются. Но дело он свое сделает — отправит письмо ее сиятельству. Пока письмо дойдет, Хорькус переберется в другую дыру, а там найдет, как забрать деньги из Шортаунского банка. Он был уверен, что после такого письма у графини Айлендер и мысли не возникнет выдать хитрого лорда.

Хорькус с удовольствием перечитал ровно выведенные строки.

"Дорогая моя. Я надеюсь, наше близкое знакомство дает мне право к вам так обращаться, не правда ли? Я полагаю, вы превосходно помните тот блестящий бал, где вы оказали мне любезность прогуляться по саду. Я уверен, что наше свидание в дальней беседке произвело на вас столь же сильное впечатление, что и на меня. Не каждый день у благородной леди случаются встречи сразу с двумя кавалерами, где каждый получает свою долю благосклонности. Мне бесконечно жаль, что первым вы одарили ласками моего друга, но я не могу не отметить, с какой готовностью вы покорились его настойчивости. Ваши крики ласкали слух, ваши блестящие глазки так и стреляли по сторонам, ваши прелести сотрясались под его напором. Ах эта родинка в виде капли под левой грудью! Но я благодарен хоть за то, что случился вторым, и теперь уже моему другу оставалось наблюдать нашу страсть. Какой мягкой, какой поддатливой вы были, ваше сиятельство, в тот вечер, как призывно стонали и выгибались в моих руках на полу беседки. Не лучшее место для юной леди, чтоб познать первые уроки любви, но вы так торопились изучить сию дисциплину в нашем обществе, что ни я, ни мой друг не посмели вам отказать. Я оценил ваше доверие, дорогая, когда вы отдавались одному из нас на глазах другого. Вы были столь щедры на ласки, что я едва удерживаюсь, чтоб не рассказать всему свету об этом прекрасном вечере.

Перечтите еще раз мои воспоминания и вообразите, как мои письма станут читать в гостинных всего королевства. Уверяю вас, они будут иметь большой успех. Если вы пожелаете сохранить нашу маленькую тайну, положите триста золотых в банк Шортауна на имя Сита Моркуса. За сим остаюсь в приятственных воспоминаниях, ваш близкий друг".

Хорькус запечатал конверт и положил на стол, рядом с единственной свечой. Проклятье, где эта служанка? Придется потратить серебряк, но после сочинения письма ему требуется задрать какой-нибудь девке подол. О, стук в дверь:

— Кто?

— Это я, милорд, — девка хоть и кочевряжилась, но пришла. Замечательно.

Хорькус отодвинул засов и отшатнулся от распахнувшейся двери. Он не успел издать ни звука, как оказался скрученным здоровым мужиком. В комнату вошел еще один мужчина, и следом за ним женщина. Здоровяк развернул его к свету, и женщина всмотрелась в лицо Хорькуса.

— Да, это он.

Последнее, что Хорькус увидел в этой жизни, был блеск кинжала.

Главный дознаватель Шортауна барронет Шорран ждал доклада от помощника, правой руки, учителя, потомственного дознавателя лорда Сэмвела Смарта. Язык не повернется назвать его подчиненным: лорд Смарт на добрых пятнадцать лет старше и будучи еще господином Смартом школил юного Шоррана, когда тот вернулся младшим дознавателем в родной город из Столичной Штудии. Позже Смарту предложили дворянское достоинство и должность главного дознавателя. Достоинство Смарт взял, а от должности отказался — у него прекрасно получалось разговорить любого, от пьянчужки в портовой таверне до закрытой на все замки сестры Пресветлых, и отказываться от этого удовольствия ради "писанины да бумажек из столицы", как он презрительно выразился, Смарт не стал.

Никто лучше Смарта не подмечал мелкие детали, которые могли перевернуть дело. Получив распоряжение отпустить Смарта в столицу, Шорран огорчился. Но Смарт и тут удивил:

— В столицу? Дорогой мой, — наедине они позволяли некоторые вольности по старой дружбе, — меня, потомка провинциальной неблагородной семьи, в столице заклюют в два дня. И не посмотрят, что лорд — там меньше чем три поколения лордов не в цене.

— Так уж и заклюют. Ты и сам клюнуть горазд.

— Я-то, может, и отобьюсь, хоть и не те у меня годы, чтоб исподволь воевать, но детям моим там жизни не дадут. Здесь я кто? Здесь мне бургомистр руку жмет, хоть господин я, хоть лорд. Еще б не жал, когда я его младшего щенка, что мелочи на ярмарке на спор тырил, хворостиной отходил и поротого папеньке приволок. А там? Нет, Шорран, не поеду.

Вчера, чуть прислали из Летвиля записку о трупе в таверне, Смарт сорвался в деревушку, хоть было уже хорошо за полдень. Скоро должен вернуться.

Постучав для вида, Смарт просочился в кабинет. Шоррана давно удивляла эта способность ходить мягко и неслышно. Говорил Смарт под стать походке — будто медом мазал. Вот и расслаблялись голубчики, вот и проговаривались. А свидетели доверять начинали и вспоминали такое, что сами хотели забыть.

Смарт устроился в кресле и раскурил трубку. Значит, дело непростое.

— Убитому перерезали горло, быстро и чисто, будто не первый раз. На теле и в комнате не осталось ни клочка бумаги, ничего, что могло бы показать его имя. На полу затоптанный пепел. Кошелька в комнате нет. Из чужих в тот вечер был купчик, что проспал всё время в углу зала на глазах публики, сам убитый и трое в плащах.

— Что за трое? мужчины? женщины? старые или молодые?

— Говорят, судя по фигурам, одна женщина и двое мужчин, один высокий. Лица держали в тени, поговорили с разносчицей и прошли наверх.

— Разносчица местная?

— Да, дочь хозяина таверны, все ее знают, слова худого не скажут, собирается замуж за кузнеца.

— Понятно. И как она объяснилась?

— Пришли трое, попросили комнату, девушка проводила их наверх, а куда делись дальше, не знает. И никто не видел.

— Но ты знаешь.

Смарт расплылся в довольной улыбке — ученик его хорошо понимал.

— Спустя время разносчица уронила поднос у входа, разбилось несколько кружек.

Шорран кивнул:

— Посетители обернулись на шум, она наклонилась подобрать осколки, и пока вся таверна глазела в ее вырез, троица ускользнула через кухню, что в противоположном от входа конце. Кухарка ничего не видела, ничего не слышала. Так?

Улыбка Смарта стала только шире, но что-то было в ней такое, что Шорран вздохнул:

— Это ведь не всё.

Смарт подошел к стеллажу и достал стопку бумаг. Не торопясь перебрал их, вытащил рисунок и протянул главному дознавателю. Тот присвистнул.

— Лорд Хорькус, — и простонал, — вот только столичных заговорщиков нам тут не хватало!

Смарт покачал головой. Шорран встрепенулся:

— Стой. Не говори ничего, — началась их любимая игра, где ученик пытался если не превзойти, то хотя бы догнать учителя. — Зачем была женщина? чтоб убить, достаточно двоих мужчин. Женщина… женщина… опознать? Если только она видела Хорькуса вживую? Иначе зачем бы ее везти в такую даль. Они ведь не местные, иначе хоть кто-то да узнал бы по лицу в тени, по походке. Значит, издалека. Заговорщики не были бы столь щепетильны, чтоб рисковать и везти с собой женщину — убили бы кого нашли, а потом выясняли, тот или не тот. Значит, не хотели тронуть невинного, — поймав мысль, Шорран принялся ходить по кабинету, его речь стала быстрой, как речка на камнях, — Столичные дознаватели искали Хорькуса как правую руку Дрянда. Барона знали как пьяницу и распутника, и по крайней мере одна юная леди пострадала от него когда-то балу. Барон выглядел как жаба, ему и в танцах отказывали, кто бы вышел с ним из залы? Это Хорькус ее выманил! Судя по рисунку, был смазливый, с-с-скотина. Про Хорькуса знали мало, но столь близкий к Дрянду человек наверняка страдал теми же пороками, — он резко остановился и обернулся к Смарту, — как отзывалась разносчица об убитом?