Я покачал головой.

— По две.

Девочка собралась возразить — опередил её.

— Пока, — добавил я. — Посмотрим, насколько активно вы будете рекламировать мой хлеб. Велю продавщице спрашивать у каждого покупателя, слышали ли они от вас о медовых батонах. Но если не станете лениться — обсудим прибавку к зарплате или премию. Я человек не жадный. Но и не собираюсь раздавать деньги бездельникам. Кто плохо работает, тот мало зарабатывает. Уяснили? Если сработаемся — не пожалеете.

— Мы не будем лениться, — сказала Шиша.

Зыркнула на своих приятелей — те закивали.

— Замечательно, — сказал я. — Тогда жду вас вечером, молодые люди. Приходите не сюда — к тому входу, что со двора. Встречу вас там, выдам заработок за сегодня. Если узнаю, что вы бездельничали — расторгну договор. Но монеты за прошедший день вы получите в любом случае. И помните, уважаемые: по две монеты — это только для начала. Вы работаете — я плачу. Справедливо?

— Справедливо.

— И я так считаю.

Хлопнул в ладоши.

— За работу, уважаемые, — сказал я.

Мою идею рекламировать медовый хлеб с помощью «шайки маленьких разбойников» призрак мастера Потуса не одобрил. Заявил, что я напрасно прикармливаю «негодников», что детвора обязательно «сядет на шею». А когда я подтвердил, что действительно собираюсь платить детям деньги, старикан заподозрил меня в сумасшествии. Он считал, что каравай чернушки на всю детскую «банду» — вполне достаточная плата. Если вообще нужно платить за мою «дурацкую» затею с «энтой рекламой».

Под нескончаемый гундёж старого пекаря прошла половина дня. За это время Полуша испёк батоны (разрешил ему сделать на них «фирменные» пять надрезов); Лошка умудрилась помимо прочего продать семь булок медового хлеба из прошлой партии; я десятки раз выслушал сомнения мастера Потуса в моей способности руководить работой пекарни. Полуша под конец дня поставил опару, да отправился в родительский дом отдыхать. А я воспользовался его отсутствием в пекарне, чтобы замесить тесто для булок.

«Вспоминай, бездельник, что я говорил тебе о кондитерском тесте, — вещал в моей голове голос мастера Потуса. — Кондитерское тесто гораздо сложнее и важнее превратить в однородную массу, чем хлебное. Потому что хлебное изначально состоит, етить его, из воды и муки. А в кондитерском — муки всегда меньше, чем прочих продуктов. Её могёт и вовсе не быть — тем более, когда ты используешь тот же творог. А о воде при замесе кондитерского даже не вспоминай! Помни, что не хлеб печёшь. Булки, пирожные и прочую дребедень готовят по иным законам. В творожном тесте тебе, парень, и опара не понадобится».

Я смахнул со лба пот, вздохнул. Вспотел я не только потому, что в пекарне было жарко. Но и потому что уже с полчаса занимался абсолютно ненужным и бессмысленным, на мой взгляд, делом — протирал творог. Насыпал очередную порцию творога в сито, через которое просеивал раньше муку для хлеба — ложкой продавливал творог через крохотные ячейки из конского волоса. Несложное, казалось бы, дело. Но убогость инструментов превращала его в настоящее мучение для меня.

— Плевал я сейчас на твоё кондитерское тесто, — проворчал я. — Кондитерское, хлебное… начхать! Я не намерен писать учебник по кулинарии или составлять кулинарные энциклопедии. Лучше бы ты объяснил, зачем я перетираю весь этот творог. Чувствую себя придурком, что носит из ручья воду в решете. Что-то мне подсказывает, старикан, что ты таким образом надо мной издеваешься. Помял бы его ложкой — и хватит. Чай не для выставки буду булки печь. Пара-тройка крупинок вкуса не испортят.

«Ты будешь из него месить тесто, бездельник! — сказал мастер Потус. — Творог, етить его — не мука! Чтобы тесто не походило на комок грязи, тебе придётся хорошо постараться! Дай ему подышать воздухом, разбей все комки! Ты же кулинар, етить тебя, а не обычная баба! Ты готовишь не для того, чтобы просто пожрать. Ты создаёшь такую еду, за которую людям было бы не жалко отвалить тебе деньжат. Обычный творог они и сами купят на рынке, налепят из него колобков, да запекут в печи. Улавливаешь?»

— Не совсем.

Призрак сновал вдоль стены, ни на мгновение не задерживаясь на одном месте. Я уже заметил, что мастер Потус, затевая очередную лекцию, предпочитал расхаживать, как те профессора, что учили меня в университете. Привидение бесшумно бороздило пространство пекарни, волею моего воображения походило на взволнованного коротконогого толстяка. Но где бы ни находился постэнтический слепок личности бывшего владельца пекарни, его голос в моей голове почти не менял ни громкость, ни тональность.

«Твоя задача, лодырь — превратить любое блюдо в настоящий шедевр. Сделать его не просто вкусным и питательным. Но и добиться, етить его, чтобы другие признали: они не смогут приготовить блюдо так же хорошо, как ты. Будь то хлеб или творожные булки — людские самоделки в сравнении с твоими изделиями должны казаться страшненькими и невкусными. Твоя цель — показать всем, что в мире кулинарии они не больше чем неумелые детишки, доказать, что ты настоящий мастер. Вот тогда люди и станут платить деньги за твою работу».

Призрак приблизился к столу — полупрозрачный, яркий. Моё воображение так и не наделило его ни чёткими чертами лица, ни определённой одеждой. Он всё ещё оставался человекоподобным светящимся облаком — ну точно как те привидения из детских мультфильмов. С чем я чётко определился, представляя мастера Потуса, так это с его маленьким ростом. Но как ни силился вообразить умершего пекаря в виде реального человека, у меня это не получалось — должно быть потому, что знал его только в виде призрака.

«Так что три творог, бездельник, не отлынивай, — сказал он. — Помни, что твоя цель — не накормить голодных, а прикарманить их деньги. Каждый, кто вошёл в нашу пекарню, етить его, должен сразу понять: так же хорошо, как мы, сам он испечь хлеб не сумеет, как бы ни старался. И что удовольствие, полученное при поедании наших караваев, вполне стоит потраченных деньжат. Ты, бездельник, не продаёшь людям продукты — ты втюхиваешь им свои услуги по приготовлению тех продуктов!»

Я выпрямил спину, слизнул с пальца крупинку творога — кисловатая, на мой вкус. В прошлой жизни я любил творог, хотя и ел его нечасто: творог недолюбливала моя жена. А так как готовила в основном она — я часто смирялся с её выбором блюд. Тем более что с моим тогдашним малоподвижным образом жизни есть мне следовало поменьше и пореже: стоило лишь позабыть об этом правиле, как штаны на жопе начинали трещать, а рядом с унитазом приходилось вытягивать шею, чтобы понять, куда целить.

— Знал бы я, старик, что ты заставишь меня так корячиться — забил бы на эти булочки. Сходил бы лучше в трактир — отведал бы местных сосисок, да попил вина. Возможность разок вкусно поесть не стоит таких мучений. Я же не собирался продавать твои булки. Просто хотел проверить, как подействуют на них заклинания профессора — так, для общей информации, на будущее. А для магии — перетёртый твой творог или нет, не имеет значения. Съем их и с крупными кусками творога.

«Зато это имеет значение для меня, — сказал призрак. — И для тебя — тоже, хоть ты этого пока и не понимаешь. Какой, етить его, кулинар позволит своему блюду походить на грубую поделку домохозяйки? Где твоя гордость, парень?! Не позорься! Ведёшь себя, как то неразумное дитятко. Стонешь, ноешь — стыдно слушать! Взялся за дело, так делай его правильно! И доводи, етить его, до конца. Творожное тесто, парень, должно выглядеть, как та манная каша. Но без комочков! Так что три творог, лодырь, не останавливайся».

«Приминай внутри тесто — края оставляй потолще, — командовал мастер Потус. — Что ты растягиваешь его?! Блинчики должны выйти примерно одного размера. Вот, этот получился вполне приличным. Надавливай в серёдке. Молодец. Видишь, что значит работать с тестом из перетёртого творога? Никаких тебе комков — лепишь, как нравится, не боишься, что вылезет наружу уродливая каменюка. Руки у тебя, конечно, кривые, парень. Но я — хороший учитель. Хоть в этом тебе повезло».