«Что за эффект?»

«Разве вы не чувствуете запах, юноша? — спросил профессор. — Сейчас у нас получился тот самый второй раз. Одним плетением добиться сразу нескольких эффектов — отличный результат. Такие плетения очень ценились среди магов моего поколения. Их применение считалось особенным шиком: минимальные затраты при достижении двойного результата — мечта! Я же говорю: великолепное заклинание».

«Что за второй эффект?»

«Тот, что обычно производит магическая конструкция «слабый живот». Это…»

Я принюхался — и тут же об этом пожалел.

«Не надо подробностей!»

Скривился.

— Он что, обосрался? — спросил я вслух.

«Работу заклинания можно описать и такими словами», — ответил мэтр Рогов.

Меня услышал не только он.

Покупавшие хлеб горожанки стали шумно втягивать через нос воздух, как те ищейки. И тоже кривили губы. Женщины в очереди зашептались и словно забыли, зачем явились в магазин. То и дело слышал, как упоминали моё новое имя, Белецкую, отвратительный запах… Лошка тоже не стояла без дела — не работала, но принимала активное участие в обсуждении произошедшего.

Но все замолчали, когда вернулась Мамаша Нора.

Я невольно затаил дыхание: дверные петли не просто застонали — взмолились о том, чтобы я их, наконец, смазал. С улицы донеслось фырканье замершей около пекарни лошади, послышались голоса ребятни. Госпожа Белецкая ворвалась в помещение, подобно рассерженному носорогу. Остановилась в трёх шагах от порога, сжала кулаки. Взглядом из-под бровей обвела зал — разглядывала лица.

— Ты! — сказала она.

Указала пальцем на Лошку.

Продавщица вздрогнула, издала тихое «ох», вцепилась руками в прилавок. Мне показалось, что она едва не свалилась без чувств. Но Лошка устояла на ногах; и даже растянула на лице улыбку.

— Присмотри за моим мёдом, — велела Мамаша Нора. — Пришлю за ним кого-то из своих мальчиков. Попозже. Сегодня.

Лошка вновь изобразила болванчика.

— Хорошо, — пролепетала она.

— Ты!

Белецкая указала на меня.

Мне почудилось, что из её груди вырывались то ли хрипы, то ли рычание. Невольно вспомнил о бродивших за городской стеной по ночам покойниках. При виде меня те издавали похожие звуки.

В голове промелькнуло забавное видение.

«Не надо, мэтр! — поспешил сказать я. — Не обращай внимание. Это просто мои фантазии. Ещё не хватало мне объяснять стражникам, зачем посадил женщину на цепь и как сумел затолкать её в ту будку около дома. Хотя, согласись, профессор: идея у меня возникла интересная».

«Что ты собрался объяснять страже, парень? — переспросил призрак. — О чём это, етить вас, ты там со своим умником шепчешься?»

Он маячил за спиной у Белецкой, от чего её пышная шевелюра приобрела голубоватый оттенок.

«Ничего, старикан. Забей. Говорю же: так, пофантазировал слегка».

— Ты! — повторила Мамаша Нора.

Потрясла указательным пальцем.

— С тобой, милок, мы ещё поговорим, — заявила она. — Можешь не сомневаться. Совсем скоро. В более подходящем для задушевной беседы месте. Объясню тебе, как нужно со мной разговаривать. И как следует реагировать на мои предложения. Совсем, я смотрю, распоясалась в нашем городе молодёжь! Возомнили себя… неприкасаемыми. Но для меня нет неприкасаемых, милок. И я хорошо умею воспитывать. Жди!

Решил не злить её ответом — промолчал.

Лишь пожал плечами.

— А вы!..

Жест Белецкой заставил стоявших в очереди за хлебом горожанок отшатнуться. Некоторые женщины среагировали на внимание Мамаши, подобно Лошке. Но ни одна всё же не упала.

— А вы, — сказала госпожа Нора, — запомните и передайте другим! Никакого больше молока по ночам! И никакого мёда! Узнаю, что кто-то из вас строил пекарю глазки — накажу! Услышали меня?! Я не шучу! И повторять не буду! Вы меня знаете. Чтобы ни она сучка не ошивалась ночью около этого дома! Уяснили?! Если хоть одна местная баба полезет к этому мальчишке в штаны, я узнаю об этом… и руки-то ей оторву! Так и знайте.

Белецкая ушла.

Бочка с мёдом осталась.

Работа магазина возобновилась.

Я помахал перед лицом рукой.

Мысленно произнёс: «Мэтр, избавься от этого запаха. Заглуши его чем-то приятным. Здесь не общественный туалет. Я тут хлеб продаю. Действуй».

Тут же ощутил знакомый аромат земляники — тот, что использовал для создания романтической обстановки в спальне.

«Неплохая мысль, — подумал я. — Нужно будет завтра испечь что-нибудь с земляничным вкусом и запахом. Вот с таким же. Помнится, слышал от тебя, мэтр, о заклинании с подобным эффектом. Не мешало бы его опробовать. Медовыми батонами пусть занимается Полуша, раз он так этого добивается. Не хочу больше с ними связываться: не интересно. Лучше попробую изготовить что-то новое».

«Земляничный хлеб, етить его — глупая блажь, пацан», — откликнулся старый пекарь.

«Ну… не обязательно хлеб, — сказал я. — Хватит нам и медовых батонов. Ведь ты же умеешь выпекать и что-то помимо хлеба? Напряги фантазию, старик. Вкус и запах земляники я обеспечу. С тебя — рецепт новой выпечки и подробные инструкции. Ты же хотел сделать из меня хорошего пекаря? Я не против — занимайся. Чувствую, для работы в пекарне у меня теперь будет много времени».

Озвучил свою идею Полуше, когда тот после обеда явился за моей закваской для опары (мы с молодым пекарем давно сошлись во мнении, что хлеб с ней получался лучше, чем только с обычной — вкуснее и дольше оставался свежим).

— Но ведь… пока продали токмо три булки медового хлеба, мастер Карп, — сказал Полуша. — Лошка говорила, людей отпугивает его цена. Но разве ж он может стоить, как чернушка? Глупые люди. Жадюги. Вряд ли мы распродадим сегодня ваши батоны, мастер Карп. Люди не знают о них. А покуда народ расчухается… Сомневаюсь, что мы сегодня продадим хотя бы половину оставшегося медового хлеба. Зачем… снова его выпекать?

— Не хочешь?

Полуша встрепенулся.

— Хочу! — сказал он. — Но…

Парень тоскливо вздохнул.

— …мы ведь его не продадим.

— Магазин ещё работает, — сказал я. — Времени до вечера полно. Чудеса случаются. А не случатся — я от этого не расстроюсь. Придумаю, что делать с оставшимися батонами, не переживай. Тем более что у меня уже есть идея, куда их пристроить с пользой. Так что ставь опару и на медовый. Вот только обычного пшеничного хлеба с завтрашнего дня станем выпекать на треть меньше: не хочу, чтобы ты перетрудился.

Чудо не произошло: вечером Лошка похвасталась лишь пятью проданными батонами. Она считала это достижением. Я — провалом. Впрочем, иного я и не ожидал. Кто будет покупать дорогую брендовую обувь в магазине с китайским ширпотребом? Так же и с хлебом: покупатели дешёвых ржаных караваев не готовы сразу расщедриться на покупку медового. Но это не значило, что не расщедрятся никогда. Вот только им не по карману покупать его часто.

«Это нормально, парень, — нашептывал скрипучий голос мастера Потуса. — Люди, етить их, боятся тратить деньги на незнакомые продукты. Пять штук купили — уже хорошо для начала! А ты как хотел? Надеялся сразу загрести гору золота, етить её? И не мечтай. Так не бывает. Каждую денежку нужно зарабатывать, за каждую — проливать ручьи пота. Вот она какая доля пекаря, парень. Но ты не трусь: распробуют людишки твои батоны и завтра прибегут за добавкой — ну… некоторые».

Я усмехнулся.

«Долго они будут сюда бежать… без рекламы. К нам ходят одни и те же люди, старый. И ходят почти каждый день. Если они не купили медовый сегодня — совсем не факт, что купят завтра. Для сбыта дорогой продукции нам нужно привлечь в магазин других покупателей. Но только сами они к нам не явятся: слабенькая, скажу тебе, проходимость в Лисьем переулке. Неплохо было бы перенести магазин в центр города, поближе к княжескому терему. А лучше и вовсе — в столицу».

«Далась тебе эта столица, етить её! — воскликнул призрак. — Наша с тобой пекарня здесь, в Персиле, парень. Смирись с этим. Тут тоже можно жить хорошо. Если не бездельничать. Ишь, размечтался! Проходимость ему подавай! Магазин у самого княжьего терема он захотел! Да кто ж тебя туда пустит? Там каждый клочок земли поделен! За каждый закуток торгаши, етить их, горло друг другу рвут! Уж проще, и правда, перетащить пекарню в столицу, чем к княжьему дому… Так что готовься работать много, бездельник: иначе ничего не добьёшься».