— Доброго утречка, мастер Карп!

Полуша замер, развёл руки в стороны, точно собрался сгрести меня в объятия. Как он умудрялся во время работы оставаться чистым, сохранял одежду в опрятном виде? Пользовался магией — не иначе! Он даже не вспотел пока! А ведь в зале жарковато, да и работал он уже не первый час — судя по тому, что в печи запекались караваи ржаного хлеба. Я представил, каким на его месте выглядел бы сейчас я — покачал головой.

Пекарь мой жест истолковал по-своему.

— Мастер Карп, я ничего не трогал — только одним глазком взглянул! — сказал он. — Не смог удержаться. Ведь пахнет-то как! Настоящим мёдом! Почти как медовые пряники, что мы с мастером Потусом когда-то готовили. Но то пряники, а это ж ведь хлеб? Правильно? Как такое возможно, мастер Карп? Старый мастер говорил, что в печи мёд теряет и вкус, и запах. Его медовые караваи так не пахли!

Я многозначительно улыбнулся (пока не знал, что ответить пекарю). С гордо поднятой головой молча пошёл к столу, где оставил ночью остывать свои творения. Тишину в зале нарушало лишь потрескивание углей в печи. Я затаил дыхание, призвал себя быть готовым к любой неожиданности. Резким движением отбросил тряпицы, явил свету тридцать похожих друг на друга нарезных батонов.

— Мастер Карп, а зачем на них пять надрезов? — спросил Полуша.

Он подошёл к столу с батонами.

— Красиво, конечно, получилось. Необычно. Но… зачем? Ведь вы ж, мастер Карп, их сделали не только для красы? Так учат делать в кулинарной школе? Косые надрезы в чём-то превосходят продольные? Хлеб с ними лучше пропекается? Форма у вашего хлеба больно похожа на ту, что придавал своим медовым караваям мастер Потус. Но старый хозяин обходился одним надрезом.

— Надрезы нужны, чтобы скопившийся внутри теста воздух выходил наружу не в произвольном месте, — сказал я, подражая нудному тону мастера Потуса, — а в линиях надреза, не ломая корку хлеба в других местах. Глубина и количество надрезов позволяет заранее рассчитать, каким получится внешний вид хлебобулочного изделия; помогает добиться схожести внешнего вида хлеба…

«А ты не все мои слова пропустил мимо ушей, парень», — впервые похвалил меня застывший позади Полуши призрак старого пекаря.

— … Ну и, конечно же, таким образом мастер пекарь оставляет на караваях свою подпись. Чтобы потребителям продукции становилось без слов понятно, кто изготовитель конкретного продукта. Подделка почерка другого мастера в среде кулинаров считается дурным тоном, парень. Если ты надеешься достичь вершин поварского искусства — не должен подражать почерку других. Ищи свой неповторимый стиль.

Я согнул в локте руку, оттопырил указательный палец.

Повторил:

— Свой.

Лицо Полуши стало серьёзным — он кивнул.

«Ни про какие подделки я тебе не рассказывал! — заявил призрак. — Что ты навыдумывал, пустомеля? Какой ещё почерк?»

«Не рассказывал, — согласился я. — И что с того? Ты много о чём мне не рассказывал. Зато как солидно прозвучали мои слова! Заметил? Надеюсь, ты оценил тяжеловесность и значимость моей речи, старикан? И какое воздействие она оказала на неокрепший ум Полуши — смотри, как у паренька челюсть отвисла. Хороший руководитель обязан уметь пустить пыль в глаза работников. И выглядеть при этом жутко умным и образованным».

— Так пять надрезов — это ваша подпись, мастер Крап?

Молодой пекарь рассматривал мои изделия, точно силился разглядеть на них завитушки моей монограммы. Коснуться хлеба он не пытался — даже спрятал руки за спину, чтобы я не заподозрил его в намерении покуситься на целостность батонов. Глаза парня блестели от любопытства и восторга — мои хлебобулочные творения, действительно, выглядели, как и пахли — очень аппетитно.

— Отчасти, Полуша. Только отчасти. Ведь, как я сказал: они ещё и необходимость.

Я осторожно прикоснулся к батону. Тот уже остыл. Похоже: допёкся. Твёрдая тонкая корочка сохранилась, как и обещал мастер Потус. Под давлением моих пальцев она отчётливо хрустела. В голове прозвучал куплет старой песни о «хрусте французской булки». «Хруст есть, — признал я. — А что там с обещанным в сопроводиловке к твоему заклинанию, профессор, медовым вкусом?»

Отломил кусок батона, поднёс его к лицу: недурственный запах — мёда с лёгким кедровым оттенком. От такого аромата можно и слюной захлебнуться на голодный-то желудок. Мой живот громко застонал — в его голосе мне послышались нецензурные выражения. Долгое обнюхивание пищи он посчитал за издевательство. Я не стал над ним долго глумиться. И над собой — тоже.

— Посмотрим, что у меня получилось.

Положил хлебную корку на язык. В комментариях к заклинанию говорилось: «тает во рту» — точно помню. Корка не растаяла. Я прислушался к вкусовым ощущениям. К медовому аромату добавился соответствующий вкус — чёткий, приятный, без излишней сладости, но и не пресный. Я точно на время вернулся в мир, где царила химия с её недурственными вкусовыми добавками.

«Хрену к нему не хватает», — промелькнуло в голове.

«Какой ещё хрен? — проскрипел призрак. — Кто ест хрен с медовым хлебом?»

«Отстань, старикан. Всё равно не поймёшь».

— Годится, — сказал я.

Протянул батон Полуше.

— Пробуй.

Пекарь не отказался от предложения. Взял хлеб, поднёс к глазам, точно высматривая спрятанные в нём секреты. Повторил мои действия: понюхал, забросил в рот маленький кусок хлебного мякиша. К чему-то прислушался. Вдруг приподнял брови от удивления. В глазах Полуши я увидел своё отражение — мне почудилось, или я действительно рассмотрел там на своей голове лавровый венок?

«Не слишком-то гордись, парень, — проскрипел голос старого пекаря. — Есть у тебя диплом кулинара, или нет, но до уровня мастера пекаря ты не дорос. Бумажка диплома из тебя мастера не сделает. А вот я — могу. Слушайся меня парень, и много добьёшься на нашем поприще, етить его. Ну а пока ты всё еще косорукий. И к тому же — лодырь. Ты всего лишь повторил чужой рецепт — не больше. Нашёл, чем гордиться».

«Ну да, старый, — сказал я. — Повторил — не спорю. Но как повторил! С выдумкой и с по-настоящему творческим подходом! Не как три-дэ принтер. Я добавил в твой медовый хлеб немного магии, заметил? Заклинание тоже придумал не я. Так что с того? Но получилось-то, согласись, здорово! Твой рецепт, плетение профессора. А молодец-то я: ведь это я их объединил!»

Смотрел на Полушу.

— Как тебе? — спросил я. — Что думаешь об этом рецептике? Достойный?

Большие глаза пекаря отражали моё лицо не хуже зеркал: взлохмаченные волосы, тёмная от загара кожа, опухшие веки — от недосыпа. Не мешало бы мне умыться и причесаться. Ну а лучше — поспать. Совмещать работу в пекарне и развлечения с женщинами — зло. Это я уже понял. Чем-то придётся пожертвовать. Мне будет недоставать работы с тестом… наверное.

— Мастер Карп… но как? — спросил Полуша. — Как у вас такое получилось? Ведь я же пробовал! В печи вкус мёда всегда исчезал! Всегда! А у вас!.. Очень вкусно! Будто медовый пирог. Только мягкий, как хлеб. Да это и есть хлеб! Мы теперь будем такой выпекать? Мастер Карп! Вы хотите его продавать? А… можно я попробую его испечь? Под вашим присмотром, конечно. А вдруг… и у меня получится?

Полуша откусил ещё кусок — зажмурился, спрятав мои отражения. Пришлось любоваться тем, как двигались челюсти молодого пекаря. Мой живот ревниво рыкнул — дегустации хлебной корки ему для счастья не хватило. Потерпит: позавтракаю наверху — не поленюсь для этого собственноручно заварить местный травяной чай. Для вина пока рановато.

— Мастер Карп… энто… очень вкусно! — сказал Полуша. — Дайте попробовать его Лошке — она с ума сойдёт от восторга. Медовый хлеб у старого хозяина получался лишь слегка сладковатый — не такой, как ваш. Как будто мёда там и не было. Батя раньше жаловался, что мастер Потус только переводит хороший мёд на свой хлеб. Что он скажет про ваш? Ведь чувствуется мёд, мастер Карп! Чувствуется!

«Что это ты там намешал в мой рецепт, бездельник?» — спросил призрак.